Но его младший брат уже закусил удила.
– Ты ведь понятия не имеешь, что сделал отец твоей драгоценной Шарлотты? Я и сам узнал не так давно. Отец не выдержал и все нам рассказал. До сих пор он защищал Фэйрчайлдов.
– Защищал? – недоверчиво переспросил Уилл.
– Да, их – и нашу семью. Брат моей матери, дядя Сайлас, был близким другом Гренвилла Фэйрчайлда, – сбивчиво заговорил Габриэль. – И он нарушил Закон. Ничего серьезного, так, мелочь, но Фэйрчайлду стало о ней известно. Дружба и верность были для него пустым звуком. Закон он чтил прежде всего. Фэйрчайлд доложил Конклаву, – возвысил голос Габриэль. – И дядя покончил с собой, не в силах вынести такой позор. А моя мать умерла от горя. Фэйрчайлды думают только о себе и о Законе!
На какое-то время в комнате воцарилась тишина; даже Уилл, потрясенный услышанным, утратил дар речи. Первой заговорила Тесс:
– Но ведь Шарлотта не виновата в том, что сделал ее отец.
Габриэль побледнел, его зеленые глаза пылали яростным огнем.
– Вам не понять, – злобно сказал он. – Вы не Сумеречный охотник и не имеете представления о том, что такое честь семьи. Гренвилл Фэйрчайлд хотел передать Институт своей дочери, и Консул позволил этому случиться. А теперь мы наконец вышвырнем ее отсюда. Гренвилла все ненавидели, ненавидели так сильно, что никто не желал брать Шарлотту в жены. По счастью, Бранвеллам не терпелось сбыть Генри с рук. Все знают, что Фэйрчайлд заплатил им и Генри на самом деле ее не любит. Да и как он может…
Послышался хлопок, будто кто-то выстрелил из винтовки, и Габриэль умолк. На щеке его краснел отпечаток ладони. Софи, тяжело дыша, стояла перед Лайтвудом, сама не веря в то, что сейчас сделала.
Габриэль сжал руки в кулаки, но сдержался. Он не мог ударить девушку, тем более что она была из простецов. Габриэль посмотрел на брата, но Гидеон спокойно встретил его взгляд и покачал головой. Повернувшись на каблуках, Габриэль бросился вон из комнаты.
– Софи, с тобой все в порядке? – воскликнула Тесс и кинулась к горничной. Та, не отрываясь, смотрела на Гидеона.
– Простите, сэр, – сокрушенно произнесла она. – Я потеряла голову, не знаю, что на меня нашло…
– Отличный удар, – невозмутимо ответил Гидеон. – Я вижу, тренировки не прошли даром.
Уилл вернулся на скамейку; его синие глаза блестели от любопытства.
– Габриэль сказал правду? – спросил он Гидеона.
Тот лишь пожал плечами в ответ.
– Габриэль боготворит отца и воспринимает каждое его слово как непреложную истину. Дядя действительно покончил с собой, но до недавнего времени я не знал, что толкнуло его на этот отчаянный шаг. После нашей первой тренировки отец спросил, что мы думаем об Институте. Я сказал, что он выглядит не хуже Мадридского, а Шарлотта, судя по всему, хорошо справляется со своими обязанностями. Тогда-то отец и рассказал нам о Гренвилле Фэйрчайлде.
– Позвольте спросить, а как именно ваш дядя нарушил Закон? – робко поинтересовалась Тесс.
– Сайлас? Влюбился в своего парабатая. Далеко не мелочь, что бы там ни говорил Габриэль. Закон запрещает парабатаям вступать в романтические отношения. Но даже лучшие из Сумеречных охотников иногда не могут противиться чувствам. Конклав разделил их, и Сайлас покончил с собой, не в силах смириться с разлукой. Моя мать была вне себя от горя и гнева. Вполне возможно, на смертном одре она заклинала отца забрать Институт у Фэйрчайлдов. Матери не стало, когда Габриэлю только исполнилось пять лет. Он был совсем еще ребенком и вряд ли понимал, что происходит. А я… я знаю, что сыновья не должны нести ответственность за грехи отцов.
– И дочери, – добавил Уилл.
Гидеон криво усмехнулся; он смотрел на Эрондейла безо всякой неприязни, будто прекрасно понимал, почему тот так себя ведет. Уилла это несколько обескуражило.
– Проблема в том, что после сегодняшнего Габриэль вряд ли сюда вернется.
Софи, только начавшая приходить в себя, снова побледнела, как полотно.
– Миссис Бранвелл будет в ярости…
Тесс успокаивающе замахала рукой.
– Я догоню его и попрошу прощения, Софи. Не волнуйся.
Она бросилась к выходу, не обращая внимания на Гидеона, который пытался ей что-то сказать. Ей не хотелось признавать это, но история Габриэля заставила ее сердце сжаться от сострадания. Тесс представляла, каково это – потерять мать в столь юном возрасте. И кто знает, на что пошла бы она сама, чтобы исполнить ее последнее желание.
– Тесс!
Девушка уже бежала по коридору, когда сзади раздался голос Уилла. Тесс обернулась: Эрондейл догонял ее с улыбкой на лице. Впрочем, следующие слова Тесс заставили его нахмуриться.
– Зачем ты побежал за мной? Уилл, их нельзя оставлять одних! Ты должен немедленно вернуться в зал для тренировок.
– Но почему? – топнул ногой Уилл.
Тесс в отчаянии всплеснула руками.
– Неужели мужчины не видят дальше своего носа? Гидеон положил глаз на Софи…
– На Софи?!
– Она очень красивая, – накинулась на него Тесс. – И ты дурак, если этого не замечаешь. Я боюсь, что Гидеон может причинить ей боль. А она и так уже натерпелась от прошлых хозяев. К тому же Габриэль не станет разговаривать со мной, если ты будешь рядом.
Уилл пробормотал что-то себе под нос и схватил Тесс за запястье.
– Пошли.
От прикосновения его руки девушку бросило в жар. Уилл затащил ее в гостиную и подвел к большому окну, выходившему во двор. Отпустив руку Тесс, он указал на карету Лайтвудов, исчезающую за железными воротами.
– Как видишь, Габриэль уехал. Надеюсь, ты не собираешься бежать за каретой? – Уилл выразительно поднял бровь. – А у Софи достаточно ума, чтобы не поддаться очарованию Гидеона. Которого, к слову, у него не больше, чем у фонарного столба.
Тесс, к своему удивлению, прыснула со смеху. Она прижала ладонь к губам, но было слишком поздно – смех неудержимо рвался наружу. Девушка прислонилась к окну. Уилл вопросительно посмотрел на нее, легкая улыбка тронула его губы.
– Кажется, я более остроумен, чем я думал. А это значит, что я невероятно остроумен!
– Это не ты меня насмешил, – выдавила Тесс. – Просто – ахах! – вспомнила, какая физиономия была у Габриэля, когда Софи влепила ему пощечину. Господи, – выдохнула она, убирая волосы с лица. – И чего я веселюсь? Габриэль вспылил, потому что ты его задирал. Мне следовало бы злиться на тебя.
– Следовало бы, – задумчиво произнес Уилл, словно пробуя слова на вкус. Нефилим уселся перед камином и протянул длинные ноги к огню. Тесс давно поняла, что в английских домах согреться можно только у очага. Да и то, согреться – громко сказано. Спереди припекает, а сзади поддувает сквозняк, и в результате чувствуешь себя недожаренной индейкой.
– «Следовало бы» никогда не сулит ничего хорошего, – продолжал Уилл. – Мне следовало бы расплатиться в таверне, тогда мои ноги остались бы целы. Мне следовало бы хорошенько пораскинуть мозгами, прежде чем сбегать с женой друга. Тогда бы она не пилила меня изо дня в день. Мне следовало бы…
– Тебе следовало бы подумать о Джеме, – тихо сказала Тесс.
Уилл откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее. Он выглядел сонным и прекрасным, точь-в-точь как Аполлон на картинах прерафаэлитов.
– Я так понимаю, шутки кончились? – Голос его был по-прежнему веселым, но теперь в нем проскальзывали стальные нотки.
Тесс села в кресло напротив.
– Ты не переживаешь из-за того, что Джем на тебя сердится? Он твой парабатай. И это Джем. Он ведь никогда ни на кого не сердится.
– Думаю, это пойдет ему на пользу, – с напускной беззаботностью откликнулся Уилл. – Избыток ангельского терпения кого угодно сведет с ума.
– Не смейся над ним, – резко оборвала его Тесс.
– Смеяться можно над кем угодно.
– Но не над Джемом. Он всегда был добр к тебе. Да, вчера он тебя ударил, но это доказывает лишь то, что ты и святого можешь вывести из себя.
– Так это Джем меня ударил? – изумился Уилл, прикладывая руку к опухшей щеке. – Откровенно говоря, я почти ничего не помню. Только как вы двое меня будили, а мне очень хотелось спать. Еще помню, как Джем на меня кричал, а ты не давала упасть. Я знал, что это ты. Ты пахнешь лавандой.
Тесс сделала вид, что не услышала последних слов.
– Джем ударил тебя потому, что ты это заслужил.
– Ты сейчас прямо как Разиэль на картинах, где он грозно взирает на нас с небес. Скажи мне, о грозный ангел, что же я натворил?
Тесс тщетно пыталась подыскать слова и наконец обратилась за помощью к языку, который они с Уиллом понимали лучше всего, – к поэзии.
– Помнишь, что сказал Джон Донн?
– «Не связывай мне руки и утешь…»[32] – процитировал Уилл, глядя ей прямо в глаза.
– Нет, о том, что человек – не остров. Все, что ты делаешь, затрагивает других. Но ты об этом никогда не думаешь. Ведешь себя так, будто живешь на острове Уилла Эрондейла, не задумываясь о том, как твои поступки повлияют на остальных.
– И как же мой поход в притон повлиял на Джема? – спросил Уилл. – Ему пришлось посреди ночи ехать в Уайтчепел, чтобы вытащить меня оттуда? Но Джему случалось подвергать себя и куда большей опасности. Мы с ним поклялись защищать друг друга.
– Но ты этого не делаешь! – раздраженно воскликнула Тесс. – Неужели ты не понимаешь? Этот серебряный порошок разрушил его жизнь, а ты пользуешься им, просто чтобы развлечься. Как будто для тебя это лишь игра. Он принимает эту отраву каждый день, чтобы жить, хотя она же его и убивает. Он ненавидит свою зависимость. Даже не может сам его покупать; ему приходится просить тебя об этом.
Уилл попытался что-то возразить, но Тесс подняла руку.
– А ты слоняешься по Уайтчепелу и спускаешь деньги в притонах, точно какой-нибудь беззаботный богатей. О чем ты только думал?
– Это не имеет никакого отношения к Джему…
– Ты посмеялся над ним, – не унималась Тесс. – Посмеялся над его страданиями. А ведь ты его побратим.
– Не может быть, чтобы он так думал, – побледнел Уилл.