— ШАРЛОТТА! — Генри стал кирпично-красным. Она никогда не видела его таким сердитым. — О ЧЕМ, СКАЖИ НА МИЛОСТЬ, ТЫ ГОВОРИШЬ?
Шарлотта оперлась на стол.
— Ты знаешь очень хорошо, — сказала она. — Это то, почему ты женился на мне, не так ли?
— Ты никогда не говорила и слова об этом до сегодняшнего дня!
— А почему должна бы была? В этом нет ничего такого, чего бы ты не знал.
— Вообще-то есть. — Глаза Генри пылали. — Я не знаю ничего о том, что мой отец должен что-то твоему. Я пришел к своему отцу по доброй воле и спросил, не окажет ли он мне честь, позволив мне просить твоей руки. Не было никаких разговоров про деньги!
Шарлотта затаила дыхание. Годы которые они были женаты, она никогда не говорила слово о обстоятельствах ее помолвки Генри; там никогда не имело казался причиной, и она прежде никогда не хотела услышьте любое произнесенное с запинкой опровержение того, что она знала, было правдой. Не ее ли отец сказал это ей, когда рассказывал о предложении Генри? «Он довольно хороший человек, лучше, чем его отец, и тебе нужен муж, Шарлотта, если ты собираешься управлять Институтом. Я простил долги его отцу, так что этот вопрос закрыт между нашими семьями».
Конечно же, он никогда не говорил, не так многословно, что это и было причиной, по которой Генри попросил ее руки. Она сама придумала это…
— Ты не невзрачная, — сказал Генри, его лицо все еще пылало. — Ты прекрасна. И я не просил разрешения твоего отца жениться на тебе лишь потому, что был обязан; я сделал это, потому что любил тебя. Я всегда любил тебя. Я твой муж.
— Я не думала, что ты хотел им быть, — прошептала она.
Генри покачал головой.
— Я знаю, что люди называют меня странным. Эксцентричным. Даже сумасшедшим. И так далее. Я никогда не обращал на это внимания. Но для тебя, таким образом, я был слишком слабовольным… Ты вообще меня любишь?
— Конечно же, я люблю тебя! — крикнула Шарлотта. — Это никогда не было под вопросом.
— Разве? Ты думаешь, я не слышал, что говорят люди? Они говорят обо мне, как будто меня там нет, как будто я кто-то вроде полоумного. Я слышал, как Бенедикт Лайтвуд говорил бесчисленное количество раз, что ты вышла за меня замуж только для того, чтобы смочь претендовать на управление Институтом….
Теперь настал черёд Шарлотты злиться.
— И ты осуждаешь меня за то, что я думала, что ты слабовольный! Генри, я бы никогда не вышла за тебя замуж по это причине, никогда в жизни. Я сдала бы Институт мгновением раньше, чем я сдалась бы.
Генри уставился на нее, его светло-карие глаза расширились, его рыжие волосы топорщились, как будто он так много раз безумно пробегал по ним руками, что вызывало опасения, как бы он не выдрал их клочьями.
— Прежде чем ты сделаешь что?
— Прежде, чем я признаю тебя безнадежным, — сказала она. — Ты разве не знаешь этого?
И больше она не успела сказать ничего, потому что Генри обнял и поцеловал ее. Поцеловал ее так, что она больше не чувствовала себя невзрачной и не могла думать о своих волосах или пятне чернил на ее платье или вообще о чем-нибудь, кроме Генри, которого она всегда любила. У нее навернулись слезы на глаза и побежали по щекам, а тогда он отстранился, удивленно дотронувшись до ее мокрого лица.
— Не может быть, — сказал он. — Ты тоже меня любишь, Лотти?
— Конечно же, люблю. Я вышла за тебя замуж не для того, чтобы с кем-то управлять Институтом, Генри. Я вышла за тебя замуж, потому что… потому что я знала, что не буду возражать против всей сложности управления этим местом или того, что Конклав плохо относится ко мне, если бы я знала, что твое лицо будет последним, что я буду видеть, засыпая каждую ночь. — Она легонько ударила его по плечу. — Генри, мы женаты в течение многих лет. Что ты думал, я испытываю по отношению к тебе?
Он пожал своими худыми плечами и поцеловал ее макушку.
— Я думал, что ты полюбишь меня, — сказал он хрипло. — Я думал, что ты сможешь полюбить меня со временем.
— Вот, что я думала о тебе, — сказала она удивленно. — Разве могут быть оба такими глупыми?
— Я не удивлен в отношении себя, — сказал Генри. — Но, Шарлотта, честно, ты-то должна была это распознать.
Она подавила смех.
— Генри, — она сжала его руку. — Есть кое-что еще, что я должна сказать тебе, что-то очень важное…
Дверь в гостиную с шумом распахнулась.
Это был Уилл.
Генри и Шарлотта отдалились друг от друга и уставились на него. Он выглядел взволнованным… бледным, с темными кругами под глазами… но была какая-то ясность в его лице, которую Шарлотта никогда не видела, какой-то блеск в глазах. Она подготовилась к саркастической ремарке или холодному замечанию, но вместо этого он просто счастливо улыбнулся им.
— Генри, Шарлотта, — произнес он. — Вы не видели Тессу?
— Она, скорее всего в своей комнате, — сказала Шарлотта озадаченно. — Уилл, что-то случилось? Тебе разве не следует сейчас отдыхать? После травмы ты истощен…
Уилл отмахнулся.
— Ваше замечательное иратце сделало свою работу. Мне не нужен отдых. Я только хочу увидеть Тессу и спросить ее… — Он прервался, уставившись на письмо на столе Шарлотты. Несколькими шагами своих длинных ног он достиг стола и схватил его, прочитал с тем же встревоженным видом, что и Генри ранее. — Шарлотта… нет, ты не можешь отказаться от Института!
— Конклав найдет тебе другое место, чтобы жить, — сказала Шарлотта. — Или ты можешь остаться здесь, пока тебе не исполнится восемнадцать, хотя Лайтвуды…
— Я не хочу жить без тебя и Генри. Ради чего мне здесь оставаться? Обстановка? — Уилл тряс листком бумаги до тех пор, пока она не затрещала. — Я даже буду чертовски скучать по Джессамин… Ну, немного. А Лайтвуды уволят всех наших слуг и заменят их своими. Шарлотта, ты не можешь дать этому случиться. Это наш дом. Дом Джема, дом Софи.
Шарлотта изумленно уставилась на него.
— Уилл, ты уверен, что у тебя нет температуры?
— Шарлотта. — Уилл шлепнул бумагу обратно на стол. — Я запрещаю тебе уходить в отставку. Понимаешь, за все эти годы ты столько сделала для меня, как если бы я был твоим кровным родственником, и я никогда не говорил тебе, как я благодарен. Это также относиться и к тебе, Генри. Я благодарен, и из-за этого я не позволю тебе совершить ошибку.
— Уилл, — сказала Шарлотта. — Все кончено. У нас есть всего три дня, чтобы найти Мортмена, и мы не сможем это сделать. У нас просто нет времени.
— Повесь Мортмена, — сказал Уилл. — Я имею в виду буквально, конечно же, но так же и фигурально. Двухнедельный лимит, чтобы найти Мортмена, установленного по сути Бенедиктом Лайтвудом, нелепое испытание. Испытание, которое оказалось обманом. Он работает на Мортмена. Это испытание — его попытка забрать Институт у тебя, используя тебя же. Но если мы разоблачим то, что Бенедикт… марионетка Мортмена… Институт останется у тебя, и можно будет продолжить поиски Мортмена.
— У нас есть слово Джессамин, чтобы доказать, что Бенедикт подыгрывает Мортмейну…
— У нас нет ничего, — сказал Уилл твердо. — Это, по крайней мере, стоит обсудить, ты так не думаешь? — Шарлотта не придумать ни слова, чтобы сказать. Этот Уилл не был тем Уиллом, которого она знала. Он был прямым, откровенным, а его глаза светились силой. Если судить по молчаливости Генри, то он был тоже удивлен. Уилл кивнул, как будто принял это за аргумент. — Отлично, — сказал он. — Я скажу, чтобы Софи собрала остальных. — И он выбежал стрелой из комнаты.
Шарлотта с удивлением посмотрела на своего мужа, все мысли о новостях, которые она хотела рассказать ему, вымело из ее головы.
— Это был Уилл? — наконец сказала она.
Генри изогнул рыжую бровь.
— Может быть, его похитили и заменили автоматом, — предположил он. — Это представляется возможным….
На этот раз Шарлотта смогла только согласиться.
Хмурая Тесса покончила с сэндвичем и остатками чая, проклиная свою неспособность не совать нос в дела других людей. Когда она закончила, то начала одевать голубое платье и поняла, что эта задача слишком сложная без помощи Софи. «Только посмотри на себя, подумала она, испортилась всего лишь после нескольких недель, как у тебя появилась горничная. Не можешь одеться сама, не можешь прекратить вынюхивать там, где тебе не рады. Скоро тебе понадобится кто-нибудь, чтобы кормить тебя с ложечки кашей, а не то ты умрешь с голоду».
Она скорчила ужасное лицо в зеркале и села на трюмо, взяла оправленное в серебро зеркало и начала расчесывать свои длинные каштановые волосы.
Кто-то постучал в дверь.
Софи, подумала Тесса с надеждой, вернулась за извинениями. Что ж она получит их. Тесса бросила расческу и кинулась, чтобы открыть дверь. Так же как немногим ранее она ожидала увидеть Джема, и была разочарована, обнаружив на пороге Софи, теперь, ожидая увидеть Софи, она была удивлена, обнаружив Джема за дверью. Он был одет в серый шерстяной жакет и брюки, которые на фоне его серебристых волос казались почти белыми.
— Джем, — сказала она, пораженная. — Все в порядке?
Его серые глаза изучали ее лицо, ее длинные распущенные волосы.
— Ты выглядишь так, ка будто ожидала увидеть кого-то еще.
— Софи. — Вздохнула Тесса и заправила выбившийся локон за ухо. — Я боюсь, что оскорбила ее. Моя привычка говорить прежде, чем думать, опять застала меня врасплох.
— О, — сказал Джем с нехарактерным для него отсутствием интереса. Обычно он бы спросил Тессу, что она сказала Софи, либо успокоил бы ее или помог ее разработать план действий, чтобы заслужить прощение Софи.
Его обычно яркий интерес ко всему, казалось, странным образом исчез, подумала Тесса с тревогой. Кроме того, он был абсолютно бледным и, казалось, постоянно поглядывал ей через плечо в комнату, как будто чтобы проверить, одна ли она.
— Сейчас… то есть, Тесса, я хотел бы поговорить с тобой наедине. Ты достаточно хорошо себя чувствуешь?
— Это зависит оттого, что ты хочешь мне сказать, — сказала она со смехом, но когда на ее смех не последовало ответной улыбки, у нее возникли опасения. — Джем… ты обещаешь, что все хорошо? Уилл…