– Я читал про имаджировщиков. Все дело в технике – по всему цирку расставлены специальные амбипроекторы, как у Великосветского Гранда. Мистицион управляет ими с пульта. Он же отвечает за звук и вентиляторы, спрятанные для усиления эффекта…
– Это потрясно, – прошептала Настя, демонстративно игнорируя умничанье брата. – Это самое прекрасное, что я видела в жизни…
На сцене тем временем появилось новое существо, призванное из темноты волшебством главного имаджировщика. Оно было почти таким же крупным, как плавающий предшественник, но перемещалось на четырех массивных ногах, словно лошадь или корова. Голову животного венчали огромные круглые уши, а вместо носа оно имело длинный шланг, которым умудрялось даже почесывать макушку.
Зал снова ахнул, зашептался, в темноте заерзали.
Существо прошлось по манежу, и стало видно, каким крохотным кажется рядом с его тушей Мистицион. Когда массивные круглые копыта опускались на песок, специальные динамики выдавали басовую ноту такой мощности, что скамьи сотрясались. Чудилось, что по арене вправду идет нечто неподъемное. Позволив великану сделать полный круг, чародей заставил его образ истончиться под светом угасающего прожектора.
Затем в центре песчаного диска по очереди появились два животных – крупная пятнистая лошадь, которой кто-то вытянул шею так сильно, что она стала длиннее крупа. Вторым пожаловала невероятных размеров (в несколько раз больше шлангоноса, как прозвал его Димка) зверюга на четырех колоннах ног: с нереально длинным хвостом, кое-как изогнувшимся вдоль манежного борта, и столь же длинной шеей, плавно сужавшейся к крохотной головке.
Этот великан по арене ходить не стал – ему не хватало места. Он лишь нагнулся, приближая морду к верхним рядам трибун (заверещавшим от неожиданности), и шумно выдохнул на людей. Скрытые вентиляторы умело создали нужный эффект, а легкий запах тины, якобы вылетевший из ноздрей существа, и вовсе заставил публику поверить, что перед ней живое чудище, состоящее из плоти и крови.
Музыка уже грохотала в полную мощь, усиливая царящее напряжение и подогревая максимально распаленного зрителя. И тогда Мистицион выложил последнюю карту, от чего по залу прокатился дикий крик сотенной толпы.
Из-под темных сводов, подсвеченная сразу пятью прожекторами, на спасгородцев спикировала Птица – крупная, с размахом крыльев почти в десяток шагов, длинным хвостом и хищным крючковатым клювом, который беспрерывно и звонко клацал. Пронзительно клекоча, она сделала под потолком стремительный вираж, ударив по сидящим людям потоком воздуха и едва не коснувшись их когтистыми лапами. После чего взмыла и снова спикировала, но лишь для того, чтобы удариться в песок у ног имаджировщика и растаять без следа.
Близнецы прикусили языки и изо всех сил зажали рты ладонями. Если бы не необходимость оставаться в укрытии, они бы верещали и блажили так же, как три сотни зрителей над их головами. Где-то заплакал ребенок – для жителей города (я упоминал об этом ранее) не было существа ужаснее Птицы, болезнетворным проклятием которой пугали и взрослых, и детей. Страх этот сидел очень глубоко, он поселился в крови поколений, в подкорке головного мозга, пронзая всю жизнь спасгородцев. Только теперь стало понятно, почему имаджировщик предостерегал аудиторию перед началом представления. И, как оказалось, он вовсе не преувеличивал…
Под сводами шапито медленно включался свет, озаряя бледные лица. Охающие, держащиеся за грудь и натужно смеющиеся над собственной реакцией, посетители громко шептались, наперебой обсуждая увиденное. Мистицион с довольной улыбкой стоял за своими пультами, ожидая оценки. Когда возбужденный шепот наконец стих, повелитель объемных проекций величественно поклонился на четыре стороны. Зал, вскочивший с мест, тут же ответил громогласными аплодисментами, криками «браво» и восторженным свистом.
Наверное, именно этот шум, со всех сторон окруживший наших героев, и не позволил им вовремя сориентироваться, почувствовать движение за спиной. А затем Витьку вдруг больно ухватили за ухо и потянули в проход.
– Попались, безбилетники! – звонко (даже приглушенный овациями) и победно прозвучал над ними женский голос, и вторая рука вцепилась в ухо Димки.
Тот, несмотря на дикую боль, умудрился выкрутиться, но запнулся о трубчатую опору трибун и упал на спину, испуганно вскрикнув. Его брат вывернуться не смог – заойкав, мальчик приподнялся на цыпочках, чтобы ослабить боль в ухе – схватившая его девушка тянула вверх, не давая опомниться.
– А ну, стоять! – рявкнула она, когда Дима начал отползать в глубь конструкции, а Настя спряталась за самой широкой колонной. – Или бросаете пленного дружка? Смотрите, тогда ему точно не поздоровится, я предупредила!
Брат с сестрой переглянулись. Витька, морщась и поскуливая, все еще висел в руке у Ленуськи – да-да, к безбилетникам подкралась именно помощница клоуна Степы, продававшая билеты. Шум и хлопки публики стихали – по всему выходило, Мистицион покинул манеж, а посетители живой цепочкой тянулись из шатра.
– Попались, хулиганье! – горячась пуще необходимого, злорадствовала кассирша. – А ну, подь сюды! Посмотрели представление? Придется расплатиться!
– Но мы только самый конец… – попыталась оправдаться Настя, но помощница клоуна явно не была настроена на переговоры.
– Марш за мной! И не вздумайте бежать, мигом дружку вашему ухо откручу! – предупредила она, потащив Виктора по служебному проходу между трибун. – Ишь, выискались, любители бесплатных удовольствий…
Ребята послушно поплелись следом.
Они все еще не пришли в себя после шокирующего представления Мистициона, были напуганы, захвачены врасплох, дезориентированы и вообще соображали с трудом. Брата, конечно, было необходимо спасать, но ни один из них даже предположить не мог, как выбираться из такой щекотливой ситуации. К тому же здраво мыслить мешал стыд – Ленуська была права, они пробрались на представление без билетов, словно обычные хулиганы…
– Тетенька, отпустите! – взмолился Витька, красное ухо которого оставалось крепко зажато пальцами билетерши. – Куда вы меня тащите?!
– К родителям, конечно! Пусть платят штраф, – самодовольно сообщила девушка.
Они миновали плотный пыльный занавес, отделявший проход от той части шапито, куда вход гостям был запрещен. Ведя детей мимо гор реквизита, механических скакунов и костюмерных шкафов, девушка направлялась к выходу.
– Ну, признавайтесь, где искать ваших родителей? – грозно спросила она, заглядывая в лицо Виктору.
– Нету их… – пискнул тот. И поспешно добавил, заметив, как удивленно отшатнулась помощница клоуна: – На поляне этой, я хотел сказать… Мы тут одни.
– Одни? Со школьным учителем, значит? – не сдавалась Ленуська, все еще не понимая.
– Вообще-то нет, – скривился пленник от новой волны стыда и боли.
Но закончить фразу ему не дал брат.
– Да, конечно, с учителем! – выпалил тот, позволив циркачке облегченно вздохнуть.
Настя же, напротив, покосилась на Димку с полнейшим непониманием.
– Мы просто сбежали, так в цирк хотелось, – продолжал лихо сочинять Дмитрий. – В программе мероприятий его не было, ну и вот…
Теперь хитрость разгадали и Витя, и Настя. Если бы Ленуська узнала, что дети на поляне одни, проблемы посыпались бы на их головы, как снегопад со специализированных полян. А так кассирша была уверена, что перед ней хоть и хулиганы, но все же с воспитателями, бродящими где-то неподалеку. Во всяком случае, на руки Стражникам тройняшек она сдавать точно не собиралась, что выяснилось сразу.
– Ладно, пошли к старшему… – приподняв свободной рукой накладной клоунский нос, Ленуська почесала кончик настоящего и водрузила поролоновый шарик на место. – Пусть решает, как вас наказать.
– Наказать? – едва слышно пролепетала Настя. – Что вы хотите с нами сделать?
– Я-то откуда знаю? – не спеша откидывать внешний полог, произнесла циркачка. – Пантелеич у нас лютый, чуть что – за плетку хватается! Может быть, полы заставит перемыть. А может, если вы ему совсем не понравитесь, лошадям скормит!
– Зачем вы нас пугаете? – изогнувшись в ее пальцах, выдавил Витька. – Лошади не едят людей… Особенно механические.
– Хм… – с интересом улыбнулась Ленуська. – А вы не такие дурачки, какими кажетесь… Ладно, пусть старшой разбирается. За мной! И не вздумайте сбежать, а то я сдам этого, – она сжала пальцы и красноречиво ухмыльнулась, – на руки Страже!
И девушка выставила их из шатра прямиком на крохотную площадь поселка цирковых работников. Домишки его стояли полукругом и образовывали что-то вроде внутреннего двора, скрытого от посетителей Ярмарки.
– Садитесь! – приказала она, указав на лавку возле ближайшего дома.
Дети послушно подчинились (Витька бережно ощупывал опухающее ухо). А через считаные минуты начали появляться участники представления.
Первой была женщина, которой они на афишах не заметили. И одного взгляда на нее хватило, чтобы понять – с ней не все в порядке. Походка худой высокой особы отличалась угловатой, болезненной небрежностью, будто вместо коленок у нее были установлены ржавые шарниры. Лицо под белым гримом выглядело зловеще – подведенные черными тенями веки, ярко-красные губы, короткие темные волосы. Но главный непорядок поселился в ее бронзовых зрачках – там затаилось что-то диковатое, безумное, готовое выплеснуться агрессией. На поясе угрюмой циркачки на специальной перевязи висел настоящий арсенал метательных ножей. На левом боку виднелся небольшой ларец, окованный железными полосками. Не обратив на безбилетников никакого внимания и даже не поприветствовав Ленуську, метательница ножей направилась в дальний конец поселка, торопливо исчезая в одном из домиков.
За ней показались Эрнест и его напарница Мария, силач Георгий и гимнастка Жужу. Весело переговариваясь, они обменялись с девушкой-кассиршей несколькими фразами, из которых пленники поняли, что представление прошло весьма успешно. А затем артисты встали в рядок напротив безбилетников, внимательно рассматривая помятых чумазых путешественников и выслушивая комментарии Ленуськи, хваставшей поимкой хулиганов.