Кто еще? Я опять заглядываю в глаза товарищам по несчастью. Венди, Моисей… Но пока только у одного зарождается искра, и неудивительно, что именно у него. Гармония звуков — его душа. Все хорошо — мы медленно ломаем самоубийственную силу тройного триквестра. Я — диссонансом ярости, Ясавэй — своим сомнабулическим постукиванием, а он — прислушиваясь. Как могу тихо, чтобы никого не спугнуть, шепчу:
— Менестрель, Менестрель, пой, пой, Менестрель.
Ты сможешь, без гитары, под незатейливый монотонный «так-тук», ты найдешь слова, Менестрель, ведь музыка — это твое Я. Только не делай лишних движений…
Пересохшие губы парня шевелятся, он пробует на вкус ритм шамана, и звуки, тихие звуки застенчиво разбавляют вязкую атмосферу:
За… сы… пай, до рас… све… та оста… лось чуть-чуть,
ты уста… ла и на… до поспать.
Ухо… ди в цар… ство снов, обо всем поза… будь,
и душа переста… нет страдать.
Лунный свет из окна на холодных камнях потускневшим блестит серебром.
Засыпай, пусть уйдут от тебя боль и страх,
и неважно, что будет потом.
Мальчишка немного раскачивается в такт печали песни, и уже не он к Ясавэю, уже бубен подстраивается под аккорды несуществующей гитары. Венедис отстраненно улыбается.
Пусть приснится тебе голубая река,
Кони в сумерках на берегу.
И дорога, что лентой уходит в закат.
Я чудесный твой сон сберегу…
Ох, дьявол же, Менестрель, где ж ты такие стихи-то берешь, что ж ты, сука такая, с людьми-то делаешь? Неприкаянные — сначала один, потом Другой, тоже двигаются, зачарованно, вправо… влево…
Первый раз я жалею, что я не колдун,
Я бы в птицу тебя превратил.
И отправил туда, где тебя не найдут,
От врагов и от смерти укрыл…
Вик хотел бы знать эти слова, запомнить, чтобы когда-нибудь спеть. Побери его Зеленое Небо, Драконы, Убийцы, Горы Мертвецов, он хотел бы петь эту балладу здесь, сейчас, вместо пацана, и пусть голос у механиста как скрип несмазанных шестеренок, он хотел бы петь именно эту балладу! Для той, кто отстраненно улыбается…
Я вплету в твои сны отражение звезд из серебряной чаши с водой.
Ты пройдешь по дорогам видений и грез,
что волшебной встают чередой.
Но светлеет восток, и исчезла луна,
гаснут звезды в небесной дали.
Скрип замка разобьет мир волшебного сна.
Просыпайся. За нами пришли…
Последние слова рвут все — хрупкое равновесие, страх, ярость, ничтожный ветер. Где ты, мальчишка, не умеющий держать меч и стрельбу, находишь такое оружие? Каким по счету чувством ты определяешь правильность выбора своих песен? Магия механизмов, мыслей, шаманов, Мест Силы, храмов, богов, космоса — мусор. Пыль и прах перед магией Менестреля.
Парень смело тянется за гитарой, неприкаянные ошарашены, но теперь расслаблены, Страх никуда не ушел, но всем на него уже наплевать. Только пальцы шамана все так же поглаживают натянутую кожу бубна — так-тук… секунда… так-тук. Это камлание запомнят все и навсегда.
И колышется палаточный полог.
Да что же это такое? Вик мгновенно определяет, кого нет, — и когда это она успела выскользнуть? Не заметил, ибо увлекла магия Менестреля.
Зная, что разделяться сейчас противопоказано и что именно сейчас тройной триквестр резонирует в позитивной плоскости, Вик полез наружу — все одно в палатке находилось уже меньше, чем девять человек. Моисей должен присмотреть за своим стадом.
Зрение пока не отошло от рудников, и только это позволило рассмотреть в кромешной темноте и валившейся с неба слякоти тонкую фигурку, упрямо карабкающуюся вверх. Она что — с ума сошла? Да еще без верхней одежды — неужели проклятие этого места не ограничивается волнами паники? Вик, оскальзываясь, как мог, быстро потащился вдогонку. Странно — на воздухе более отчетливо чувствовалось, что гнетущее ощущение появляется и усиливается не в порывах ветра, а когда он дует ровно и не очень сильно. Вик на ходу попытался определить направление: где-то рядом, что и не удивительно: инфразвук не распространяется далеко.
Девушку механист догнал только тогда, когда та сама остановилась на небольшой ровной площадке и опустилась на колени. Отчего-то Вик боялся, что прямо в эту площадку сейчас ударит молния или случится еще какая-нибудь горесть. Ничего такого не произошло — только Венди закричала, перекрывая ветер. Старьевщик прыгнул вперед и схватил ее за плечи — Венедис этого, казалось, не заметила, и на глазах выступили слезы — отчего-то механист знал, что это именно слезы, а не капли дождя.
Дождь тоже падал на лицо и все-таки смешивался со слезами, но Венди не мигала и смотрела в одном направлении. Вик попытался проследить куда. В никуда — куда-то вверх, в затертое тучами небо, и на запад. Отсутствующим взглядом, словно вот так, без подготовительной медитации, Венедис смогла вывалиться из объективной реальности.
Старьевщик подождал около минуты, потом легко встряхнул девушку — даже если это и была медитация, то крайне рискованная под северным холодным дождем и практически в одном исподнем вместо одежды.
— Эй…
— Спасибо, — прошептала княгиня, но механист не понял, кому адресована благодарность.
По логике, вроде бы ему, но по тону и отстраненности — скорее как раз таки небу.
— Спасибо…
Точно — небу. Вик на всякий случай провел ладонью перед лицом спутницы. Никакой реакции. Надо было что-то делать, а не ловить на излишне свежем воздухе что-нибудь вроде двусторонней пневмонии. Тем более уже имелся в наличии легкий сдвиг по фазе — и это как минимум.
Под воздействием низкочастотных колебаний с человеком на самом деле могут случаться неприятнейшие вещи — функционирование всех органов завязано на период сердечных сокращений, оттого резонансы в кратных тому диапазонах повреждают рассудок, оставляют рубцы на миокарде, способствуют иным летальным последствиям. Палыч рассказывал о своих экспериментах в этой области, закончившихся продолжительной мигренью и еле устаканившимся артериальным давлением. Все-таки технологии точечного радиоволнового воздействия на мозг оказались более безопасными для оператора, а вдобавок — компактными и экономичными. Как говорится, большое механистское спасибо заброшенным мастерским Древних.
Мужчина снова потормошил Венедис — безрезультатно. Понадеявшись, что та не станет сопротивляться и не вынудит применить силу, Вик аккуратно взял девушку на руки и медленно пошел вниз. Тело Венди было легким, расслабленным и прохладным. Как и положено при трансе — не хватало, чтобы и остальные члены группы начали задумчиво разбредаться во все стороны.
Уже возле самой палатки Старьевщик и впрямь заметил еще один силуэт. Собирать по предгорьям и таскать на закорках никого, кроме Венедис, механист, понятно, не подписывался.
— Куда собрался? — Вик вложил в свой голос силу, уверенность и максимум приказных интонаций. — В палатку! Быстро!
— Да ты чего, Инженер? — ответили из темноты. — Я же просто поссать вышел…
Старьевщик всерьез беспокоился за Венди, но утром она повела себя совершенно, с женской точки зрения, нормально — принялась расчесывать свои волосы, наспех вытертые Виком по возвращении в палатку и оттого находившеся в беспорядочном состоянии.
Неприкаянные, вывалившись наружу, шумно обсуждали события ночи и прикидывали, кто оказался насколько далек от подмачивания белья и репутации. Большинство из группы Моисея могли видеть события на различную степень глубины, но все сходились во мнении, что испытанного невозможно было определить тонкими чувствами. И сейчас никаких эффектов. Мол, ненормальный фон у места, конечно, присутствует, даже отчетливый, но фокус смещен от горы к перевалу и к недавнему осязаемому страху имеет только косвенное отношение.
Вик высунулся из палатки и прищурился — под утро дождь перешел в снег и вся округа была покрыта резким для глаз плесневело-белым налетом. Ветер уже не дул с юга, а слегка сквозил в более привычную восточную сторону. Ну да, не свойственное местности направление движения воздуха и обязательные требования к скорости потока объясняли редкость испытанного явления.
— Может, механист растолкует? — поинтересовался пахан. — Если бы не его чуйка, я бы кому-нибудь тогда в горло вцепился.
Старьевщик пожал плечами — рассказчик из него получался, если сравнивать с тем же Моисеем, прямолинейный и скучный:
— Где-то здесь среди камней полость есть, не исключено, что образовалась, когда молния тысячи лет назад в останцы ударила. Если ветер с нужной силой и в правильном направлении дует, возникают низкочастотные колебания. Они на психику и давят.
Никакой, одним словом, магии. Да, можно было выразиться и цветистее. Например, что в природе случается и так — скалы поют свирелью, но здесь какая-то из окружающих угрожающе молчала в слышимом человеком диапазоне. Зато скребла по нервам инфразвуковым свистком. Возможно, Вик примерно так и подумал, но озвучивать подобный полет лирической мысли поленился или заробел.
— И чего, от этих колебаний можно и кони двинуть?
Кони двинуть можно от чего угодно — даже подавившись перловкой. А от страха… теоретически — если с сердцем проблемы. Все-таки механисту казалось, что звуки скал — это только условие, а причины убийственной потери контроля у людей могут быть самые разные. Дрей Палыч в драке тоже не ограничивался трансляцией сигналов с необходимыми параметрами — резонансный генератор в его посохе формировал ветвящиеся коронные разряды, явление не только пагубное для тонкой энергетики, но и жуткое внешне. Одним словом, удручающий противника эффект достигался комплексными методами.
Тогда, при Потопе, последней каплей, после которой люди уже не смогли вернуться в адекватное состояние, скорее всего, стала шаровая молния.
— А отчего в последний раз погибли? — продолжил любопытствовать Моисей.