Антон забросал его вопросами, удовлетворился нейтральными ответами и вскоре вернулся к компьютерным играм. Сегодня он играл без наушников, и грохот выстрелов бил по ушам. Иван задумчиво поводил ногой по паласу. По условиям договора он должен был развлекать и развивать мальчика, быть удобным другом «под рукой». Но, правильно считав настрой Антона, предпочитал не провоцировать нервного юнца и тихо сидел поблизости.
Работа есть, и ладно. А коли продержится здесь ещё три недели, получит первую зарплату. И потом, сон на удобном матрасе был убедительным бонусом. И еда разнообразная — белки, жиры и углеводы. Кажется, с этого начинают новую жизнь?
А Света так и не появилась («бах!»), почему? («тра-та-та!») Неужели ей не хочется выйти на свободу? («бах!») Давно бы его нашла, в базе есть идентификационный номер Ивана («бах!») И с ним бы связались кураторы…
Автоматная очередь зарядила с новой силой.
— Антон, — осторожно обратился к мальчику Иван. — Вообще-то вредно так много играть, и потом, игра же всегда тебя дождётся. Давай мы прогуляемся, может? Поболтаем немного.
— Заткнись, — короткий хлёсткий ответ. — Скажу родителям, что ты мешаешь учёбе. Угадай, кому поверят?
Это был аргумент.
***
Две недели спустя Иван потерял работу. Нет, случайности в этом не было. Накануне он долго и сердито стискивал кулаки под одеялом, просчитывая варианты. Выбрасывая из головы то, что возвращалось бумерангом.
На следующее утро он невозмутимо вытащил штепсель розетки из гнезда, в самый разгар игры Антона. А когда тот захлебнулся криком от возмущения, подошёл и вылил на голову малолетнему геймеру остатки чая из кружки на столе.
Это было чертовски приятно.
— Антон горит, — спокойно пояснил он прибежавшим на крик родителям. — Антон полыхает.
Вопрос решился очень быстро. К нему приехал новый куратор, не тот, что в прошлый раз. Иван покорно сел в машину под испуганными взглядами семейства. От мысли, что он возвращается туда, откуда так рвался выйти ещё совсем недавно, почему-то стало веселее.
Две недели он не выходил из своей палаты, решая учебно-исправительные задачи. Наличие второго «ремонта» в анкете практически ставило на нём крест как на андроиде для семьи, однако он ещё мог быть пригоден как вспомогательный персонал при больнице или НИИ. Еду глотал, не замечая вкуса. Когда наконец-то получил право посещать общую столовую, то, к своему облегчению, увидел знакомую одинокую фигуру. Угол стола больно стукнул о бедро, когда Иван пробирался к заветному пустому месту.
— Света! — Он надеялся на ответные эмоции, но девушка только сухо кивнула. — Света, это я! Вернулся. За тобой вернулся, понимаешь? Симулировал сбой, это было несложно, но… ты слушаешь меня?
Девушка неопределенно пожала плечами. Тонкие пальцы перебирали салфетку. «Ты меня не обманешь, — мысленно адресовал ей Иван. — Я давно всё понял». Сегодня тёмные волосы были аккуратно уложены, слишком аккуратно для того, кому на всё наплевать. И к еде она почти не притронулась, зачем же пришла в столовую?
— Зря вернулся. Андроиду не положено быть эмоциональным. Только навлекаешь на себя подозрения.
Иван обернулся. Из работников в столовой дежурил незнакомый ему куратор, который сосредоточенно смотрел в свой смартфон.
— Глупости, — Он повернулся обратно к Свете. — Я следил за тобой. И понял, что не давало мне покоя, и ты это тоже знаешь. Мы оба здесь чужие, моя история началась нелепо и трагично. — Он перевел дыхание, её пальцы оставили в покое салфетку и замерли на столе. — Когда мне было восемь, дома случился пожар. Погибли мои родители и маленькая сестра. Сгорел и наш андроид, Иван Ребров. Он был моим сверстником.
Иван прервался и отогнал непрошенные воспоминания. Въедливый запах горелой плоти. Собственные руки в копоти, которыми он елозил по полу, стоя на четвереньках. «Хватит, — жёстко велел он себе. — Излагай факты».
— Я выжил потому, что огонь не добрался до моей комнаты, пожарные приехали раньше. Прежде, чем они вытащили меня, я успел доползти до входной двери. Её, видно, заклинило, тело андроида лежало на полу перед ней. Я снял его жетон и повесил себе на шею, до сих пор не знаю, зачем. Может, думал, это защитит меня.
Света подняла голову. Впервые в её взгляде скользнул интерес и что-то вроде сочувствия.
— Потом приехали пожарные, меня отнесли в машину. Они спрашивали про погибшую семью, и сколько я на них работал. Говорили про мальчика и девочку, я не понимал и половины слов от шока, только отвечал «да» и «нет». Потом кто-то крикнул, что тела нашли. Они все умерли, «умер» в тот день и я. Мне даже не пришлось сильно вживаться в роль, меня ведь тоже звали Иван. Я откликался на это имя, и у меня на груди висел жетон. А внутри была такая пустота, какой бы позавидовал любой андроид.
Иван замолчал. Всего раз до этого он рассказывал о том дне, и не подумал бы, что опять доведётся. Жизни андроидов не отличались практически ничем от жизни обычных людей — те же потребности, те же законы общества. Уже в подростковом возрасте он узнал, что высокосоциализированный андроид отличается от обычного тем, что изначально рождён человеком. «Неучтёнкой», в мозг которого внедрялся кремниевый чип, ответственный за некоторые перемены в поведении. За неукоснительную логику и чёткость действий, и более узкий диапазон эмоций. Не настолько, чтобы не чувствовать настроений окружающих, не испытывать радости и даже печали. Все это было, оттого и в правах они были почти на равных с биологически чистыми людьми. Но настолько, чтобы в экстренной ситуации не терять головы и действовать хладнокровно.
— За хладнокровие они и посчитали мои односложные ответы. А дальше пошло-поехало. Не знаю, может, первое время мне было так проще. Воспринимать всё, словно это случилось не со мной. Словно я никогда не имел семьи, только идентификационный номер. А когда я пришёл в себя, то просто растерялся. Чем дальше, тем труднее было признаться. Новое окружение, естественно, видело во мне андроида. Всё стало таким организованным, и я будто бы даже привык… хотя со временем начал жалеть об этом. — Он неосознанно коснулся рукой груди, места, где обычно висел жетон. — Потом распределили в мед, отучился на врача. Эдакий вариант семейного доктора под рукой. Сюда в первый раз попал за стихи. Слил в сеть кое-что из своего творчества, думал, анонимно, а оказался в поле зрения кураторов. Решили протестировать на всякий, ну и обнаружились кое-какие проблемы с логическим образом мышления.
Вот и всё. Иван перевёл дыхание, в глазах защипало. Так непринуждённо в две минуты рассказа уложилась вся его жизнь. Света смотрела на него теперь иначе, забыв про своё привычное равнодушие. Глядя в её широко раскрытые синие глаза, он понял, что не ошибся. Не было никаких чипов ни в его, ни в её голове. Два нелепых поступка привели их сюда, вот только узнать бы, что случилось у неё?
Иван решил не спрашивать до поры. Захочет — расскажет.
— Мне жаль, — сказала она наконец. — Твою семью. Я поняла, что ты другой, ещё с тех пор, когда ты украдкой бросал на меня взгляды. Но мне отсюда не выйти, я не решила ни одного теста правильно. Даже и не старалась, мне не очень-то хочется наружу.
Что-то в её голосе подсказало Ивану податься вперед и взять девушку за руку. Очень опрометчиво, ведь за спиной был куратор. Но одна внезапная мысль перечеркнула все риски. Собственно, появилась она давно, но только сейчас стала реальным планом. Планом действий, который изменит жизни обоих.
— Убежим отсюда. — Он крепко сжал её худую ладонь. — Я хочу убежать отсюда с тобой. Такого не делал никто из андроидов и никогда. Понимаешь, зачем это нужно?
— Мы не в тюрьме, — неуверенно возразила она, высвобождаясь. Теперь в её голосе он слышал страх: невидимая пружина снова сжалась. — И ты знаешь, какими могут быть последствия.
Да, Иван знал. И очень на это рассчитывал.
За спиной послышались шаги обеспокоенного их длительным контактом куратора. Подарив Свете через силу широкую улыбку, Иван поднялся и вышел из-за стола.
***
Если бы они убежали. Если бы они убежали вдвоём, на функциональную поломку это было бы уже не списать. Было только одно место, куда бы они попали — уже не в центр, где андроидов приводили в норму задачами из учебников и тем, что называлось «неинвазивной шлифовкой». А туда, где проводилась диагностика самих кремниевых чипов. Крайне непопулярная мера.
Одинокое, особняком стоящее здание на окраине города. Поговаривали, что оттуда андроиды уже не выходили, и неудивительно. Девяносто пять процентов отклонений в поведении «лечилось» коррекционной работой в центрах. И если уж кто оказывался там, стало быть, чип серьёзно неисправен. Ивану было известно, что заменять чип, внедрённый с рождения, обросший за годы взросления собственными нейронными связями, очень трудно.
«Мы попадёмся и попадём туда, — он лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. — И отправимся на диагностику. И тогда они поймут, что у нас нет и не было никаких чипов».
И они смогут вернуть себе статус обычных людей. Жить без оглядки на контроль поведения. Он сможет заниматься творчеством и болтать всякую чепуху. Да, чепуху! Если захочет, то будет иметь на это право. Иван беззвучно засмеялся. Он найдёт работу по специальности, а Света — своё место в жизни. Довольно с них тестов и всеобщего угождения.
И ещё он отыщет могилы родителей и сестры. Навестит их настоящим сыном и братом.
Он соврал Свете о том, как впервые попал в коррекционный центр. Иван никогда не писал стихов, разве что иногда рисовал украдкой. Нет, он просто пытался поговорить по душам с преподавателем в институте. Тот первый раз, когда он рассказал другому про трагедию одного пожара. Тот самый раз, который обернулся чьими-то крепкими руками на собственных запястьях, руками, что осторожно повели его в сторону машины. Кураторы действовали быстро, приехали через десять минут после того, как преподаватель набрал под столом сообщение о поломке Ивана на адрес центра.