. Не знаю, я же ничего не могу сделать. Я никто.
– И что он предлагает?
– Он хочет, чтобы мы с ним поехали в Израиль. Там сделают операцию, а он обо мне позаботится, и все будет хорошо.
Не понимаю, что может быть хорошо.
– И что, ты поедешь?
Ты не ответила.
Я не знал, что сказать, так хотел, чтобы ты жила, поэтому помогал, подбадривал, даже сумку тебе собрал, вынес к подъезду в то утро, когда он забирал тебя на машине в аэропорт.
Но не захотел с ним встречаться, поэтому и не попрощался толком с тобой – так, обнял слегка в подъезде, погладил по плечу. Заметил, что ты губу прикусила – сильно, чтобы не заплакать. И я не заплакал.
И всё.
У нас это последнее было.
Через неделю, после операции, ты перестала отвечать на сообщения, меня это тревожило ужасно, но я не смог пересилить свою гордость и написать ему. Потому что это еще зачем, вот проснешься, придешь в себя – и сама напишешь, я же так жду тебя, я буду всегда ждать тебя в Москве.
Но прошла еще одна неделя, потом вторая – ты не писала. На третью неделю я достал телефон, нашел его профиль в соцсети, начал набирать сообщения. Набирал-стирал, набирал снова. Гордости не было, просто бессилие. Отправил, а он прочитал и не ответил. Тогда я стал плакать, звонил бессмысленно в израильские больницы, где не отвечали, не говорили. Подумал – а точно вы поехали в Израиль, это же все с твоих слов, а на деле вы могли поехать куда угодно. Может быть, в Германию. Конечно, в Германию. Но туда тоже было не дозвониться.
Через два месяца проснулся – все словно изменилось, посветлело.
И ты пришла в первый раз, хорошая, прежняя.
Испугался еще в первый раз, стал расспрашивать, не поверил.
Я все делал, все. Рассыпал у входа дурацкую соль вначале, какие-то линии мелом чертил, придурок.
Ведь придурок же.
Потом успокоился, стал предлагать ключи от квартиры, которые ты не брала.
Иногда даже забываю, что ты просто уехала с ним, с этим человеком, с Сергеем, и что уже два года прошло, но, когда ты приходишь ко мне, я безоговорочно верю в тебя и мою полы, чтобы тебе было хорошо и не больно ступать в тонких черных капроновых колготках.
И ты приходила, ты плакала из-за аллергии на котенка – смешно, разве у тебя теперь может быть аллергия? – садилась со мной смотреть кино, и я чувствовал твою теплую кожу. Может быть, в этом было дело? Она никогда не становилась холодной, твоя кожа, даже когда ты приходила с мороза, ты вообще не менялась, и не заживала крохотная ранка на нижней губе.
Анна Матвеева. Последний
– Да он же чудовищно старый, Анна! Сто лет в обед. Ты вообще уверена, что это не копия?
– Уверена. Сто лет ему, кстати, как раз сегодня. Вот мы к нему и нагрянем. С подарком.
– И что ты собираешься подарить столетнему человеку?
– Я еще не думала.
– А откуда у тебя адрес?
– Секрет.
– Не люблю секреты.
– Я тебе все расскажу, обещаю. Совсем скоро!
– А если он нас не впустит?
– Он нас ждет, это, можно сказать, официальное приглашение!
– Знаешь, Анна, что-то меня здесь смущает.
– Слишком уж ты эмоциональная, Алиса. Бабушка говорила, раньше вы такими не были.
– Ха-ха, конечно были, просто не все это замечали. А у меня что за роль?
– Как обычно. Запишешь разговор, расшифруешь, пофоткаешь. Никто не купит интервью без фоток.
– Погоди, ты уже кому-то пообещала интервью с этим стариком?
– Конечно! Тем и Этим. Но они тоже сомневаются. Подозревают, что я покормлю тебя пару дней его текстами, задам вопросы – и выдам желательное за действительное.
– Желаемое. Правильно: желаемое.
– Какая ты зануда, Алиса.
– Ты можешь отключить эту опцию. Шутка, не можешь!
– Поищи лучше, что ему подарить.
– Уже нашла. Антирадикулитное-противогеморройное кресло со встроенным врачом.
– Дорого.
– Проекцию любого ушедшего родственника.
– Неэтично.
– Слуховой аппарат-универсал с функцией удаления волос из ушей.
– Слишком интимно.
– Новый роман Льва Толстого.
– А он давно вышел?
– Вчера. Называется «Мир без войны». Четыре тома.
– Ты прочитала?
– Естественно. Отличная вещь, в духе Льва Николаевича. Чуть уступает «Анне Вронской», но в разы лучше «Вознесения».
– Оставь у меня в непрочитанном. И сосредоточься, пожалуйста, – ты же помнишь, к кому мы идем? Он даже слушать не захочет о новом Толстом. Нет, здесь нужен какой-то другой подарок. Что-то особенное.
– Окей, дай мне немного времени.
– …
– Анна, ты спишь?
– Задремала. Ну как, нашла что-то интересное?
– Классический вариант – живые цветы и шампанское.
– Да зачем ему цветы? И я просила оригинальное.
– …
– Ты что молчишь, обиделась?
– А ты бы не обиделась на моем месте? Я буквально наизнанку выворачиваюсь, а ты вечно всем недовольна!
– Ну прости, пожалуйста, ты ведь знаешь, как я тебя люблю и ценю! Ты самая лучшая, самая близкая моя подруга!
– Так-то лучше. Вот, смотри. Можно приобрести книгу.
– Ты имеешь в виду настоящую книгу? Как у бабушки были? А они еще где-то продаются?
– Есть один магазинчик недалеко от центра. В СП.
– СП – это у нас что? Санкт-Петербург?
– Сергиев Посад. Интернет-магазина у них нет, совсем замшелые. Как тебе слово «замшелые», кстати? И еще мне очень нравится слово «мшелоимство». Вот, соображаю, куда бы его ввернуть при случае.
– Давай потом это обсудим, милая. Сколько туда добираться?
– По воздуху минут двадцать. Но сейчас тарифы сумасшедшие, вечер пятницы. Смотрю наземные маршруты. Тридцать четыре минуты, заберет через две. Успеешь собраться? Я верю в тебя, милая, успеешь!
– Здравствуйте!
– Добрый вечер!
– Впервые вижу столько книг.
– Наши посетители чаще говорят: впервые вижу книги.
– Нет, у моей бабушки были. Желтые, красные – и вот такие, в специальных защитных упаковках.
– Это называется «суперобложка».
– Спасибо, Алиса. Я тебя на время выключу, не обижайся.
– …
– Так что, много у вас посетителей?
– Не так чтобы очень.
– А конкретнее?
– Вы из проверки, да?
– Нет, я журналистка. Анна Мамаева. Пишу для Тех и для Этих.
– Александр Шерстинкин, очень приятно. Я здесь и директор, и продавец, и уборщик. Швец, жнец и огурец!
– О! Давайте с вами интервью сделаем, вы же, наверное, последний магазин книг в России?
– Не последний. Есть еще один в Питере и один где-то за Уралом. Нас давно хотят закрыть из-за низкой рентабельности. Держимся только потому, что мы памятник.
– Памятник?
– Архитектуры. Так просто не снести, а въезжать в такую развалюху никто не рвется. Ну и спасает, что близко к монастырю. Монахи по настоящим книгам читают. И батюшки проповеди сами пишут. Но это только здесь так, в других храмах давно нейросеть. В алтаре – проекции, дьяконы – сплошняком голограммы, хор в записи.
– Я таких подробностей не знаю, у меня с религией не очень. Надо, действительно, сделать с вами интервью, но сейчас мне нужно купить книгу в подарок.
– Вы уверены? Довольно странный выбор.
– Слушайте, Александр, но вы же продавец! Вы должны меня уговаривать купить что-то здесь, а вы как будто не заинтересованы.
– Да, все верно, деньги очень нужны, но я знаю, как чаще всего обращаются с подаренными книгами. Многие вообще не понимают, что это такое, – выбрасывают или используют не по назначению. А ведь книг после КБ осталось очень мало.
– Кризис Бумаги, я помню. Полный запрет на вырубку леса.
– Вы не можете помнить, вас еще на свете не было. А я это пережил на себе: когда у всех изымали книги, когда все шло на переработку… Потом народ привык к тому, что печатные книги исчезли, – отпала надобность. Помню, нам раньше говорили: со временем книга станет эксклюзивной дорогой вещью, раритетом! Обладать книгой смогут только очень богатые. Какое там! Никому это не нужно. Кроме монахов.
– Но справедливости ради… Читать печатную книгу – это же неудобно. А перелистывать страницы вручную – еще и негигиенично. Мало ли кто читал до тебя…
– А вы сами когда-нибудь пробовали?
– Нет. Бабушка мне показывала в детстве свои книги, их у нее было пять или шесть. Не знаю, куда она потом их дела, – незаконно же было дома держать. Показывала, но в руки не давала.
– Сейчас уже законно, только никому не нужно. Вот, возьмите эту.
– «Облака над дорогой». Вадим Шефнер. Ой, здесь картинки!
– Вы неправильно листаете. Давайте, я покажу.
– Как необычно! Это же отличная тренировка для пальцев!
– Никогда об этом не думал.
– И очень стильно. Алиса, вернись!
– …
– Алиса, ну не сердись, милая.
– Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты меня так внезапно выключаешь! Это вредно для моего состояния и устойчивого сигнала! К тому же я теряю нерв беседы и не могу потом выполнять поставленные передо мной задачи!
– Какая она у вас эмоциональная.
– А у вас не такая?
– Я свою использую, только чтобы еду заказать и кино найти. На разговоры не ведусь. Да и старая она у меня. Стационарная.
– Алиса, сделай фото! Меня с книгой на фоне полок.
– Ты моргнула.