Механический принц — страница 30 из 73

Остановившись перед комнатой Джема, она робко постучала. Никто не ответил. Тесс поискала его в музыкальном салоне и библиотеке, но в конце концов вернулась ни с чем. Почистив платье и убрав его в шкаф, девушка легла в кровать и уставилась в потолок. Она даже подняла с пола томик «Ватека», но стихотворение на титуле не вызвало у нее улыбки, и сосредоточиться на книге не удалось.

Тесс не понимала, что происходит. Джем ведь злился на Уилла, а не на нее. И все же он никогда прежде так себя не вел. Сегодня он был резок, глух к ее словам и, кажется, вообще о ней забыл…

Глядя на трепещущий огонек свечи, Тесс пристыжено подумала, что всегда воспринимала доброту Джема как нечто само собой разумеющееся. Его чуткость и отзывчивость казались ей чем-то естественным, и она ни разу не задалась вопросом, сколько сил он прикладывал, чтобы быть таким. Чтобы стоять между Уиллом и остальным миром, защищая их друг от друга. Чтобы пережить смерть родных и не сломаться. Чтобы день за днем спокойно улыбаться в лицо собственной смерти.

Жуткий, рвущий душу звук заставил Тесс подскочить на кровати. Что это? Он доносился откуда-то из коридора. Или из чьей-то комнаты…

Джем?

Тесс торопливо сдернула халат с крючка и, путаясь в рукавах, кинулась к двери. Она оказалась права – дикие звуки определенно неслись из комнаты Джема. Тесс вспомнила, как в первую ночь в Институте нежная скрипичная мелодия привела ее к нему. Но сейчас… Казалось, кто-то терзал смычком струны, заставляя их по-человечески плакать от боли. Сердце Тесс рвалось к Джему – и в то же время она боялась увидеть его в такой миг. Наконец, она взялась за ручку двери и, быстро проскользнув в комнату, закрыла ее за собой.

– Джем, – прошептала она.

В тусклом свете колдовских огней она разглядела нефилима, сидевшего на сундуке в изножье кровати. Из облачения Сумеречного охотника на нем остались только штаны и рубашка; серебряные волосы были всклокочены. Он прижимал скрипку к плечу и яростно водил смычком по струнам, извлекая из инструмента чудовищные, мучительные звуки. Когда одна струна лопнула, Тесс не выдержала.

– Джем! – закричала она, но нефилим снова ее не слышал. Тесс подошла и вырвала смычок у него из рук. – Джем, прекрати! Ты сломаешь свою чудесную скрипку!

Джем наконец посмотрел на нее; расширившиеся зрачки полностью поглотили серебряную радужку его глаз, оставив лишь тонкий блестящий обод. Дыхание с хрипом вырывалось из груди нефилима; расстегнутая на груди рубашка открывала взору блестящую от пота кожу с черной вязью татуировок. Щеки Джема горели.

– И что? – почти прошипел он. – Какая разница? Я умираю. Мне остался год, может, два. Кому какое дело, если скрипка сломается раньше меня?

Тесс не знала, что сказать. Раньше Джем никогда не говорил о своей болезни таким тоном.

Нефилим резко встал и подошел к окну. Лунный свет силился пробиться сквозь окутавший Лондон густой туман, и в мглистой дымке плясали причудливые тени.

– Ты сама знаешь, что это правда, – глухо сказал Джем.

– Еще ничего не решено, – дрогнувшим голосом ответила Тесс. – Лекарство…

– Лекарства нет. – В словах Джема не было злости, лишь отрешенность, но от этого Тесс стало еще страшнее. – Я умру. Моя семья уже мертва, я умираю, а человек, которому я доверял больше всех, принимает убивающий меня яд, чтобы развлечься.

– Джем, я думаю, у него были на то причины.

Положив смычок на скамейку для ног, Тесс осторожно приблизилась к нефилиму, будто он был диким зверем, способным напасть в любую секунду.

– Он просто пытается от чего-то сбежать, – продолжала она. – От чего-то темного и ужасного. Да ты и сам это понимаешь, Джем. Ты же помнишь, что с ним случилось, когда он увидел Сесили.

Тесс теперь стояла совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Промокшая от пота белая рубашка облепила спину нефилима; сквозь тонкую ткань просвечивали метки. Джем бросил скрипку на сундук, немало не заботясь о ее сохранности, и повернулся к Тесс.

– Уилл понимает, что это значит для меня. Видеть, как он играет с ядом, который разрушил мою жизнь…

– Но он не думал о тебе…

– Я знаю! – глаза Джема были почти черными. – Я говорю себе, что на самом деле Уилл лучше, чем пытается казаться, но так ли это? После смерти родителей у меня не осталось ничего, а потом появился он. И я думал, что даже если моя жизнь потеряет всякий смысл, Уилл будет рядом. Но теперь мне кажется, что я жестоко ошибался.

Джем дышал так часто, что Тесс не выдержала и приложила ладонь к его лбу.

– Да у тебя жар! – ахнула она. – Тебе нужно отдохнуть…

Джем отпрянул, и Тесс уронила руку.

– В чем дело? – обиженно спросила она. – Не хочешь, чтобы я к тебе прикасалась?

– Не так, – сердито ответил он, и лихорадочный румянец дополнился краской смущения.

– Я тебя не понимаю, – сказала Тесс с искренним изумлением. Такого поведения можно было ожидать от Уилла, но не от Джема.

– Будто я пациент, а ты – сиделка, – все так же сердито объяснил Джем. – Думаешь, если я болен, то…

Он судорожно вздохнул и продолжил:

– Думаешь, я не знаю, что ты берешь меня за руку только для того, чтобы пощупать пульс? Что смотришь мне в глаза, желая понять, сколько лекарства я принял? Будь я нормальным, здоровым человеком, то мог бы хотя бы надеяться… Я мог бы… – Джем оборвал себя на полуслове – то ли сообразил, что и так сказал слишком много, то ли окончательно выдохся.

Тесс покачала головой, чувствуя, как волосы щекочут шею.

– Джем, ты бредишь, в тебе говорит лихорадка.

Глаза нефилима потемнели, и он отвернулся от девушки.

– Ты даже не веришь, что я достаточно живой, чтобы желать тебя, – едва слышно выдохнул он.

– Нет! – Тесс схватила его за руку без всякой задней мысли. Джем застыл. – Джеймс, я не это хотела сказать.

Нефилим накрыл ее пальцы своей горячей ладонью, а потом притянул девушку к себе. Теперь они стояли лицом к лицу, и дыхание Джема опаляло жаром ее волосы. Тесс ощущала биение пульса у него под кожей и с поразительной ясностью видела, как дрожит жилка на горле нефилима. Лунный свет запутался в серебристых волосах Сумеречного охотника, и лицо его сейчас казалось совсем бледным. Тесс чувствовала, будто тысячи крохотных иголок впиваются в кожу, сводя ее с ума. Но ведь это был Джем, близкий и надежный, как стук собственного сердца. Джем, при виде которого ее кровь не бежала быстрее по венам, а голова не начинала кружиться.

– Тесс, – произнес он, и девушка отважилась посмотреть на него. Сейчас перед ней стоял совсем не тот Джем, к которому она привыкла. Глаза его были почти черными. В следующее мгновение Джем наклонился, и Тесс, оцепенев от удивления, поняла, что он целует ее. И она отвечает на его поцелуй. Поцелуи Уилла обжигали, а поцелуй Джема был словно глоток свежего воздуха после душной темницы. Его губы были нежными и настойчивыми; Тесс почувствовала, как рука Джема ложится ей на затылок, мягко направляя голову. Другой рукой он прикоснулся к ее щеке и ласково провел большим пальцем по скуле. Тесс ощутила на губах вкус жженого сахара и подумала о «лекарстве» Джема. Его прикосновения были нежными и осторожными, и она понимала, почему. В отличие от Уилла, Джем осознавал, что не должен так себя вести и что она может в любую секунду отстраниться.

Но Тесс и не думала отстраняться. И хотя девушку по-прежнему изумляло то, что земля уплывала у нее из-под ног от поцелуев Джема, она неожиданно для самой себя обняла его за шею и притянула ближе.

Нефилим приглушенно ахнул и замер на миг. Видимо, все это время он не сомневался, что Тесс оттолкнет его. Но ее руки нежно гладили его по плечам, а губы шептали, чтобы он не останавливался. Сначала робко, потом со все большим пылом он принялся отвечать на ласки, целуя Тесс снова и снова. Он заключил лицо девушки в свои ладони, и тонкие пальцы скрипача погладили ее кожу, бросая Тесс в дрожь. Затем он положил руки ей на талию и прижал к себе; босая нога Тесс поскользнулась на ковре, и девушка упала на кровать, невольно увлекая Джема за собой.

Крепко вцепившись в его рубашку, Тесс притянула Джема, принимая тяжесть его тела, словно давно потерянную часть своего существа, утрату которой она все это время не осознавала. Джем был легким, словно птица, – и сердце его билось быстро, как у птички. Тесс запустила пальцы в его волосы, и на ощупь они оказались совсем как в ее потаенных мечтах – невесомыми, словно перышки. Руки Джема блуждали по телу девушки, будто он никак не мог поверить в происходящее. Когда дрожащие пальцы нефилима добрались до завязок халата и нерешительно застыли, Тесс почувствовала на шее его прерывистое дыхание.

Робость Джема заставила ее сердце забиться с новой силой; девушку захлестнула нежность, которой с лихвой хватило бы на них обоих. Она хотела, чтобы Джем увидел ее настоящую, просто Тесс Грей, – такую, как она есть. Она распустила завязки, и халат соскользнул, открывая белый батист ночной сорочки.

Тесс смотрела на Джема, едва дыша; выбившиеся из прически волосы спутанными прядями падали на лицо. Джем осторожно убрал локон с ее щеки и хриплым голосом повторил слова, уже сказанные им в карете по пути в Уайтчепел:

Ни хэнь пяо лян.

– Что это значит? – прошептала она, и на этот раз он с улыбкой ответил:

– Ты прекрасна. Я не хотел говорить тебе раньше. Боялся, ты подумаешь, что я слишком много себе позволяю.

Тесс провела пальцами по его щеке и по тонкой коже горла до ямки между ключицами, где часточасто бился пульс. Серебристые ресницы нефилима затрепетали, словно крылья бабочки, когда он попытался проследить взглядом за движением ее руки.

– Так позволь, – прошептала Тесс.

Их губы снова встретились, и девушка закрыла глаза, словно пытаясь спрятаться в темноте от чувств, обрушившихся на нее сокрушительной волной. Джем прошептал что-то и обнял ее еще крепче. Они перекатились набок, и Тесс обвила его ногами; теперь они прижимались друг к другу так сильно, что было трудно дышать. Тесс нащупала пуговицы его рубашки, но они упорно не поддавались ее дрожащим пальцам. Наконец она смогла расстегнуть их, едва не порвав ткань. Пока Джем освобождался от рубашки, Тесс заметила, что глаза его снова налились серебром. Но она любовалась ими лишь мгновение, слишком увлеченная тем, что еще открылось ее взору. По сравнению с мускулистым Уиллом Джема можно было назвать хрупким, но эта хрупкость была полна изящества, навевавшего мысли о поэтических строках.