Любые мотивы возникают и развиваются в процессе формирования личности в обществе, а конкретные жизненные ситуации являются как бы каналом связи между человеком и окружающим миром, обстоятельства которых в совокупности приводят к решению о совершении преступления. Д. Р. Лунц отмечает, что мотивы совершения насильственного поведения могут возникать в социальных условиях, в которых оказались лица[633]. Так, Сергей избил владельца автомобиля Ж., в котором были обнаружены наркотические вещества, из-за которых его сына, управляющего данным автомобилем, привлекли к уголовной ответственности[634].
При этом практические работники, по существу, формально выясняют умысел, а мотивы лишь констатируют у обвиняемого. «Обычно мотив не “извлекается” из личности, а приписывается ей, исходя из внешней оценки преступных действий на базе установившихся традиций. Если объективная сторона заключается в лишении жизни или нанесении телесных повреждений, то в обвинительном заключении и приговоре внешние последствия становятся элементом субъективной стороны, а именно – целью преступного посягательства. В приговоре, вынесенном Сергею, указано, что он в процессе ссоры «умышленно с целью (курсив мой. – И. П.) причинения телесных повреждений» наносил удары руками и ногами Ж.
Но под целью понимается результат, к которому человек направляет свои усилия. В данном случае Сергей хотел, чтобы Ж. признался в милиции, что наркотики в автомобиле принадлежат ему и никакого отношения к сыну, который управлял автомобилем Ж. по доверенности, не имеют. Ж. отказался это сделать. Целью Сергея было заставить Ж. сознаться в своих действиях. Судебные инстанции не стали углубляться в ситуацию и «упростили», таким образом, мотивацию поведения субъекта.
Иногда следователь делает вывод об умысле на убийство по факту использования субъектом заточенного ножа, что, по мнению следователя, «свидетельствует о тщательной подготовке к совершению преступления». Даже если бы заточка ножа была «тщательной», – это еще не может свидетельствовать о доказанности умысла на убийство, а скорее о том, что нож отвечал своему функциональному назначению. В дальнейшем обвиняемый был признан невменяемым[635].
Жена Бориса 3. без согласования с ним продавала совместное имущество за то, что муж без ее участия распорядился принадлежащим ему наследственным домом. На этой почве происходили взаимные ссоры, но инициатором обращения в милицию была жена 3., а «виновным» – Борис. На момент рассмотрения заявления жены в милицию Борис вынужден был проживать в гараже. Совместное имущество было продано на сумму свыше 20 тыс. рублей. До этого Борис пытался покончить жизнь самоубийством вследствие действий своей жены и бездействия милиции. Поведению 3. не было дано никакой оценки, а Борис был привлечен к уголовной ответственности по ст. 116 и 119 УК РФ[636].
Действия правоохранительных органов по данному делу – свидетельство того, что они ориентировались не на защиту и восстановление нарушенных прав Бориса, а чтобы в следующий раз их не беспокоили. В ходе следствия жена Бориса 3. писала заявление о прекращении уголовного преследования по причине оговора ею мужа. Дело было прекращено, но изначально неполное расследование обстоятельств дела привело к необходимости проведения очной ставки между сторонами. Им направлялись повестки. Борис не являлся.
Сотрудниками милиции это было расценено не только как неуважение к ним, но и как общественно опасное деяние. На него объявляется розыск и оформляется привод. Дело передают в суд. «Потерпевшую», которая оговорили мужа, вызывают для ознакомления с материалами дела. Обвинительное заключение, тем не менее, «доказало» вину Бориса. Его жена 3. вновь пишет заявление в суд с просьбой не рассматривать данное уголовное дело. В результате такого «расследования» даже первоначально заинтересованное лицо 3., на своем примере убедившаяся в «законности» действий милиции, пришла к убеждению и добавила в своем заявлении в суд, что «больше никогда в жизни не обращусь в милицию, какая бы то ни была проблема у меня».[637] Стремление работников правоохранительных органов к «законному» и «справедливому» наказанию, не учитывающее мотивы поведения сторон, привело к созданию условий для насильственных действий в будущем и, скорее всего, уже на ином уровне по тяжести последствий.
При совершении насильственных действий в нетрезвом состоянии, стороны, как правило, соглашаются с тем, что это и было причиной преступления[638] и «обсуждение» ситуации считается законченным. В лучшем случае его действия будут признаны не хулиганскими, а совершенными вследствие личной неприязни и случайными по существу. Суть явления снова остается в стороне.
Нередко действия и мотивы другой стороны на практике не учитываются. Вместо установления мотивов совершенных действий работники правоохранительных органов и судов, как отмечают Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев и В. Е. Эминов, продолжают руководствоваться ничего не значащими формулировками, в частности: на почве пьянства, из-за неприязненных отношения, в ходе ссоры и т. д.[639]. Когда мотивы, на первый взгляд, отсутствуют либо не поддаются рациональному, привычному объяснению, являются неадекватными[640], часто прибегают к формулировке действий как совершенных из хулиганских побуждений[641]. А внешнее проявление деятельности обычно превращается в «умысел на нарушение общественного порядка»[642]. В теории и практике, таким образом, указывается и исследуется внешняя сторона мотивации, а не ее внутреннее содержание, что ставит под сомнение справедливость наказания.
При допросе Виктор, ранее трижды судимый за кражи пояснил, что он избил Т. за то, что он его оскорбил словом «козел». Это слово для него имеет оскорбительное значение и привело Виктора «просто в бешенство». Судебно-психологическая экспертиза не проводилась. Виктор привлечен к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 112 УК РФ.
В представлении об устранении причин и условий, способствующих совершению преступления, следователь указал, что оно стало возможным в результате недостаточной работы по пропаганде правовых знаний среди жителей района[643].
Вполне очевидно, что не только произнесенное слово было наделено для Виктора определенным смыслом, но и повлекло соответствующую реакцию на него. Сдерживающие же обстоятельства в виде режима исправительной колонии отсутствовали. С психологической точки зрения поведение Виктора можно объяснить неким способом моральной сатисфакции и восстановления своего достоинства в системе приобретенных им в окружающем его обществе ценностей. Протест объясняется также желанием подтвердить имеющуюся у человека смысловую жизненную ориентацию и не допустить тенденцию дальнейшего разрушения своей личности. А сохранение смысла важно для любого индивида, поскольку его утрата или разрушение равносильно потере жизни и своего существования. Момент, когда внутренний протест примет внешнюю и преступную форму, зависит не только от степени воздействия побуждающих к этому причин, но и от условий и интенсивности влияния окружающей среды на индивида в последующем.
Мотив поведения человека отражает содержание его внутреннего мира, а проявление насилия во внешней среде означает, что идет «война» внутри человека. Это является следствием борьбы его противоречивых целей и приобретенных жизненных установок, отчуждения индивида от семьи и общества, выделение своего «Я» и убежденность в возможности собственной независимости от других лиц. В конечном итоге это приводит к непониманию единства этого мира и отсутствию внутренней гармонии личности.
16 февраля Алексей, 32 года, пришел в дачный домик, в котором он проживал с сожительницей К. На почве ревности с криком «Я пришел тебя убивать!», Алексей нанес К. более 10 ударов кулаками по лицу и голове. А затем в обнаженном виде выгнал ее на улицу. После этого Алексей затащил К. в находящуюся на участке баню и нанес 5 ударов деревянной палкой по ногам. Далее облил ее холодной водой и выгнал в зимнее время на улицу. К. пыталась убежать от сожителя, но он догнал ее и снова стал наносить удары кулаками по разным частям тела, сопровождая свои действия грубой нецензурной бранью в адрес К. Причиненные побои видимых следов не оставили (потерпевшая за медицинской помощью не обращалась). Алексей был осужден по ст. 119, 116 УК РФ. Когда ему было предоставлено слово для защиты, он сказал лишь:
«Я виноват, я дурак»[644].
Если сам субъект не может понять свой внутренний «мир», толкающий его к насилию и разрушению, то тем более сложные и в настоящий момент практически не выполняемые задачи стоят перед следственными органами и судами по выяснению мотивации преступного поведения. В приведенном выше примере личность привлекаемого к уголовной ответственности лица не исследовалась. В материалах не было даже формальной характеристики Алексея.
В уголовном праве разделяют мотивы на низменные и лишенные низменного содержания[645]. Но ни мотивы в их традиционном понимании, указывающие на определенные потребности человека, ни вина как психическое отношение к совершаемому деянию, еще не определяют причины появления таких потребностей и их значение