Место, где он оказался, мало напоминало грязный переулок: это был богатый фешенебельный район с высаженными в ряд деревьями, небольшими уютными магазинчиками и кафе. Мимо проехал паромобиль, а в отдалении Окберт узнал дом Каста. Удивительно, что Ирма до сих пор не продала его за порцию опиума. Впрочем, судя по их последнему разговору, женщина большую часть времени находилась в полубреду. Скорее всего, дом содержали ее родственники, попросту не дававшие Ирме распоряжаться деньгами или собственностью.
Вскоре Окберт увидел саму женщину: она, ссутулясь, плелась, обнимая себя исхудавшими руками. Ее мучила наркотическая ломка. Пару раз она останавливалась, чтобы отдышаться, а затем упрямо продолжала путь.
Хотя для жителей призрачного города Окберт оставался невидим, он предпочел следовать за Ирмой в отдалении. Она шла к притону каким-то окольным путем, стараясь избегать центральных улиц и постоянно оглядываясь. Следователь не мог не отметить странности ее поведения. Ведь Ирма уже опустилась на самое дно и вряд ли боялась огласки. К чему же тогда подобная осторожность? Может, ее кто-то преследовал? Окберт огляделся, но не заметил никого подозрительного. Жаль, что Пустошь не воссоздает картинку полностью. Он наблюдал только то, что видела и слышала Ирма, а в ее затуманенной голове все перемешалось.
Наконец они оказались у притона, и Ирма постучала в дверь. Открыл бородатый здоровяк, но впускать гостью не стал, а что-то недовольно выговорил ей в лицо. В голосе женщины прозвучали просительные нотки. Она схватила мужчину за руки, но тот лишь оттолкнул ее, как мусор, и Ирма упала на заснеженный тротуар.
— Будь ты проклят! — провизжала она в закрытую дверь. Потом еще долго сидела на стылой земле и сыпала проклятиями, а редкие прохожие обходили ее стороной.
В конце концов Ирма выдохлась: что толку кричать, если никто не реагирует? Она встала, но, скрученная жестокой рвотой, далеко уйти не успела. Когда же выпрямилась, ее бледное лицо окончательно потеряло краски, а круги под глазами стали отчетливее. Женщина снова двинулась к двери — видимо, думала постучать еще раз, — но дорогу преградил высокий человек с тростью.
Вот оно! — понял Окберт, заметив страх в глазах Ирмы. Она попыталась обойти мужчину, но тот зеркально повторил ее шаги.
Окберт подошел ближе, чтобы разглядеть его лицо, пусть даже искаженное Пустошью и памятью Ирмы. Было в нем что-то неуловимо знакомое.
— Я знаю, что тебе нужно. — Женщина облизнула пересохшие губы, глядя на своего вероятного убийцу. — Если расскажу, что получу взамен?
Он молча вытащил из кармана коробочку с опиумным порошком. Ирма тут же попыталась выхватить ее у него из рук, но не преуспела, только поскользнулась на собственной рвоте и упала ему под ноги. Мужчина не подал руки, и женщина с трудом поднялась сама.
— Иди за мной, — из-за влияния Пустоши его голос казался механическим.
Ждать согласия преступник не стал — был уверен, что жертва последует за ним, и не ошибся. Прихрамывая, она потащилась к злосчастному переулку, не замечая, что разодрала чулок, а из разбитого колена течет кровь.
В Пустоши переулок выглядел еще отвратительнее. Мимо прошмыгнула крыса, выскочив из ящика с мусором, а запах тлена усилился — подходило время смерти Ирмы. Окберт поспешно обогнул помойку и шагнул вперед, чтобы не пропустить ни слова из предстоящей беседы.
— Где твой ребенок? — холодно спросил убийца, убедившись, что вокруг никого нет.
— Сначала плата. — Ирму колотило, и она протянула руку, надеясь получить долгожданный наркотик. — Дай!
— Ответь, и получишь вдвое больше, — мужчина покрутил коробочку в руках, отступая на шаг от измученной собеседницы. Она попыталась его схватить, но убийца с легкостью увернулся. Лицо его не выражало ничего, кроме брезгливости.
Потеряв равновесие, Ирма врезалась в каменную кладку переулка.
— Я жду, — напомнил он, с безразличием наблюдая за беспомощной женщиной.
— Я расскажу, расскажу…
Ирма поманила его пальцем, словно собиралась поведать на ухо какой-то секрет, но, когда мужчина наклонился, с неожиданной силой оттолкнула. Застигнутый врасплох, он упал, а Ирма коршуном налетела сверху, держа в трясущихся руках осколок стекла. Она опустила импровизированное оружие, но в последний момент силы подвели, и удар пришелся не в шею, а вскользь по плечу. Мужчина же, не раздумывая, вытащил из трости клинок и ударил в ответ.
Все произошло быстро. Ирма с искренним недоумением уставилась на торчащее из груди лезвие и пошатнулась, закашлявшись, когда убийца его вытащил.
— Сука! — выплюнул он, сбросив с себя умирающую женщину. Быстро огляделся, убеждаясь в отсутствии свидетелей, после чего ногой подтолкнул ее к куче мусора у стены. Наклонился, заставляя посмотреть себе в глаза. — Когда я найду твоего сына, я буду убивать его медленно. Сдирать кожу кусочек за кусочком, чтобы он помучился. А потом отправлю его отцу собранный в коробку подарочек, — с чувством произнес он, сжимая свое плечо. На пальто проступило темное пятно — все-таки женщина задела мужчину осколком.
— Тебе его не найти! — Она оскалилась в предсмертной судороге и закашлялась кровью.
Преступник ударил ее, заставляя умолкнуть, и ушел. Ирма не пыталась подняться, только хрипела, зажимая рану на груди. Кровь залила пальто и руки, растеклась темной лужей по камню. Губы женщины чуть заметно шевелились, шепча то ли молитву, то ли проклятие.
Окберт уже хотел возвращаться с Пустоши, но голос Ирмы вдруг стал громче.
— Лэртис, ты здесь? Знаю, ты придешь. Я видела, как ты приходишь. — Она скривилась в страшной ухмылке, глядя куда-то сквозь него. — Вот уж не думала, что последние слова скажу тебе… Минта Орвин… Спроси ее, где мой ребенок. Обещай, что защитишь…
Ее голос оборвался, а взгляд застыл. В тот же миг Окберт почувствовал, как его выталкивает из Пустоши в реальный мир. Время вышло.
В лазарете кипела жизнь. Тайрин всегда думала, что это место должно быть самым тихим и спокойным в академии, но сегодня убедилась в обратном. Пятикурсники умудрились перепутать ингредиенты на самостоятельной работе по алхимии, и в лазарет поступила целая компания дымящихся, взъерошенных и пропахших гарью студентов.
Пришлось дожидаться, пока Гретхем осмотрит пострадавших, подлечит и выпишет целебную мазь. Ани убежала на занятия, и Тайрин устроилась в удобном кресле, глубоко вдыхая из открытого окна морозный воздух и жалея, что нельзя усесться на широкий подоконник: слишком странной будет выглядеть дама в годах, подтянувшая колени к подбородку.
Хотя следователю ее возраст не помешал. Отчитал, как девчонку! Тайрин до сих пор злилась — она не собиралась выслушивать от Лэртиса нотации и тем более подчиняться его приказам. Решил, что может ею командовать? Пусть поучает своих подчиненных, а Тайрин без него разберется!
— Может, успокоительной настойки накапать? У тебя такой взгляд, словно ты убивать собралась, — проронила Гретхем, убирая остатки мази в шкаф и запирая его на ключ-руну. Однажды забыла запереть, так студенты умудрились ночью утащить крепкую настойку и напиться. Под утро распевали песни в центральном зале.
— Одним следователем больше, одним меньше, — проворчала Тайрин, даже не пытаясь успокоиться.
Гретхем фыркнула и махнула рукой в сторону ширмы.
— Проходи и раздевайся. Посмотрю, чем тебя наградили.
— Меня по голове ударили, зачем раздеваться? — Тайрин осторожно коснулась шишки на затылке.
— А остатки следящей метки убирать не собираешься? Или Лэртиса попросишь? Нет, если тебе понравилось, как он снимает заклятия, то мешать не стану.
Ужаснувшись подобной участи, Тайрин метнулась к ширме.
— Откуда вы знаете о метке? — уточнила она, расстегивая пуговки на корсете. Получалось плохо: стоило сосредоточиться — и головная боль усиливалась.
— Тот, кто ставил ее, торопился. Даже если не присматриваться, все равно видны сполохи чужой магии. Это маги-боевики ничего не замечают, но им простительно, у них на другое глаз наметан — на проклятия и яды. А для целителя любое пятно на человеке — повод присмотреться. Правда, Лэртис тоже след разглядел, даром что боевик. Неслучайно считается одним из лучших.
— В любом случае это не его дело. — Борьба с корсетом шла с переменным успехом.
— Лэртис так не считает.
Гретхем зашла за ширму, перехватила руки Тайрин и в одну минуту расправилась с оставшимися пуговками. Посмотрела на темное пятно под лопаткой — оно выглядело как неровная, чуть пульсирующая клякса. С такой меткой Тайрин не отследить, но кто знает, как поведет себя чужое колдовство в будущем?
Целительница приложила сухие пальцы к горячей спине, сделала несколько пассов, проверяя, как глубоко ушло плетение. Чужая магия как заноза — вытаскивать нужно осторожно.
— Сними-ка амулет. Мешает, — попросила Гретхем после нескольких бесплодных попыток поймать начало плетения.
— Какой амулет? — не поняла Тайрин.
— Часики свои. Да не бледней так! Я давно о твоей маскировке знаю.
Тайрин резко вскочила, сжала артефакт в кулаке и уставилась на целительницу. Похоже, взгляд был очень красноречивым, потому что Гретхем вздохнула и коснулась морщинистыми пальцами ее щеки.
— Ну что ты так смотришь? Я же тебе рассказывала о моем первом муже. Он был тот еще затейник в плане перевоплощений! Мог в старика обернуться или в знатного лорда. Однажды под видом благородной тьенны проник в женский монастырь — вот визгу было, когда он вместе с остальными паломницами отправился в купальню! Правда, он менял себя без этих ваших амулетов и новомодных штучек, а с помощью грима. Но меня научил подмечать детали. А ты, уж прости, порой забываешь, как себя надо вести, действуешь порывисто, на эмоциях. Сколько тебе, годков тридцать?
— Почти, — призналась Тайрин и, сняв часы, положила их на столик рядом с кушеткой.
Впору было кричать, паниковать, ведь легенда рушилась, как карточный домик. Все больше людей узнавали ее настоящий облик, а значит, скрываться скоро станет сложнее. Но может, Аствар был прав и маску пора снять?