– Я слышала, ваш брат погиб, мисс. Сочувствую вашей утрате, – сказала Софи, стоя на коленях перед камином. Отблески пламени играли на ее щеках, скрывая шрам.
– Не надо, Софи. Я знаю, что он сам во всем виноват. Агата и Томас…
– Он был вашим братом! – твердо сказала Софи. – Кровь скорбит о крови.
Она поворошила угли. Голос ее был исполнен такой доброты, а завитки волос на затылке казались такими трогательными и беззащитными, что Тесс не выдержала:
– Софи, я видела вас с Гидеоном.
Софи заметно напряглась, но не обернулась.
– О чем вы, мисс?
– Я вернулась за своим механическим ангелом и увидела вас с Гидеоном в коридоре. – Тесс тяжело сглотнула. – Он… он держал тебя за руку. Совсем не как друг.
В комнате повисло неловкое молчание; Софи, не отрываясь, смотрела в огонь.
– Вы расскажете миссис Бранвелл? – наконец спросила она.
– Что? – опешила Тесс. – Что ты, Софи, конечно нет! Я просто хотела предупредить тебя.
– Предупредить? О чем же? – ровным голосом поинтересовалась Софи.
– Лайтвуды, – Тесс снова нервно сглотнула, – нехорошие люди. У них дома творятся ужасные вещи.
– Вы ошибаетесь, это все Бенедикт Лайтвуд! А сыновья на него ничуть не похожи! – Софи возразила ей с такой горячностью, что Тесс невольно вздрогнула.
– Ты думаешь?
Софи поднялась, задев кочергой каминную решетку.
– Полагаете, я наивная дурочка и позволю какому-нибудь джентльмену посмеяться надо мной после всего, что я пережила? И после всего, что сказала мне миссис Бранвелл? Но Гидеон – порядочный человек…
– Дело не в этом, Софи! – воскликнула Тесс. – Неужели ты веришь, что он пойдет к Бенедикту Лайтвуду и скажет, что хочет жениться на горничной из простецов?
– Вы ничего о нем не знаете! – с искривившимся лицом ответила Софи. – И даже не представляете, на что он готов ради нас.
– Ты сейчас о тренировках? – недоверчиво посмотрела на нее Тесс. – Софи, право слово…
Но горничная не стала ее слушать. Тряхнув головой, она подобрала юбки и выбежала, громко хлопнув дверью.
Шарлотта сидела за столом, подперев щеку кулаком. Она только что отправила в камин четырнадцатый скомканный лист бумаги. Огонь жадно набросился на него и в считаные секунды обратил в пепел.
Макнув перо в чернила, она начала заново:
Я, Шарлотта Мэри Бранвелл, дочь нефилима, настоящим письмом прошу освободить от должности главы Лондонского Института меня и моего мужа, Генри Джослина Бранвелла…
– Шарлотта!
Рука ее дрогнула, усеяв бумагу черными точками. Шарлотта подняла голову и наконец заметила Генри, который навис над столом с выражением тревоги на худом веснушчатом лице. Она отложила перо и, как всегда в присутствии мужа, задумалась о том, как выглядит. Собранные в узел волосы наверняка растрепались, на рукаве старого затрапезного платья – чернильное пятно, а глаза опухли и покраснели от слез.
– Что такое, Генри?
– Я просто хотел… – Генри замялся. – Дорогая, что ты пишешь?
Он обошел вокруг стола и заглянул ей через плечо, чтобы секунду спустя с криком «Шарлотта!» выхватить письмо у нее из рук.
– Поверить не могу, что ты хочешь отказаться от Института!
– Уж лучше уйти добровольно, чем ждать, пока Консул Вейланд вышвырнет меня отсюда, – тихо ответила Шарлотта.
– А как же я? – обиженно спросил Генри. – Разве я не имею права голоса?
– Тебя никогда не заботили дела Института. Откуда сейчас такой интерес? – нахмурилась Шарлотта.
Генри дернулся, как от пощечины; Шарлотта едва сдержалась, чтобы не вскочить и не обнять его, целуя в веснушчатую щеку. Она вдруг вспомнила, как влюбилась в Генри: он был похож на неуклюжего щенка, смотрел на нее огромными карими глазами и не знал, куда девать свои несуразно большие руки. Она всегда знала, что он ничуть не уступает ей в уме, даже когда остальные смеялись над его странностями. Шарлотте казалось, что ее любви с лихвой хватит на них обоих и что для счастья ей достаточно просто быть рядом с ним. Но это время прошло.
– Шарлотта, я знаю, почему ты сердишься на меня, – сказал Генри.
Женщина удивленно вскинула голову. Она не ожидала от мужа подобной проницательности и думала, что, кроме Брата Еноха, никто ни о чем не догадывается. У нее самой это до сих пор в голове не укладывалось, а уж реакцию Генри она и вовсе боялась представить.
– И почему же? – напряженным голосом спросила она.
– Потому что я не захотел принимать с тобой Булей Скотта.
– Генри, – облегченно выдохнула она, – дело не в этом.
– Я просто не понял, как это важно для тебя. Иногда я слишком поглощен своими идеями. Но ты же и так это знаешь, Лотти.
Шарлотта залилась румянцем. Он редко называл ее этим именем.
– Я ничего не могу с собой поделать, – сокрушенно пробормотал Генри. – Я думал, из всех людей ты единственная понимаешь, что значат для меня мои изобретения. Это не просто увлечение! Я хочу, чтобы они изменили мир к лучшему, особенно для нефилимов. Будучи главой Института, ты, по сути, делаешь то же самое. И хотя я знаю, что всегда буду для тебя на втором месте…
– На втором месте?! – взвилась Шарлотта. – Ты будешь для меня на втором месте?
– Все в порядке, Лотти… – В глазах Генри светилась бесконечная нежность. – Я всегда знал, почему ты согласилась выйти за меня. Чтобы управлять Институтом, тебе был нужен муж – никто бы не доверил такой пост незамужней женщине…
– Генри! – Шарлотта встала, дрожа всем телом. – Как ты можешь говорить такое?
– Но так оно и было, разве нет? – оторопело пробормотал он.
– Думаешь, я не знаю, почему ты женился на мне? – закричала Шарлотта. – Думаешь, я не знаю о долге, который мой отец согласился простить твоему, если ты возьмешь меня в жены? Он всегда мечтал о сыне, чтобы оставить ему Институт! Но раз не вышло с сыном, почему бы не предложить деньги несчастному юноше из бедной семьи, чтобы тот женился на его строптивой дурнушке-дочери?!
– ШАРЛОТТА! – побагровел Генри; никогда еще она не видела его таким сердитым. – ЧТО ТЫ ТАКОЕ ГОВОРИШЬ?
Шарлотта уперлась руками в стол.
– Ты сам все прекрасно знаешь, – сказала она.
– Но почему ты раньше об этом не говорила?!
– А зачем? Вряд ли это для тебя новость.
– Еще какая… – сверкнул глазами Генри. – Я ничего не знал о долгах моего отца. Я пошел к мистеру Фэйрчайлду по доброй воле и попросил у него твоей руки. Ни о каких деньгах и речи не было.
Шарлотта судорожно вздохнула. За все годы брака она ни разу не обсуждала с Генри обстоятельства их помолвки, так как понимала, что ей будет невыносимо слушать его сбивчивые объяснения. Отец сказал ей без обиняков: «Генри – хороший человек, куда лучше своего отца. А тебе в любом случае нужно выйти замуж, если хочешь возглавить Институт. Я простил его отцу все долги, так что этот вопрос улажен».
Разумеется, он никогда не говорил, что Генри только поэтому решил на ней жениться, но она сама все поняла…
– И что значит «дурнушка»?! – не унимался Генри. – Ты красавица! Когда я говорил с твоим отцом, мной двигал не долг перед семьей, но только любовь к тебе. Я всегда любил тебя, Шарлотта. Я ведь твой муж, в конце концов!
– Я думала, что тебя вынудили на мне жениться, – прошептала она.
Генри яростно замотал головой.
– Знаю, меня называют чудаком, странным и даже сумасшедшим. Но чтобы ты считала меня настолько безвольным… Ты любишь меня хоть немного, Шарлотта? – упавшим голосом спросил он.
– Конечно, люблю! – вскричала она.
– В самом деле? Думаешь, я не слышу, о чем люди шепчутся за моей спиной? Меня считают недоумком, пустым местом. Сколько раз Бенедикт Лайтвуд говорил, что ты вышла за меня лишь затем, чтобы стать во главе Института.
Теперь настал черед Шарлотта злиться.
– И ты обвиняешь меня в том, что я считаю тебя безвольным?! Генри, я бы никогда не вышла за тебя по расчету. Я бы скорее отказалась от Института, чем…
Она посмотрела на мужа: рыжие волосы торчат во все стороны, в карих глазах застыл немой вопрос.
– Чем?..
– Чем от тебя, – выдохнула Шарлотта. – Неужели ты не понимаешь?
Больше она ничего сказать не успела, потому что Генри обнял и поцеловал ее так, что она разом забыла о своей мнимой невзрачности, о растрепавшихся волосах и старом платье. В мыслях ее остался только Генри, которого она любила всегда. Слезы брызнули из глаз Шарлотты; Генри отстранился и удивленно провел пальцем по ее мокрой щеке:
– Лотти, неужели ты тоже любишь меня?
– Люблю, – прошептала она. – Генри, я вышла за тебя потому, что знала: я справлюсь со всеми тяготами руководства Институтом и с постоянными придирками Конклава, если, засыпая по ночам, буду видеть твое лицо.
Она легонько шлепнула его по плечу и воскликнула:
– Генри, мы столько лет женаты! Какие чувства я, по-твоему, к тебе испытывала?
Генри пожал худыми плечами и чмокнул ее в макушку.
– Я думал, что нравлюсь тебе, – хрипло пробормотал он. – И что, может быть, ты когда-нибудь меня полюбишь.
– Я думала то же самое! – удивленно воскликнула Шарлотты. – Какие же мы с тобой идиоты!
– Ну, про себя-то я всегда догадывался, – улыбнулся он. – Но ты, Шарлотта, меня удивила!
Подавив смешок, Шарлотта сжала его руку.
– Ах, Генри! Я должна сказать тебе кое-что очень важное…
Дверь гостиной распахнулась, и на пороге возник Уилл. Генри с Шарлоттой отодвинулись друг от друга и уставились на него. Усталый, бледный, с темными кругами под глазами, он буквально светился – Шарлотта никогда не видела его таким. Она ожидала, что Уилл не преминет отвесить какое-нибудь едкое замечание, но он лишь расплылся в счастливой улыбке.
– Генри, Шарлотта, вы случайно не видели Тесс?
– Скорее всего, она у себя, – ответила удивленная Шарлотта. – Уилл, что-нибудь случилось? Разве тебе не следует соблюдать постельный режим? Ведь ты был серьезно ранен…
Уилл беззаботно махнул рукой:
– Ваши чудесные