– Как вам угодно, инспектор Грейлинг, – проговорила я, и мой голос наполнился яростью. – Мне нужно заняться более важными делами, чем продолжать эту оскорбительную перебранку. И я уверена, что у вас тоже есть работа. Хорошего вам дня.
Я пошла прочь, а Грейлинг остался стоять, глядя мне вслед. Я спиной чувствовала его сердитый и пронзительный взгляд, словно он целился из парового пистолета мне между лопаток. И, конечно, в тот момент, когда я оказалась вне поля его зрения, мне в голову пришло множество дерзких и умных реплик, которыми я могла бы ответить, чтобы поставить инспектора на место.
Я была настолько расстроена, что пошла не в ту сторону, и мне потребовалось некоторое время, чтобы найти констебля, который смог освободить мистера Экхерта. Однако уже спустя короткое время я и только что освобожденный арестант нашли верный путь на свободу. Мы получили жалкий мешок, в котором, по моим предположениям, лежала его «чужеродная» одежда.
Я решила взять мистера Экхерта с собой в Британский музей, чтобы поговорить с мисс Адлер, а поскольку время близилось к двум, нам следовало поспешить. Но этому не суждено было случиться. Свернув за угол и пройдя мимо полицейских в синей форме и твердых фуражках, мы натолкнулись на небольшую группу людей, блокирующих проход.
В центре группы поднялись две головы, и внутри меня все похолодело. Одним из них был рослый шотландец с высоким лбом и кудрявыми рыжими волосами. А другим… Вот проклятье!
– Альвермина! Какого дьявола ты здесь делаешь?
– Привет, дядя Шерлок.
Мисс Холмси урок истории
Я посмотрела на высокого худощавого человека, вокруг которого толпились люди. Как всегда, чисто выбритый, с темными, аккуратно расчесанными волосами, он держал шляпу длинными изящными пальцами. Его пальто сияло чистотой, а на брюках не было ни капельки грязи.
Я старалась не думать о том, что дядя только что произнес мое полное имя в присутствии всей полиции столицы.
– Приветствую вас, доктор Уотсон, – добавила я.
Компаньон моего дяди был ниже его ростом, коренастый, но ни в коей мере не полный, носил хорошо сшитую, но вышедшую из моды одежду. Его лицо украшали аккуратно подстриженные усы каштанового цвета, а высоко на носу сидели маленькие круглые очки.
Я старалась не смотреть на Грейлинга, потому что могла представить выражение его лица.
Дядя обратил внимание на мистера Экхерта, который смотрел на него безо всякого смущения. И вдруг мой недавно освобожденный друг воскликнул:
– Шерлок Холмс! Не могу поверить, что это действительно вы!
– Я так понимаю, что вы живете в доме моего брата, – проронил мой дядя. – По приезде в Лондон вы были бродягой. Но моя племянница приютила вас, а теперь внесла за вас залог. Вас взяли за взлом и проникновение в Британский музей, если не ошибаюсь.
На лице мистера Экхерта одновременно отражались шок и восхищение. Обычно именно так реагировали люди, которые впервые встречали Шерлока Холмса. Я задавалась вопросом, смогу ли тоже когда-нибудь вызывать такой эффект.
– Как вы это узнали? – спросил мой друг.
– Эту информацию легко получить, – начал мой родственник. – Нужно изучить…
– Неважно, – перебила я.
Я была вторым человеком в Лондоне после моего отца, кто осмелился бы сказать подобное. Даже более низкий, менее изящный, но более простой в общении Уотсон иногда боялся своего друга.
– Дядя Шерлок, я скоро буду на Бейкер-стрит и верну вам то, что… одолжила. Вы, должно быть, здесь по важному делу, иначе зачем вам приезжать в Скотланд-Ярд. Я больше не смею вас задерживать.
И тогда, будто это я отвлекла его, а не наоборот, я извинилась перед окружающими. Прежде чем отвернуться, я заметила, что мистер Грейлинг, подозрительно прищурившись, переводит взгляд с меня на мистера Экхерта.
– Не могу поверить, что это был Шерлок Холмс. Настоящий Шерлок Холмс, – сказал мистер Экхерт вполголоса, шагая в ногу со мной. – Он действительно такой же блестящий детектив, как и в рассказах.
Я закатила глаза.
– Не думаю, что ему было трудно сделать эти выводы. На вас одежда моего отца, и, так как она на вас плохо сидит, это означает, что у вас нет дома и что я вас пригласила к себе. А что касается подробностей о вашем залоге, – продолжила я, показав ему бумагу, которую держала в руках, – подозреваю, что дядя прочитал в подробностях ваш документ об освобождении. Всем известно, что он умеет читать текст не только перевернутый, но и в обратную сторону. Он просто узнал тип документа, используемый для составления акта о залоге.
– Ого, – выдохнул мистер Экхерт, делая паузу, чтобы взглянуть через плечо и поймать еще один взгляд моего знаменитого родственника. – И доктор Уотсон тоже. Они оба выглядят так, как я и представлял.
– Мистер Экхерт, вы можете перестать лебезить перед ними и немного поспешить? Там есть один человек, с которым я не хотела бы сталкиваться. Нам нужно в музей.
Я ускорила шаг, и мой спутник поспешил за мной. Хотя ему явно было необходимо освежиться, я решила, что нам лучше как можно скорее добраться до мисс Адлер. В музее есть место, где он сможет умыться.
– Лондон… – произнес мистер Экхерт, когда мы покинули пределы здания, – он настолько отличается от того, который я пом… представлял. Он такой… закрытый, и тесный, и темный. Нет ни травы, ни деревьев, а еще он пахнет. Здания находятся почти друг на друге, и они такие высокие. Когда идешь по улице, не ощущаешь, что ты снаружи. Такое ощущение, что ты находишься внутри действительно огромного здания, похожего на торговый… м-м-м… Я имею в виду все эти мосты, дорожки и прочее. И эти открытые подъемники… Как вы их называете? Лифты? Город всегда такой темный, туманный и серый. А это что такое, вон там? Они выглядят как огромные воздушные шары на вершинах зданий. – он указал на «небесные якоря», которые состояли из полудюжины шаров, качающихся высоко над нашими головами.
Прежде чем я успела ответить, послышалось знакомое мурлыканье. Мы оба повернулись и увидели пароцикл, который, обогнув здание, умчался вниз по улице. Скользя над землей на высоте колена, гладкий, блестящий и быстрый, он пронесся мимо нас, словно медное пятно, оставив позади себя шлейф белого пара. Длинное черное пальто развевалось за пароциклистом, который склонился над рулем. Его глаза были защищены большими очками, а руки – коричневыми перчатками, на голове красовался авиаторский шлем, который, как я подозревала, скрывал рыжие волосы.
– Красивая штука! – воскликнул мистер Экхерт, останавливаясь, чтобы поглазеть на транспортное средство. – Что это было? Мотоцикл?
– Это пароцикл. Обычно они не такие быстрые и шумные. И…
Блестящие, напичканные шестеренками.
– Во всяком случае, это транспортное средство, вероятнее всего, незаконное, – продолжила я, даже не пытаясь скрыть свое раздражение. – Я бы не удивилась, если бы под паровым двигателем оказался какой-нибудь электрический механизм.
Когда я двинулась по направлению к музею, на лице мистера Экхерта появилось странное выражение. Он остановился и принюхался. В воздухе пахло чем-то вкусным, и я попыталась вспомнить, когда последний раз ела.
– Вкусно пахнет, – протянул он. – Еда, которую мне давали в тюрьме, была отвратительной.
– Лучшие уличные торговцы находятся на среднем и верхнем уровнях, – сказала я.
Поскольку за подъем на лифте приходилось платить, лучшие продавцы знали, где находятся самые платежеспособные клиенты.
От тележек, с которых продавали жареные яблочные пирожки, кофе с ванильными палочками и пылающую морковь, до нас доносились заманчивые запахи. Мне настолько хотелось есть, что я достала пять пенсов и заплатила за подъем на уличном лифте. Я питала особую слабость к мягкой сладкой моркови на палочке.
Через несколько мгновений мы вышли из лифта и услышали, как за нами захлопнулась массивная медная дверь. Мистер Экхерт устремился через дорогу к небольшой тележке. Я выбрала и купила две самые крупные морковки на палочках и еще яичный кекс для своего спутника, который утверждал, что просто умирает с голоду.
Сказав что-то о яичных маффинах, он проглотил кекс в один прием. Пока он ел, я держала морковки за палочки, ожидая, когда погаснет огонь, потом показала мистеру Экхерту канализационный мусоропровод, куда следовало выбросить упаковку от еды, и вручила десерт, предупредив, что под тонкой сахарной корочкой морковь будет мягкой, сладкой и горячей.
– Что вы имели в виду, когда сказали, что электрические механизмы незаконны? – поинтересовался мистер Экхерт и тут же отвлекся на устройство по переработке отходов.
Самоходный аппарат рьяно выполнял свою работу далеко внизу, на нижнем уровне, пробираясь по одному из небольших канализационных стоков и измельчая мусор, который он только что собрал. Маленькие облачка черного дыма то и дело поднимались над парой труб, словно машина курила.
– Производство, использование и хранение электрической или электромагнитной энергии запрещено, – проговорила я, напрямую цитируя закон Мозли – Хафта.
Мистер Экхерт остановился на тротуаре и чуть не попал под моторизованную тележку точильщика ножей.
– Вы хотите сказать, что электричество незаконно?
– Да, конечно. Это широко распространенная угроза безопасности.
– Это безумие! Разве вы никогда не слышали о Томасе Эдисоне?[25]
– Конечно, я слышала о Томасе Эдисоне. Все слышали о нем. Из-за него и его отвратительной деятельности закон и был принят.
Мистер Экхерт уставился на меня:
– Какой сейчас год, вы сказали?
– 1889 год, – ответила я, доедая свою еще теплую сладкую морковь. – Виктория – королева. Лорд Солсбери – премьер-министр. Лорд Косгроув-Питт – лидер парламента. А теперь, может, пойдем? Я больше не хочу терять время. И еще, мистер Экхерт, чем быстрее вы попадете в уборную, тем меньше внимания успеете к себе привлечь. Что, полагаю, и было причиной, по которой вы одолжили одежду моего отца: хотели слиться с другими лондонцами. Кстати, джентльмен никогда не ходит по улице без перчаток.