Сердце едва не выпрыгнуло у него из груди, когда на прикроватном столике он увидел аккуратно сложенную записку от Магнуса. В ней не было ничего, кроме выведенного витиеватым почерком адреса: Чейн-уолк, 16. Уилл хорошо знал эту улицу и весь район у реки. Челси давно полюбился художникам и литераторам, и окна пабов, мимо которых шагал юноша, гостеприимно сияли огнями.
Свернув за угол, Уилл запахнул пальто. Теперь он шел на юг; спина и ноги все еще болели, несмотря на лечебное воздействие ираци. Тело немилосердно ныло, будто его искусали пчелы, но Уилл не обращал на это внимания: его целиком занимали мысли о том, что разузнал Магнус. Ведь он не стал бы вызывать его без причины! Меж тем руки Уилла до сих пор помнили тепло Тесс, а воротник рубашки хранил запах ее волос. Странное дело, поцелуи на балконе в ночь карнавала уже поблекли в памяти, оставив после себя лишь ощущение неловкости, но то, как доверчиво она прильнула к нему сегодня, заставляло сердце сжиматься от щемящей нежности. Он отдал бы что угодно, лишь бы лежать рядом с Тесс на узкой койке в лазарете и обнимать ее спящую. Оторваться от нее было все равно, что содрать с себя кожу, но ему пришлось.
Как и всегда, ему пришлось отречься от своих желаний.
Но может быть, уже завтра…
Он оборвал себя прежде, чем мысль успела оформиться в его голове. Лучше пока не думать об этом, не тешить себя бесплотной надеждой. Уилл огляделся по сторонам. Он шел по Чейн-уок мимо строгих фасадов в георгианском стиле. У дома под номером 16 Эрондейл остановился перед высокой кованой оградой. Вычурные ворота оказались незаперты; он вошел и позвонил в колокольчик.
К немалому удивлению Уилла, дверь отворил не лакей, а Булей Скотт собственной персоной – в черных брюках и темно-зеленом халате из китайской парчи, под которым виднелась голая грудь. Светлые волосы вервольфа рассыпались по плечам, а на глазу блестел монокль в золотой оправе. В левой руке оборотень, держал трубку. Смерив Уилла придирчивым взглядом, он выпустил облако сладковатого дыма, от которого у юноши запершило в горле.
– Понял наконец, что жить без меня не можешь? – насмешливо спросил Булей. – Обожаю полуночные признания! – Он вальяжно облокотился о дверной косяк и взмахнул унизанной кольцами рукой: – Что ж, так и быть, выслушаю тебя.
Уилл онемел. Редко кому удавалось смутить его до такой степени, и Эрондейлу это решительно не понравилось.
– Булей, оставь его в покое! – донесся из дома знакомый голос. Магнус уже спешил по коридору, на ходу застегивая манжеты. – Я же предупреждал тебя, что Уилл скоро придет.
Уилл перевел взгляд с Магнуса на Булей. Магнус был босиком, оборотень тоже. На шее Булей висела блестящая золотая цепь с кулоном, на котором было выгравировано «Beati Bellicosi» – «Блаженны воины». Под надписью красовался отпечаток волчьей лапы. Скотт заметил, что Уилл разглядывает кулон, и ухмыльнулся:
– Нравится?
– Булей! – укоризненно воскликнул Магнус.
– Надеюсь, вы не просто так заставили меня тащиться через весь Лондон? – подозрительно посмотрел на него Уилл.
– Разумеется, я вызвал тебя по делу, – кивнул чародей. – Булей был столь любезен, что разрешил мне пожить у него, пока я не решу, куда податься.
– Я предлагаю поехать в Рим, – сверкнул глазами Булей. – Обожаю Рим!
– Это все замечательно, но сейчас мне нужна комната. Предпочтительно пустая.
Скотт снял монокль и уставился на Магнуса.
– И чем вы двое намерены там заниматься? – игриво осведомился он.
– Вызывать демона Марбаса, – широко улыбнулся Магнус.
Скотт поперхнулся дымом:
– И это вы называете приятно провести вечер?
– Булей. – Магнус провел рукой по жестким черным волосам; в голосе чародея сквозило нетерпение. – Не вынуждай напоминать, что ты мой должник. Гамбург, год тысяча восемьсот шестьдесят третий. Припоминаешь?
– Ох, ладно, – всплеснул руками Булей. – Можете воспользоваться комнатой моего брата. Она пустует с тех пор, как он умер. Наслаждайтесь. А я посижу в гостиной с рюмкой хереса и непристойными гравюрами, которые доставили мне прямо из Румынии.
С этими словами он развернулся и пошел прочь. Магнус жестом пригласил Уилла в дом, и тот с радостью шагнул в тепло. Поскольку лакея не было, он сам снял синее шерстяное пальто и перебросил через руку. Магнус не сводил с него пристального взгляда:
– Вижу, ты времени даром не терял. Я ждал тебя не раньше завтрашнего дня.
– Вы знаете, как это важно для меня. Я не стал бы медлить.
– Ты готов к тому, что все опять может пойти не так? – Чародей внимательно посмотрел ему в глаза. – Что нам снова попадется не тот демон? Или мы вовсе не сможем его вызвать?
Уилл застыл, не зная, что ответить. В зеркале возле двери он видел свое искаженное лицо – на нем проступали самые сокровенные желания, которые он больше не мог держать в себе.
– Нет, к этому я не готов, – глухо ответил он.
– Ох, Уилл… – вздохнул Магнус. – Что ж, тогда пошли.
Он развернулся с кошачьей грацией и зашагал по коридору, а затем по деревянной лестнице, укрытой толстым персидским ковром, который заглушал звуки шагов. Уилл поспешил следом; в стенных нишах он заметил застывшие в неприличных позах мраморные статуи. Уилл поспешно отвернулся, потом взглянул снова. Магнус все равно на него не смотрел, а Уилл не мог взять в толк, как двое могут так изогнуться и при этом все же выглядеть красиво…
Они поднялись на второй этаж; Магнус принялся открывать каждую дверь и заглядывать внутрь, что-то бормоча себе под нос. Наконец он нашел нужную комнату и махнул Уиллу, приглашая его войти.
В спальне покойного брата Вулси было холодно, темно и пахло пылью. Уилл машинально полез в карман за колдовским огнем, но Магнус покачал головой и щелкнул пальцами, на которых вспыхнули синие искры. В камине вдруг взметнулось пламя, и в комнате стало светло. Вулси явно погорячился, сказав, что она «пустует»: мебель здесь все-таки была. Кровать, шкаф и комод с зеркалом скрывались под белыми чехлами. Магнус прошел в центр комнаты, закатал манжеты и замахал руками, разгоняя мебель по углам. Кровать встала на бок и прижалась к стене.
Уилл удивленно присвистнул, чем вызвал довольную усмешку Магнуса.
– Легко тебя впечатлить, – сказал он, переводя дух.
Потом чародей встал на колени и быстро начертил на полу пентаграмму. В каждом углу оккультного символа он нарисовал по руне; ни одна из них не попадалась Уиллу в Серой Книге. Наконец Магнус простер руки над звездой и начал нараспев читать заклинание; на запястьях его открылись раны, и в центр пентаграммы брызнула кровь. Эрондейл подался вперед, пристально следя за каждым движением чародея. Коснувшись пола, капли крови вспыхнули призрачным синим светом. Магнус вышел из пентаграммы, не прекращая твердить заклинание, и вытащил из кармана зуб демона, чтобы бросить его в окутанный пламенем центр звезды.
Несколько секунд ничего не происходило, потом синий огонь омрачила тень. Магнус замолчал и прищурился, вглядываясь в центр пентаграммы; раны на запястьях медленно затягивались. Тишину в комнате теперь нарушал лишь треск дров в камине и тяжелое дыхание Уилла. Тень росла, уплотнялась и в конце концов обрела вполне твердую и узнаваемую форму.
Посреди пентаграммы стоял синий демон с бала у Лайтвуда. Впрочем, свой вечерний наряд он успел где-то оставить. Покрытое чешуей тело поблескивало в отсветах пламени, увенчанный шипом желтоватый хвост беспокойно метался из стороны в сторону. Демон перевел взгляд с Магнуса на Уилла и сузил алые глаза.
– Кто вызвал демона Марбаса? – спросил он гулко, будто из глубокого колодца.
Магнус указал подбородком на пентаграмму, недвусмысленно намекая Уиллу, что настал его черед действовать.
Эрондейл шагнул вперед:
– Помнишь меня?
– О, да, я тебя помню, – прорычал демон. – Ты гонялся за мной по всему саду вокруг загородного дома Лайтвуда. Ты выбил мне зуб! – Марбас открыл рот и продемонстрировал дырку. – А я познал вкус твоей крови. Дай мне только вырваться из пентаграммы, я напьюсь ее вдоволь, нефилим!
– Я не о том, – упрямо мотнул головой Уилл. – Спрашиваю еще раз: ты меня помнишь?
Демон молчал; в непроницаемых глазах плясали языки пламени.
– Пять лет назад. Я открыл пиксиду. Это случилось в библиотеке моего отца. Ты бросился на меня, но моя сестра отогнала тебя клинком серафима. Теперь ты вспомнил?
Повисло долгое молчание. Магнус не сводил с демона своих кошачьих глаз. В них таилась угроза, о сути которой Уилл мог только догадываться.
– Говори правду, – приказал Магнус. – Или пожалеешь, Марбас.
Демон повернул змеиную голову к нефилиму.
– Теперь припоминаю, – неохотно признал он. – Ты тот мальчишка. Сын Эдмунда Эрондейла.
Уилл затаил дыхание; ему казалось, что он сейчас упадет в обморок. Сжав кулаки, он впился ногтями в ладонь, надеясь, что боль поможет ему прийти в себя.
– Значит, ты все помнишь.
– Я двадцать лет просидел в заточении, – проворчал Марбас. – Еще бы мне не помнить, как я вырвался на свободу! Только представь, безмозглый смертный, годы во тьме, без движения, и тут тебя выпускают на волю. И первое, что ты видишь, – лицо своего тюремщика.
– Но ведь это не я лишил тебя свободы.
– Верно, то был твой отец. Но для меня вы все на одно лицо, – осклабился демон. – Я помню твою сестру. В смелости ей не откажешь: бросилась на меня с клинком, который и в руках-то держать не умела.
– Но этого хватило, чтобы отогнать тебя. И тогда ты проклял нас, точнее, проклял меня. Помнишь?
Демон хихикнул:
– Все, кто любит тебя, умрут. Любовь к тебе станет для них ядом. Кто-то умрет сразу, кто-то – годы спустя, но каждый, кто посмотрит на тебя с любовью, будет отравлен. Если только ты не покинешь его навсегда. И она будет первой!
Уилл задохнулся, воздух жег легкие, как огонь.
– Да, – выдавил он.
– И ты вызвал меня, чтобы мы вместе предались воспоминаниям о славном прошлом? – демон наклонил змеиную голову к плечу.