— Думаю, это хорошо, — сказала Тесса, перебирая одеяло, — что он собирается жить здесь. Он будет ближе к тебе…
— Это будет хуже всего, — ответила Софи, и ее глаза вдруг наполнились слезами. Тесса застыла в ужасе, гадая, что она сказала не так. Слезы стояли в глазах Софи, придавая им зеленоватый отлив. — Если он будет жить здесь, он увидит меня такой, какая я есть на самом деле. Служанка. — Ее голос прервался. — Я знала, что не должна была встречаться с ним, когда он попросил. Миссис Бранвелл не такая, чтобы наказывать своих служащих за подобные нарушения. Но я знаю, что поступила неправильно, потому что он и я, мы не можем быть вместе. — Она подняла руку и потерла глаза. И слезы потекли вниз по обеим ее щекам, целой и изуродованной шрамом. — Я могу потерять все, если позволю себе лишнее. А чего лишится он? Ничего.
— Гидеон не такой.
— Он — сын своего отца, — сказала Софи. — Кто сказал, что это ничего не значит? Одно дело, если бы он просто собирался жениться на примитивной, но видеть, как я разжигаю огонь, убираю…
— Если он любит тебя, он не будет думать об этом.
— Люди всегда думают о таких вещах. Они не так благородны, как вы думаете.
Тесса подумала об Уилле, как он закрывал свое лицо руками, говоря: «Если ты любишь его, Тесса, пожалуйста, не рассказывай то, о чем я сказал тебе только что».
— Можно найти благородство в самых странных местах, Софи. Кроме того, ты правда хочешь стать Сумеречным Охотником? Ты бы могла…
— О да, я хочу этого, — сказала Софи. — Больше всего на свете. Всегда хотела.
— Я не знала, — удивилась Тесса.
— Я думала, это случится, если я выйду замуж за мастера Джема, — Софи поправила одеяло, затем подняла глаза и мрачно улыбнулась. — Вы ведь не разбили ему сердце, не так ли?
— Нет, — сказала Тесса. «Просто разорвала свое пополам». — Я не разобью ему сердце. Никогда.
Глава 21. Угли
О, брат, боги были добры к тебе.
Спи, и будь счастлив, пока мир существует.
Довольствуйся тем, что годы проносятся мимо;
Будь благодарен за жизнь, и любовь, и соблазны;
Будь благодарен за жизнь, о брат, и за смерть,
За последние сладкие звуки ее шагов, ее дыхания,
За те немногие милостивые подарки, что она вручила,
За слезы и поцелуи твоей госпожи.
Музыка лилась из-за приоткрытой двери в комнату Джема. Уилл стоял, положив руку на ручку двери, его плечо упиралось в стену. Он чувствовал себя глубоко опустошенным, более уставшим, чем когда-либо в своей жизни. Ужасно пылающая энергия поддерживала в нем тревогу с тех пор, как он покинул Чейн Вок, но сейчас она ушла, вытекла, осталась только истощающая тьма.
Он ждал, что Тесса окликнет его, после того, как захлопнул дверь гостиной, но этого не случилось. Он все еще видел ее в своем воображении, глядящую на него глазами, похожими на серые грозовые тучи.
«— Джем сделал мне предложение, и я сказала да.
— Ты любишь его?
— Я люблю его».
И все же он стоял здесь, перед дверью Джема. Он не знал, зачем пришел сюда — чтобы попытаться поговорить с Джемом насчет Тессы, если подобное вообще возможно, или, что более вероятно, это было место, где он чувствовал себя хорошо на протяжении многих лет, и пока не мог отучиться от этой привычки. Он толчком открыл дверь. Ведьмин свет осветил холл, и он вошел в комнату Джема. Джем сидел на комоде у подножия кровати со скрипкой, балансировавшей на его плече. Его глаза были закрыты, он водил смычком по струнам, но уголки его губ изогнулись, когда его парабатай вошел в комнату, и тогда он сказал:
— Уилл? Это ты, Уилл?
— Да, — сказал Уилл.
Он просто стоял в комнате, чувствуя себя так, как будто не мог идти дальше.
Джем перестал играть и открыл глаза:
— Телеманн, — сказал он. — Фантазия в ми-бемоль мажоре. — Он положил скрипку и поклонился. — Что ж, тогда входи. Ты заставляешь меня нервничать, стоя там.
Уилл сделала еще несколько шагов. Он провел так много времени в этой комнате, он знал ее так же хорошо, как и свою собственную. Коллекция Джема книг о музыке, чехол, в котором лежит его скрипка, когда он на ней не играет, окна, которые создают квадратные солнечные пятна. Комод, который прошел с ним весь путь от Шанхая. Трость с нефритовым набалдашником, прислоненная к стене. Коробочка с Гуань Инь, в которой хранятся наркотики Джема. Кресло, в котором Уилл провел бесчисленные ночи, наблюдая за спящим Джемом, считая его вздохи и молясь.
Джем взглянул на него. Его глаза были светлыми, без намека на цвет, только простое счастье от того, что он увидел друга.
— Я рад, что ты здесь.
— Я тоже, — сказал Уилл хрипло. Он чувствовал себя неловко, и задавался вопросом, чувствует ли это Джем. Он никогда прежде не чувствовал себя неловко со своим парабатаем.
Это все из-за слов, подумал он, которые так и просятся сорваться с языка.
«Ты понимаешь это, не так ли, Джем? Без Тессы здесь нет ничего для меня — ни радости, ни света, ни жизни. Если бы ты любил меня, ты бы позволил мне завладеть ею. Ты не можешь любить ее так, как я. Никто не может. Если бы ты был моим настоящим братом, ты бы сделал это для меня».
Но слова остались невысказанными, а Джем наклонился вперед, его голос был тихим и доверительным.
— Уилл. Есть кое-что, что я хотел тебе сказать, но не тогда, когда скажу это всем остальным.
Уилл приготовился. Вот оно. Джем собирается рассказать ему о помолвке, и он будет должен притворяться счастливым, и попытаться, чтобы его не стошнило из окна, чего ему отчаянно хотелось. Он засунул руки в карманы.
— Что такое?
Солнце заблестело в волосах Джема, когда он наклонил голову.
— Мне следовало сказать тебе прежде. Но мы никогда с тобой не обсуждали тему любви, потому что такой циничный… — Он ухмыльнулся: — Я думал, что ты будешь смеяться надо мной. И, кроме того, я никогда не думал, что у меня есть шанс на ответные чувства.
— Тесса, — произнес Уилл.
Ее имя было как нож.
Улыбка Джема была яркой, освещающей все его лицо, и надежда, которая таилась в укромном уголке сердца Уилла, что, возможно, Джем не любит по-настоящему ее, исчезла, ее сдуло, как туман сильным ветром.
— Ты никогда не уклонялся от своих обязательств, — сказал Джем. — И я знаю, что ты сделал все возможное, чтобы спасти Тессу на чайном складе, кем бы она ни была. Но я не мог не думать о том, что, возможно, причина, по которой ты решил спасти ее, заключается в том, что ты знал, что она для меня значит. — Он слезка наклонил голову назад, сверкая улыбкой. — Я правильно догадался или я тупой идиот?
— Ты идиот, — сказал Уилл и тяжело сглотнул, потому что его горло было сухим. — Но… ты прав. Я знаю, что она значит для тебя.
Джем широко улыбнулся.
Его счастье написано на его лице, в его глазах, подумал Уилл. Он никогда прежде не видел его таким. Он всегда думал о Джеме, как о спокойном и мирном человеке, всегда думал, что радость, так же как и гнев, слишком экстремальные и человеческие эмоции для него.
Сейчас он понял, что был совершенно неправ. Просто Джем никогда прежде не был так счастлив. С тех пор как его родители умерли, понял Уилл. Но Уилл никогда не принимал это во внимание. Он всегда задумывался только о том, был ли Джем в безопасности, жив ли он, но никогда счастлив ли он.
«Джем мой самый большой грех».
Тесса была права, подумал он.
Он хотел, чтобы она порвала с Джемом, независимо оттого, чего бы это стоило. Теперь он понял, что не сделал бы этого, не смог бы. «Ты можешь, по крайней мере, поверить, я знаю, что такое честь, честь и долг», как-то сказал он Джему, и так действительно думал. Он обязан Джему жизнью. Он не мог забрать у него то, что Джем хотел больше всего на свете. Даже если это стоило Уиллу собственного счастья, Джем был для него не просто тем, кому обязан всем, и кому он не смог бы тем же отплатить, но как гласил завет, тем, кого он любил, как собственную душу.
Казалось, Джем стал не только счастливее, но и сильнее, на щеках появился румянец, спина выпрямилась.
— Я должен извиниться, — сказал Джем. — Я был слишком суров к тебе в притоне ифритов. Я знаю, что ты просто искал утешения.
— Нет, ты был прав…
— Я ошибался. — Джем встал. — Если я был суров, то это только потому, что я не могу видеть, как ты обращаешься с собой — точно с бесполезной вещью. Несмотря на то, что часть тебя сопротивляется этому, я вижу, кто ты есть на самом деле — мой кровный брат. Ты не просто лучше, чем притворяешься, но лучше, чем большинство людей надеются стать. — Он мягко положил руку на плечо Уилла. — Ты заслуживаешь большего. — Уилл закрыл глаза.
Он видел черные базальтовые стены зала Совета, два круга очерчены огнем на земле. Джем делает шаг из своего круга к Уиллу, они оказываются в одном пространстве, окруженном стеной огня. Его глаза, тогда еще черные, казались огромными на бледном лице.
Уилл вспомнил слова клятвы парабатая.
«Куда ты пойдешь, туда я пойду; где ты умрешь, там и я умру, и буду похоронен рядом с тобой по воле Ангела. Ничто, кроме смерти, не разлучит нас».
Тот же голос заговорил с ним сейчас.
— Благодарю тебя, за то, что ты сделал для Тессы, — сказал Джем.
Уилл не мог смотреть на Джема; он смотрел на стену, где их тени сливались воедино, так что никто не мог бы сказать, где заканчивается одна и начинается другая.
— Спасибо, что присмотрел за Братом Енохом, пока он вытаскивал осколки из моей спины, — сказал Уилл.
Джем рассмеялся.
— Для чего еще нужны парабатаи?
Зал Совета был увешан красными полотнищами, разрисованными черными рунами.
Джем шепнул Тессе, что это руны правильных решений и справедливых суждений. Они заняли свои места впереди, рядом с Генри, Гидеоном, Шарлоттой и Уиллом. Тесса не говорила с Уиллом со вчерашнего дня. Он не присутствовал на завтраке, и присоединился к ним во дворе уже поздно, сбежал по лестнице, застегивая на ходу пальто. Его темные волосы были растрепаны, и выглядел он так, будто не спал вовсе. Он, казалось, пытался не смотреть на Тессу, и она, в свою очередь, избегала его взгляда, хотя чувствовала время от времени на своей коже обжигающие касания. Джем вел себя к