Уилл уже ждал ее возле кареты. Когда двери Института открылись, он поднял голову и замер. Тесс знала, что он видит перед собой: перед выходом она успела посмотреть в зеркало. Она стала точной копией Джессамины в великолепном платье цвета слоновой кости. Глубокое декольте открывало грудь, а шелковая ленточка подчеркивала изящную шею. Короткие рукава никак не защищали от ночного ветра; Тесс чувствовала себя почти голой, но не откровенность выреза была тому виной – ей пришлось оставить своего механического ангела. Нат обязательно заметил бы его. Софи туго зашнуровала лиф платья и уложила аккуратными складками шлейф; волосы Тесс горничная уложила в высокую прическу, украшенную нитками жемчуга и жемчужными шпильками. Золотая полумаска, идеально подходившая к светлым волосам Джессамины, довершала образ. «Я похожа на сказочную принцессу», – отстранение думала Тесс, глядя в зеркало, пока Софи суетилась вокруг нее.
Странные мысли приходят в голову, когда отражение тебе не принадлежит.
Но Уилл… Он, конечно, предупреждал, что Тесс придется узреть его во всем великолепии, и она еще закатила глаза, но тут ей оставалось лишь признать, что он не погрешил против истины. В черно-белом костюме Уилл Эрондейл действительно выглядел бесподобно. Простые цвета подчеркивали совершенство его черт. Темные волосы юноши падали на черную полумаску, в глубине которой таинственно мерцали синие глаза. Сердце Тесс пропустило удар, и девушка тут же разозлилась на себя. Она отвернулась и заметила, что Сирил озадаченно переводит взгляд с нее на Уилла и обратно. Наконец он пожал плечами и поудобнее устроился на козлах. Интересно, как Уилл объяснил Сирилу, зачем им с Джессаминой ехать в Чизвик посреди ночи? Занятная, должно быть, получилась история.
– А! – негромко воскликнул Уилл, когда Тесс спустилась к экипажу и запахнула пелерину. Она надеялась, что ее невольную дрожь он спишет на ночную прохладу. – Теперь я понимаю, почему твой брат цитировал это ужасное произведение. Ты ведь Мод, верно? «Королева роз из сада розовых дев»!
– Знаешь, мне эта поэма тоже никогда не нравилась, – призналась Тесс, опираясь на протянутую руку и залезая в карету.
Уилл забрался в экипаж вслед за ней, захлопнул дверь и сказал:
– А Джессамина ее обожает.
Карета тронулась с места и покатила по мостовой к открытым воротам Института. Сердце Тесс грозило выпрыгнуть из груди, но девушка упрямо твердила себе, что она просто боится, как бы их не поймали Шарлотта и Генри. И что Уилл, сидевший рядом, тут совершенно ни при чем.
– Но я не Джессамина.
Уилл внимательно посмотрел на нее; Тесс не могла разобрать, чего в его взгляде было больше – насмешки или восхищения.
– Нет, хотя сейчас ты и выглядишь, как ее точная копия. Тесс все равно проступает сквозь Джессамину. Достаточно потереть, и под слоем краски покажется моя Тесс.
– И я не твоя Тесс, – заметила девушка.
Огоньки в глазах Уилла померкли.
– Справедливо, – сказал он. – Конечно, нет. Ну, и каково тебе быть Джессаминой? Можешь узнать, о чем она думает и что чувствует?
Тесс сглотнула и отодвинула бархатную штору. За окном, в желтом свете газовых фонарей проплывали улицы Лондона; на пороге чьего-то дома девушка разглядела жмущихся друг к другу спящих детей. Экипаж пролетел под аркой Темпл-Бара, и Тесс наконец заговорила:
– Я уже пыталась. Там, наверху, в ее комнате. Но у меня не получилось. Я ничего не чувствую.
– Неудивительно! Разве можно откопать что-нибудь в пустой голове?
Тесс поморщилась.
– Шути, сколько влезет, но с Джессаминой что-то не так. Ее разум напоминает клубок змей или ядовитое облако, я не могу к нему прикоснуться. Из чувств только обида, ярость и тоска. Но с чем они связаны, я так и не поняла. Когда я пытаюсь ухватить мысли Джессамины, они утекают, как вода сквозь пальцы.
– Любопытно, – пробормотал Уилл. – А прежде такое уже случалось?
Тесс покачала головой.
– Я очень боюсь, что Нат задаст какой-нибудь вопрос, на который я не смогу ответить.
Уилл наклонился вперед. В дождливые дни – а в это время года в Лондоне редко выдавались иные – прямые волосы Эрондейла начинали виться. В темных колечках на висках было что-то настолько трогательное, что при взгляде на них у Тесс защемило сердце.
– Ты отличная актриса и хорошо знаешь своего брата, – сказал он. – Я в тебе ни капельки не сомневаюсь.
– Да? – удивленно посмотрела на Уилла Тесс.
– А если что-то вдруг пойдет не так, – продолжил он, не отвечая на ее вопрос, – я буду рядом. Помни об этом.
– Хорошо. Уилл?
– Что такое?
– Была ведь и третья причина, по которой ты не захотел идти к Шарлотте?
– И какая же? – сощурился нефилим.
– Ты пока не знаешь, что связывает Джессамину с моим братом. То ли это простое увлечение, то ли она действительно влюбилась в него и переметнулась к Мортмейну. И последнее разобьет Шарлотте сердце.
Уголок его губ дернулся, но Уилл нарочито равнодушно спросил:
– С чего ты взяла, что меня это волнует? Если у Шарлотты хватило ума привязаться к Джессамине…
– Прекрати, – остановила его Тесс. – Не пытайся строить из себя бесчувственную глыбу льда. Я же вижу, как ты относишься к Джему. И помню, что творилось с тобой, когда ты увидел Сесили. У тебя ведь было две сестры?
– С чего ты взяла? – сердито спросил Уилл.
– Джем думал, что твоя сестра мертва. И ты сам сказал нам об этом. В поезде, помнишь? Но Сесили жива. Значит, умерла другая сестра.
– Все время забываю, какая ты умная, – тяжело вздохнул Уилл.
– Так я права или нет? – продолжала допытываться Тесс.
Уилл порадовался, что маска скрывает выражение его лица.
– Да, у меня было две сестры. Элла на два года старше. Сесиль – на три года младше.
– И Элла…
Уилл отвернулся, но Тесс успела заметить боль в его глазах. Значит, Элла умерла.
– Какая она была? – Тесс помнила, как радовалась сама, когда Джем расспрашивал ее о Нате, и подумала, что Уиллу тоже может быть приятно. – И Сесили? Расскажи.
– Элла заботилась обо мне, как мать. Она бы что угодно ради меня сделала. А Сесили – маленький бесенок. Когда я уехал, ей было девять. Не знаю, изменилась ли она с тех пор, но в то время она напоминала Кэти из «Грозового перевала». Ничего не боялась и хотела всего и сразу. Дралась, как дикая кошка, и ругалась, как торговка на рынке. – В голосе Уилла звучали радость, восхищение и… любовь. Он никогда ни о ком так не говорил, кроме, наверное, Джема.
– Могу я спросить?..
– Как будто тебе требуется мое разрешение, – вздохнул Уилл.
– Если уж мы заговорили о сестрах… Что ты сделал с сестрой Габриэля? Почему он так тебя ненавидит?
– Ты серьезно? – выпрямился Уилл.
– Да. Я в последнее время регулярно наслаждаюсь обществом Лайтвудов и могу сказать, что Габриэль совершенно точно тебя ненавидит. А еще ты сломал ему руку. И я хочу знать, почему.
Уилл потряс головой и взъерошил волосы.
– Господи боже, – сказал он. – Их сестре – кстати, ее назвали Татьяной в честь русской подруги матери – было двенадцать…
– Двенадцать? – ахнула Тесс.
– Что ты там себе навоображала? – насупился Уилл. – Успокойся, мне тоже было двенадцать. Татьяне взбрело в голову, что она в меня влюблена. Ходила за мной хвостом, хихикала, подглядывала из-за угла…
– Ну, в двенадцать лет мы все совершаем глупости, – пожала плечами Тесс.
– В том году я впервые встречал Рождество в Институте, – продолжал Уилл. – Лайтвуды прибыли на праздник в полном составе. У Татьяны в волосах были серебряные ленточки, а еще она всюду таскала с собой маленькую книжицу, которую в конце концов потеряла. Я случайно нашел ее за креслом. Это оказался дневник, полный стихотворений обо мне, о моих прекрасных синих глазах и нашей будущей свадьбе. В качестве автора была указана Татьяна Эрондейл.
– Звучит довольно мило. – Тесс изо всех сил старалась не улыбаться.
– Я вернулся с дневником в бальную залу. Элиза Пенхоллоу как раз закончила мучить пианино. Я поднялся на сцену и начал читать.
– Боже мой, Уилл!
– Тесс, она рифмовала «Уилл» и «мил»! «Ты мое сердце покорил,/ И сам не знаешь, как мне мил,/ О мой прекрасный, нежный Уилл». Это было невыносимо.
– И что случилось?
– Татьяна убежала в слезах, а Габриэль полез на сцену, чтобы меня придушить. Гидеон стоял, скрестив руки на груди, но он всегда себя так ведет, ты, наверное, заметила.
– Я полагаю, затея Габриэля успехом не увенчалась?
– Нет, потому что я сломал ему руку. Вот, собственно, и все. Габриэль ненавидит меня за то, что я публично унизил его сестру и его самого. Он думал, что легко меня одолеет. Я только начал тренироваться, и за моей спиной Лайтвуд говорил, что я «дерусь, как простец». А я без труда одержал верх. И знаешь, треск его костей был музыкой куда более приятной, чем экзерсисы Элизы Пенхоллоу.
Тесс потерла руки в перчатках, чтобы согреться. Да уж, не такую историю она ожидала услышать. Правда, Уилла она все равно выставляла не в лучшем свете.
– Софи говорит, что Татьяна вышла замуж. И скоро вернется после медового месяца.
– Сомневаюсь, что за прошедшие годы она сильно поумнела, – сонно пробормотал Уилл. Он задернул шторку, и в карете стало темно. Тесс слышала его дыхание и чувствовала тепло его тела, хоть он и сидел напротив. Она вдруг поняла, почему приличные девушки не ездят в экипаже с мужчинами – ну, не считая родственников. Была в этом какая-то неуместная близость. Хотя… Тесс понимала, что давно лишилась права называться приличной девушкой.
– Уилл, – снова сказала она.
– Судя по всему, у леди еще остались вопросы. Ты когда-нибудь угомонишься, Тесс? – устало вздохнул Эрондейл.
– Нет, до тех пор, пока не получу ответы. Чародеи рождаются от связи демонов с людьми, верно? Но что будет, если вместо человека попадется Сумеречный охотник?
– Сумеречный охотник никогда такого не допустит, – бесцветным голосом ответил Уилл.