Конечно, путешествие с таким грузом не может обойтись без последствий. Он был весь в ранах, синяках и ссадинах, жутких, иногда казавшихся совершенно несовместимыми с жизнью. Но при этом он продолжал идти, сам не зная куда, плутая во тьме, заходя в один тупик за другим, снова и снова, лишаясь сил, оставляя за собой длинный кровавый след, он продолжал двигаться вперед, неизвестно откуда добывая силы на то, чтобы переставлять искалеченные ноги. Ему было бы в сто раз проще, сбрось он этот груз, откажись он от него, плюнув и оставив его пылиться на обочине. И пожалуй это было бы куда более умным поступком, чем все что он делал до этого. Но появлялись новые раны, становился шире и ярче след крови, тяжелее ноша, а этого все никак не происходило.
Да, он мог быть излишне самоуверен, неуравновешен, мог быть горделив или даже самовлюблен, испытывал чрезмерную любовь к красивым жестам и театральщине, в общем был самым обычным человеком с кучей недостатков и закидонов. Но за всем этим Фауст видел происходящую внутри него борьбу и потому был готов мириться со всем остальным, искренне радуясь каждому новому шагу и стараясь помочь, где словом, где делом.
Но даже у самого стойкого рано или поздно наступает момент, когда он, только что мастерски балансировавший на острие ножа, вдруг начинает заваливаться в бездну и самостоятельно вернуться в устойчивое состояние уже не способен. И если не найдется человека, который сможет удержать его, схватить в последний момент за руку и спасти от падения, то на дне пропасти его не будет ожидать ничего кроме краха. И как бы Фауст не был умен, сколько бы опыта не накопил за долгие века своей жизни, и каким бы авторитетом не пользовался, для Лаза он не был таким человеком.
Но, к добру или к худу, он знал, кто был.
.
— Лаз… — Ронда, все еще сомневающаяся в такой стратегии, не дождавшись ответа от парня, просто сидящего на земле и глядящего в одну точку, бросила на Фауста недовольный взгляд. В ответ мужчина лишь, улыбнувшись, взял Мара под локоть и потащил в сторону.
— Лаз, скажи, что происходит? — Прокляв мысленно Фауста, девушка вновь обернулась к Лазу. — Пожалуйста, мне нужно знать.
— Я бесполезен, — раздался спустя почти минуту тихий голос. — Я не могу никому помочь. Когда она так во мне нуждалась, я даже не смог удержать это в памяти, потерял целую неделю черти на что, а в итоге все равно оказался совершенно бесполезен.
Первым порывом Ронды было спросить: «Кто она?» — но девушка вовремя поняла, что сейчас точно не время и не место. Вот только что именно говорить, она все еще не представляла.
— Это не так, ты… — в повернувшемся к ней взгляде Лаза было столько немой иронии над этой банальнейшей попыткой утешения, что Ронда поперхнулась собственными словами.
— Мы в западне. Выбраться сквозь барьер искажений целыми и невредимыми невозможно, а у входа нас уже давно поджидают все маги тиреев, наверняка успевшие запросить подкрепление. Так просто как в прошлый раз я их магию не сломаю. А это значит что даже вас троих я за собой потащил. И ты правда скажешь, что я еще способен кому-то помочь? — Грустно усмехнувшись, Лаз снова отвернулся от девушки, уставившись в никуда.
Было видно, что он окончательно сдался и когда их найдут маги рыболюдей, он даже не попробует оказать сопротивления, а так и будет сидеть с глупой улыбкой на лице. Люди ломаются по-разному. Кто-то впадает в депрессию, кто-то спивается, кто-то начинает бросаться на людей без причины, кто-то кончает с собой. Лаз же просто выключился, словно тот огонек, что горел внутри него, взял и потух. И видеть его таким для Ронды было хуже, чем любая возможная альтернатива. Она была готова слушать оскорбления, была готова утешать его, плачущего или пытающегося разорвать себе вены. Но к такому, совершенно спокойному и при этом полностью сломанному Лазу она совершенно не представляла, как подступиться.
Несколько раз она раскрывала и закрывала рот, не находя нужных слов, то порывалась обнять парня, то вдруг решая встать и уйти, но потом снова опускаясь рядом. Но в конце концов до нее дошло, почему Фауст сказал поговорить с Лазом именно ей и какие именно слова он хотел, чтобы она сказала.
И Ронда понимала, что это и правда, пожалуй, был единственный возможный выход, и что Фауст, даже использовав все свое красноречие, никогда не смог бы сделать то, что могла она, и что решение доверить все ей далось мужчине с невероятным трудом. А также то, что она скажет то, что нужно, надеясь, что это сможет помочь, как бы эта надежда не была мала. Однако больше никогда в жизни она не сможет посмотреть на Фауста и при этом не вспомнить, что он решил использовать ее чувства, словно один из инструментов в своем арсенале. И никогда не сможет больше общаться с Лазом после того, как раскроет ему свое сердце и будет отвергнута.
Она могла бы промолчать и оставить все как есть, сделав ставку на то, что рыболюдям они нужны живыми и здоровыми, иначе причин для такого радушия попросту не было. Могла бы сохранить тайну, оставить себе, ведь это было ее право и никто не мог ее заставить. Вот только она этого не сделает, потому, что не может допустить того, чтобы Лаз остался таким, апатичным ко всему, сломанным, будто старая и слишком часто используемая игрушка. И Фауст не мог этого не знать. И за это она ненавидела его еще сильнее.
— Лаз… — молодой человек, словно услышав в ее голосе надвигающуюся бурю, вздрогнул и повернул к ней уже иной, внимательный и настороженный взгляд.
— Когда я прибыла на турнир, то морально уже подготовилась к смерти. Просто потому, что мне казалось, что в этом мире не существует того, ради чего стоит жить. Нынешняя императрица Лотоса, моя мачеха, убила мою мать и пыталась убить меня, чтобы моя сестра сумела занять трон. Я спаслась чудом, однако моя дальнейшая судьба возможно, была хуже смерти. Сторонников моей мамы, приютивших меня поначалу, выслеживали и арестовывали, так что мне пришлось бежать все дальше и дальше, пока в конце концов я не оказалась у таких людей, чьи имена даже сейчас боюсь называть. То, что я делала, чтобы просто выживать… в общем, когда я приехала в Апрад, моим единственным желанием было обвинить свою мачеху и сестру в предательстве и убийстве и мне было абсолютно плевать, что со мной было бы дальше.
А потом я познакомилась с тобой. Ты был ребенком, но твои мысли и слова не были детскими и более того, каким-то волшебным образом попадали прямо на раны моей души, за несколько коротких разговоров озарив тьму внутри меня невероятным по своей силе светом. Я, уже готовая умереть, вдруг поняла, что жизнь нужна не для какой-то великой цели или свершения неких планов. Как бы банально это не было, жизнь нужна, чтобы ею жить, не больше и не меньше. Ты сказал мне бороться за жизнь, мы сражались насмерть и мне было невероятно больно от всех тех ран и ссадин, но эта борьба… заразившись твоей страстью, твоим азартом, твоим светом, я боролась не за жизнь как банальное существование тела, а за Жизнь с большой буквы, такую, какой у меня никогда не было и какой и не было бы, если бы я исполнила свою задумку и все-таки умерла.
И я решила Жить. За шесть лет, прошедших с того турнира, я побывала в разных странах, видела множество разных вещей, удивительных, прекрасных, пугающих, и все они и каждая в отдельности были лишь потому, что ты вдохнул в меня ту силу и тот свет. И когда я встретила тебя снова, уже почти взрослого, страдающего от стольких кошмаров, но все равно еще сохранившего в себе тот свет, я поняла, что мое решение было верным. А еще я поняла, что то чувство благодарности, что я испытывала по отношению к тебе все шесть лет, незаметно для меня превратилось в нечто совершенно иное, куда более прекрасное и невероятное.
— Ронда…
— И сейчас ты говоришь мне, что никому не способен помочь!? Ты, тот, кто изменил всю мою жизнь, перевернул ее с ног на голову, заставил меня ценить каждое мгновение и наслаждаться каждым вздохом!? Большей глупости сложно представить! Ты хочешь всем помочь и не замечаешь, скольким людям ты уже помог, сколько жизней изменил, скольких спас. Сколько человек стали лучше после знакомства с тобой, сколько судеб озарились светом, сколько были вытянуты из тьмы? Вот о чем тебе стоит думать, вот чем стоит руководствоваться, потому что если ты будешь помнить только боль, то в конце концов кроме этой боли в тебе ничего не останется. А я не могу этого допустить! Потому что я…
— Ронда, не надо…
— Потому что я тебя люблю!
Глава 25
Лаз стоял у границы искажения и сосредоточенным, насколько это было возможно, взглядом, рассматривал хаос трав и деревьев. Правда сейчас даже при максимальном сосредоточении его мысли все равно каждые несколько секунд съезжали совсем на другое. И не мудрено.
Впервые в этом мире ему кто-то признался в любви. Маму и сестру считать, конечно, не стоило. И это было не просто неожиданно, это был самый настоящий взрыв сознания, встряхнувший все в голове Лаза с такой силой, что не улеглось до сих пор и даже не подавало намека на спокойствие.
Слишком много всего случилось меньше чем за сутки. От тех самобичевания и последовавшей за ним апатии не осталось и следа, их просто выдавили десятки новых переживаний и мыслей. Ведь кроме: «Я тебя люблю» — Ронда сказала еще много чего, о чем Лаз даже не подозревал и о чем стоило хорошенько подумать.
А потому не стоило слишком сильно винить его в том, что он сбежал от девушки, хотя, нельзя было не признать, выглядело это очень малодушно. Но Лаз очень надеялся, что она поймет, а на мнение Фауста с Маром ему сейчас было откровенно наплевать, так что продолжал стоять у стены аномалии и думать.
Мысли, сумбурные настолько, что перенести их на бумагу не взялся бы и лучший писатель на свете, в основном двигались в двух руслах. Первое: что ответить Ронде? И второе: как все-таки отсюда выбраться? И ни у одной из этих проблем Лаз не видел простого решения. Однако если отношения с девушкой все-