любые звуки. И запахи.
— Запахи? — не понял мужчина.
— Если вы бывали на море и во сне услышите шум прибоя, то оно может вам присниться; если запахнет диметилсульфидом, такая вероятность возрастает. Так что я могу воздействовать на вас комбинациями…
— Вперёд. Воздействуй, — разрешил Валера, закинув в себя четыре таблетки; запил водой. «Восемь часов спокойного сна!»
— Вы, наверное, не поняли, — зачастил дом примирительно. — Мне кажется, я знаю, какая комбинация могла бы вызвать неприятные сновидения, от которых вы можете проснуться, но совсем не хотел бы…
— Ты что сейчас — пугаешь меня?
— Нет — пытаюсь быть честным.
— Тогда спокойной ночи.
— И вам. Подъём через три часа.
***
Чем-то воняло. Звучала рваная, диссонансная песня: стройные лозунги «Ошейники жмут!» и «Мы — не собаки!» почти сразу сменились криками ужаса. А потом запахло горелым мясом.
Хватая ртом воздух, Валера вздрогнул.
Он очень хотел проснуться.
И не мог.
Образы мелькали перед глазами. Стол скалился платёжной пастью; микрокоптер, сверкая алым, распахнул боевые амбразуры. Снег испарился. Десятки людей лежали вповалку — все они испеклись заживо. Многие ещё шевелились.
Валера вскрикнул, заметался в последней попытке вырваться из кошмара… и вдруг понял, что бояться нечего. Ну конечно — это ведь всего лишь сон! Скоро он проснётся в нормальном мире, где для того, чтоб выйти на улицу, достаточно застегнуть на себе ошейник. Да и зачем выходить? Ведь любые девчонки и так доступны в высоком разрешении!
Когда будильник запел снова, Валера дышал уже спокойнее.
Лита Марсон. На ноль делить нельзя
Робот Ин-Рит упруго шагал вдоль длинного ряда ячеек, проверяя каждую. От легкого нажатия индикатор на дверке загорался зеленым огоньком.
— 297. В порядке. 298. В порядке. 299. В порядке. 300. Где ячейка с номером триста??
Металлический страж заметался между высоченных полок, отыскивая нужный номер. Но его не было. Неумолимым красным светом мигали два нуля, перед которыми не было тройки.
После окончания рабочего дня Ин-Рит был найден в невменяемом состоянии. Опершись о стену, он пялился на одну из ячеек и несвязно бормотал:
— На ноль делить нельзя… Нельзя… Делить…
После долгих расспросов робот-проверяющий сумел почти складно рассказать, что произошло. Но никаких проблем в указанном секторе не обнаружилось. Все хранилища находились в норме. Очевидно, Ин-Рит снова утратил пару винтиков.
— Любопытно, почему именно этот робот попадает к нам чаще всего? — задумчиво протянул один из механиков «лазарета».
— Самой хотелось бы знать, — буркнула наладчица, старательно закручивая очередное крепление. — Но в этот раз я укрепила его систему и добавила двойную систему проверку. Теперь он долго не попадет к нам.
— Надеюсь… Мало того, что ломается регулярно, так еще и умудряется каждый раз потерять какой-нибудь важный элемент. Может, ему новую башку прикрутить?
— Не положено. Да и где мы возьмем запасную голову для робота? Нет, с ним все и так будет хорошо. Верно, малыш? — «целительница» включила железного стража и ласково потрепала по плечу. — Ну давай, топай на смену. Мы тебя подлатали, теперь почти как новый.
Ин-Рит бодро вышагивал по коридору, проверяя очередной ряд ячеек. Но параллельно с работой его мозг бесконечно обрабатывал одно и то же воспоминание. Нежная рука наладчицы на его корпусе, добрая улыбка и теплые слова. Поэтому робот периодически «заболевал», чтобы снова оказаться в «лазарете» и получить порцию заботы от милой женщины. Даже металлическим стражам нужна любовь.
Евгения Юрова. Нашел!
— Нашёл! Нашёл!
Какой-то рядовой сотрудник космического агентства наверняка пролил кофе из стандартной новогодней кружки и запрыгал от восторга: марсоход не только нашёл пробы грунта, оставленные его менее продвинутым предшественником, но и, протестировав их на месте, обнаружил вполне живые микроорганизмы — о чём двуногие создатели предтечи не могли и мечтать. Увы рядовому сотруднику, всю его славу первого наблюдателя немедленно утащит руководство: главы ЕКА и НАСА уже через полчаса наперебой будут выдавать бравурные официальные обращения, снова настанет бум марсианской фантастики, а все популярные журналы, включая женские, захотят взять интервью у очередного сферического учёного в вакууме (сгодится хоть метеоролог, хоть историк). И конечно, снова взлетят в чартах песни старика Боуи.
Люди суетятся…
А мне радоваться некогда. Первым делом, нужно почтить останки своего семейства. Мне повезло: в отличие от них, я вернусь. Но какое мне дело до всеобщей суеты? Иду дальше, ищу новые колонии микробов. Задача эпохальная, что и говорить. Этот поиск, эта марсианская программа — и моя главная цель, я думаю. Правда, мне не положено думать, я даже полагаю, никто вообще не знает, что я умею размышлять, хотя сами же миллионами подписываются на меня в соцсетях — и отнюдь не ради фотографий айкотиков! Обидно, конечно. Хотя мне и обижаться некогда — ищу дальше, я не должен подвести семью, после стольких-то жертв. Я — «Ревелейшн», преемник «Кьюриосити», «Персеверанса» и многих нам подобных — «аппаратов», как говорят творцы.
С моей помощью люди ищут жизнь на Марсе. И не замечают ее прямо перед глазами.
Кирилл Ахундов. Два билета по цене одного глаза
Отстояв небольшую очередь, я выложил на прилавок мешочек картошки и внушительного мороженого хека, похожего на кривую дубину. Кассирша окинула меня оценивающим взглядом и профессионально сообщила:
— Акция в лотерее «Твоя удача». Два билета по цене одного.
Как доверчивый скептик, я презрительно хмыкнул, и тут же вяло решился участвовать в популярном розыгрыше. Нет, правда, а вдруг повезет?
Вышел из маркета, не утерпел, зажал хека подмышкой и вскрыл билетик. Зрение у меня слабое. Возраст, что поделаешь. По человеческим меркам, пожалуй, минус восемь диоптрий. Толик сказал, что надо заменить линзы, но это «очень дорого, поэтому как-нибудь переживем».
Среди нечитаемого текста выделялись крупные буквы СОВЕРШИТЬ ГЕРОИЧЕСКИЙ ПОСТУПОК. Я сначала растерялся: что это за поступок такой? У нашего соседа, помнится, сразу выигрыш выпал — трехкамерный холодильник. А тут предлагают что-то совершить. Для меня героизм — накормить Толика жареной рыбой и выиграть в шахматы. Хотя он уже третий год играет с компом, обзывая меня слепым кротом.
Я хотел скомкать билетик. Но вдруг почувствовал странную бодрость. Словно искры по ногам пробежали, затанцевали тараканы в голове, а за спиной крылья распахнулись.
Как это говорят в рекламе: мотивация!
Что ж, я готов на подвиги.
…Сначала услышал звон и противный смех. Пригляделся. У автобусной остановки трое вульгарных киборгов пинали автомат с жетонами. Обычно я прохожу мимо. Но сейчас…
— Эй, молодежь, как не стыдно.
— Хиляй на свалку, ржавое чучело!
Я бы и похилял, но мои искры, тараканы и крылья взбунтовались. Удивляясь внезапной уверенности, пошел навстречу хулиганам. Они напали первыми, хамы.
Отечественная картошка в капроновой сетке оказалась эффектным оружием против наглых киборгов. Взмахнув сеткой, я обрушил ее на голову первого наступающего. Второму весьма ловко врезал хеком по сусалам. Третий удалец влепил мне кулаком прямо в лоб, и моя правая линза вылетела, как пчела из улья. Дебошир бросился наутек, я метнул ему вслед хека. Хек полетел бумерангом, высоты не набрал, но удачно шлепнул убегающего по спине. Тот рухнул с лязгом.
— Поздравляю, коллега! — прошамкал спасенный автомат и выдал мне в награду десяток жетонов.
Я ошеломленно вертел головой. Уцелевший глаз стал прекрасно видеть! Может, от удара в нем что-то сместилось. Скорее всего, мой подвиг оказался незавершенным, зато он стоил двух билетов удачи по цене одного глаза.
Домой вернулся в отличном настроении. Поцарапанный, одноглазый, с ободранной на лбу краской. Анатолий Иваныч, сверкая лысиной и очками, изумленно уставился на меня:
— Это… чего такое?
— Чяво, чяво… — передразнил я хозяина, шмякнув на стол останки хека. — Через час ужин, а потом засядем за шахматы.
Иваныч аж рот открыл.
— Кстати, вот в маркете дали за полцены. — Вручил ему второй билет удачи.
Хозяин вскрыл конвертик и прочитал:
— Выигрыш: последняя модель фоторецепторов зрения. Ого! Как раз тебе нуж…
— Уже не нужно, — ухмыльнулся я и стал чистить картошку.
Часть вторая. Почти не люди
Дмитрий Хитров. Что-то свое
Александр героически боролся со сном. Однообразный бубнёж пожилого профессора давно ему надоел, да и сам лектор не заметил бы потери бойца. Но ему требовалось сохранять остатки бодрости.
Пересилив дремоту, он снова осмотрел аудиторию. Кто-то уже оставил надежду обменять полный конспект лекций на зачёт автоматом и вошёл в царство Морфея. С пяток самых отчаянных студентов на первом ряду, страдальчески подняв брови — Александр видел профиль только одного из них, но ему казалось, что все они сидят с таким выражением — по старинке гремели ручками в тетрадях. На сдачу принимались только рукописные записи. Кто-то на два ряда ниже бойко стучал на ноутбуке. Видимо, рассчитывал не торопясь переписать результат после занятий или, скорее, если судить по открытому в браузере сайту, подыскать шрифт, похожий на почерк руки, но который ещё не подсовывали профессору. Человек шесть, собравшись в дальнем углу, резались в «дурака». Большая же часть слушателей давно примерила роль ораторов и болтала, кто друг с другом, кто, похоже, со своими тульпами. Доля первых стремительно уменьшалась из-за колоссальных потерь в своих рядах: лекция усыпляла студентов не хуже, чем рулады Орфея — Цербера.
— Вот так выглядит принципиальная схема нейроинтерфейса! Необычайно простая и изящная вещица, не находите? — бросил взгляд в зал преподаватель, отряхивая руки от мела.