– Стрелять буду, – неуверенно предупредила черная рубашка.
– Он может, – сказала Ксения.
– Да.
Пуля от этой твари или раздробленные кости, ничего себе альтернатива! Или всю жизнь «смотреть рекламу». Ну уж нет.
Я развернулся спиной к дыре и, взявшись за скамейку, опустил ноги на летящий асфальт. Поймать скорость и побежать за машиной не удалось, и я потащился по асфальту как куль с песком. Подтянуться и залезть обратно я не мог – пальцы соскальзывали с гладкой доски, а больше уцепиться было не за что.
Я смотрел вниз, с ужасом понимая, что долго не продержусь, а в голову лезло совсем не то, что нужно. Узелки. Кажется, часть из них развязывается. Она сказала, что машинку у Алены забрали. Кто? Некому. Ксения не возражала, чтобы машинка осталась у Алены. И она… знала это заранее. Почему Ксения не могла отдать ей свою, ведь ее машинка лучше, без трехчасовой погрешности. Зачем я им нужен? Кого я играю в этом безумном представлении?
– Ну что же ты? – Прокряхтел я. – Давай за мной!
– Отпусти лавку, а то руки здесь останутся!
Я не собирался прыгать, но пальцы сорвались сами. Я по инерции покатился за грузовиком, и мокрый, весь в мелких трещинках асфальт завертелся вокруг, врезаясь то в грудь, то в спину. Ожидание очередного удара растягивалось в вечность, и каждый раз я успевал побеседовать с Всевышним, исповедаться в грехах и попросить о милости.
Через пятнадцать или пятьсот вечностей – кто их считал! – смертельная карусель, наконец, остановилась. Я лежал на дороге и гадал, осталось ли в моем организме хоть что-нибудь целое. Потом приподнялся и сел – было очень больно, но мне это все же удалось. Впереди я увидел Ксению. Она дышала, и одно только это сделало меня счастливым. Ксения подняла голову и часто заморгала. Ее левая щека была обезображена большой ссадиной, на которую уже налип песок. Она тронула подбородок, и уставилась на свои окровавленные пальцы.
– Лицо? – С ужасом спросила она.
– Пустяки.
Я поднял Ксению на ноги и начал отряхивать.
– Смотри! – Крикнула она.
Сзади двигался белый фургон. Он развернулся боком, и на его кузове я прочитал: «Москарго». Рядом с ним давилась плотная очередь столкнувшихся автомобилей. В начале цепочки лежала бесформенная жестянка желтого цвета. Такси.
– А ты говорил, гелиоплан.
Кусок голубой обшивки принадлежал, конечно, не самолету. Но откуда я мог знать, что лист брони, свалившийся перед нашей «Волгой», прилетел из будущего?
Единственная машина, не пострадавшая в аварии, медленно отъехала в сторону и, свернув на перекрестке, умчалась прочь. Это был… ярко-красный «ЗИЛ-917». Но почему он повернул? Он должен либо поехать прямо, либо врезаться.
– Значит, все произошло из-за нас, – сказал я. – Ты специально выбрала эту дату?
– У меня не было времени.
На нас стали обращать внимание, и мы доковыляли до тротуара.
– Снимем в гостинице номер, – предложил я. – Перемажемся йодом, отлежимся. У меня еще остались деньги. Наши нормальные деньги.
– Нельзя, завтра четверг.
– Будем перемещаться по полдня назад до тех пор, пока раны не заживут.
– Хорошая идея. Ты делаешь успехи.
– Мы теперь знаем, с чего все началось. Мы сможем не откорректировать аварию, а вычеркнуть ее совсем, – сказав это, я внимательно посмотрел на Ксению.
– Правильно, – согласилась она.
– Мы предотвратим все это безобразие, не вмешиваясь в прошлое: просто не позволим нас арестовать там, в две тысячи шестом.
– Да-да, – ответила она невпопад.
– Ксения… я тебе не верю.
Она поняла сразу. Она не пыталась уйти от ответа, хотя могла бы, ведь я стал ее заложником – ее и проклятого дырокола.
– Немудрено, что ты догадался. Все пошло кувырком, ты и сам видишь. Никто не предполагал, что операция закончится так плачевно. Надеюсь, в этом ты не сомневаешься?
– Кто вы такие?
– Ты ведь в штабе служил, да Миша?
– Мы встретились не случайно.
– Разумеется. Ты помнишь, что означает гриф «три нуля»?
– Наивысшая степень секретности.
– Там, где я работаю, на документах ставят не три нуля, а четыре. Можешь представить, что это такое?
– С трудом. О вашей конторе не знает никто. В принципе, вас вообще нет.
– Нас не существует даже для президента. И ты требуешь, чтобы я тебе открылась.
Мы дошли до узкой улицы, застроенной панельными семиэтажными домами. Здесь было не так людно, и мы остановились отдышаться. Ксения протянула мне свою сигарету.
– Ты здорово придумал насчет вечной среды. В четверг нам соваться нежелательно, – сказала она, морщась от боли. Кровяная корка на ее щеке начала подсыхать. – Миша, мне требуется твоя помощь. Я могу на тебя рассчитывать?
– Хотя бы минимум информации, – сказал я. – Мне надоело быть безмозглой кеглей. Что мы собираемся делать, а главное – для чего?
– Нужно взять у Алены твой дырокол. Почему – тебе известно.
– А что же ты с самого начала?.. На кой черт мы лезли во все эти аварии? И… ты правда забрала у матери лекарство?
– Да. Я надеялась, что во всем виноваты мы. Так было бы лучше. А теперь придется отменить операцию. Пойдем, поищем, где можно отдохнуть. На стимуляторе долго не продержишься.
Гостиница, в которой мы ночевали в прошлый раз, находилась в двух шагах от перекрестка, но туда нам было нельзя. Там уже сняли номер другие Ксения и Миша. Он подыхал, а она его лечила. Завтра он поправится и втрескается в нее по уши. За ними начнут охотиться скучные мужички с задрипанными чемоданчиками. Завтра будет тяжелый день.
Мы сказали дежурной, чтобы нас разбудили в десять вечера. Нормальная просьба, если не считать того, что часы уже показывали половину девятого. Потом Ксения отошла в дальний угол и открыла в центре комнаты дыру. В темноте плоскость была почти не заметна.
Мы перебрались в блеклый полдень. Номер только что убрали после предыдущих постояльцев, и аромат чужих духов перемешался с удушливыми запахами моющих средств.
Ксения приняла душ и, натеревшись бесцветным гелем из своей аптечки, стала собирать уже знакомый стальной карандаш. Теперь он состоял из трех частей и был в полтора раз длиннее. Ксения показала, как с ним управляться и, скинув халат, легла на живот.
Пока она устраивалась на кровати, я успел мельком увидеть ее грудь. Второй размер, отметил я, и тут же устыдился: негоже это – переводить совершенство в номера и сантиметры. Скорее всего, Ксения была чуть помладше меня. После двадцати пяти фигура у женщин начинает портиться, но Ксения сохранила ту необычайную гибкость, которой обладают лишь совсем юные девушки. Она подтянула руки к голове и не заметила, как сбоку выглянула правая грудь – почти вся, до темно-коричневого полукружья, упиравшегося в накрахмаленную простынь. Сквозь тонкую блестящую ткань ее трусиков легко угадывались очертания того, что было под ними спрятано. Резинка чуть сбилась вниз, и за ней, между двумя сходящимися пригорками, показалась маленькая родинка. Не ее ли она обещала показать?
Как только я приблизил регенератор к ее коже, Ксения застонала и томно выгнулась. Рана затягивалась на глазах. Вскоре капельки засохшей крови осыпались, и на месте глубокой царапины осталось лишь розовое пятнышко. Минут через двадцать спина Ксении была в полном порядке.
– Спасибо. Лицом я сама займусь, давай теперь тебя.
Она поднялась с кровати, и я снова впился взглядом в ее тело. Ксения даже не собиралась прикрываться, только накинула гостиничный халат, но пояс завязывать не стала.
– Ложись, чего ты ждешь?
Уже не отдавая себе отчета, я взялся за края халата и развел их в стороны. Ксения не сопротивлялась. Она позволила себя поцеловать, потом мягко улыбнулась и сказала:
– Сначала обработаем ссадины.
Она уселась на мои ноги, и я почувствовал, какая она теплая.
– Будет щекотно, – предупредила Ксения.
Первое же прикосновение металлического карандаша заставило меня вскочить. Это был самый натуральный электрошок.
– Ты что делаешь? – Воскликнул я, уворачиваясь.
– Терпи, – Ксения придавила меня к матрасу и наступила на шею коленом.
Внезапно в комнате появился кто-то посторонний, и она сказала:
– Вы тут отдыхайте, а нам пора.
Голос принадлежал Ксении, но доносился откуда-то сбоку. Перед кроватью стояли двое: еще одна Ксения и еще один… я.
– Совсем не больно, – утешил меня я-второй. – Для твоей же пользы, так что не возникай.
– Все нормально? – Спросила Ксения, сидевшая на мне. – Одежду поменяйте, а то на беглых каторжников похожи.
Двойники прошли к выходу и пожелали нам хорошего отдыха. Кажется, Миша хотел меня о чем-то предупредить, но не решился.
Когда дверь за ними закрылась, Ксения продолжила экзекуцию и не слезала с меня до тех пор, пока я, измотанный до смерти, не замычал.
– Ну, все. Теперь… – она провела ладонью по моей щеке и засмеялась. – Выдохся?
Я не мог пошевелить и пальцем, какая уж там любовь! Ксения предвидела, что спать в одной постели со мной ей будет хлопотно, и намеренно измотала меня своим регенератором. Или это я такой немощный?
– Не волнуйся, форсированная терапия всегда тяжело переносится, просто я привыкла.
Ксения включила лампу над зеркалом и, взяв со стула свой пояс, извлекла из кармашка четвертый стержень. Я не представлял, как она выдержит такую боль.
– Мне еще надо с лицом поработать, а ты спи.
Нашла дурака, подумал я. Вот только отлежусь, малость приду в себя и…
Сквозь сон я почувствовал, что кровать прогнулась, и у меня отняли часть широкого одеяла. Мне было не до комфорта. Вокруг по двое бродили незнакомые люди, но стоило мне к ним приблизиться, как прохожие превращались в меня и Ксению. Парочки удивленно таращились и делали вид, что не слышат моих вопросов, а я так хотел их спросить, так хотел…
– Да? – Сказал женский голос. – Да, спасибо. Вставай, уже десять.
Ксения спрыгнула на пол и удалилась в ванную.