ии любого человека. Можно также предположить, что наличие внутренней агрессии и привело личность в профессиональную сферу, связанную с возможным насилием в различных формах. И привело для того, чтобы отработать и осознать свою внутреннюю напряженность.
Если в теории уголовного права нередко обходят стороной бессознательную часть психики человека, то правоохранительные и судебные органы игнорируют данную сферу вовсе. Непосредственно уполномоченные органы в своей деятельности не нацелены на осознание и освобождение человека от внутренних противоречий и проблем, приводящих к насилию. Ни в одном из указанных нами 194 уголовных дел[670] не было выявлено изучение правоприменителем на психологическом уровне внутренних мотивов действий сторон, причин возникновения агрессии и не исследовались действительные цели поведения и их смысловое содержание для конфликтующих лиц.
Г. Ф. Хохряков указывает, что мотивацию следует связывать не с неким абстрактным злом, а с бытующими традициями, образцами поведения в обществе[671]. Более того, Г. Риккерт не без основания полагает, что «человек находит свое назначение только в том, что служит выражением роста и раскрытия витальной жизни»[672]. Следует согласиться с К. Левиным, который отмечает, что для изменения направленности мотивации требуется изменение либо потребностей, либо средств их удовлетворения[673], что можно считать как достаточным, так и необходимым условием для изменения ценностных ориентаций и соответственно мотивации поведения. Поэтому представляется целесообразным наряду с применением мер уголовно-исправительного характера предусматривать возможность позитивного направления реализации жизненной энергии субъекта в целях самоутверждения.
Таким образом, в теории и на практике то, что рассматривается как мотив преступлений, совершенно не составляет сути внутренних побуждений и не характеризует личностный смысл, а является, как правило, социальной оценкой приписываемых лицу побуждений[674]. В частности, насильственные посягательства против половой неприкосновенности, нормального полового развития и половой свободы обоснованно, с одной стороны, относят к тяжким и особо тяжким преступлениям. Так, С. Н. Абельцев считает, что названные преступления по характеру и степени общественной опасности «превосходят многие другие криминальные проявления»[675]. С другой стороны (что представляется более важным для предупреждения тяжких насильственных преступлений в данной сфере) без должного внимания остается мотивация половых преступлений и их соответствующая значимость для субъекта насилия.
Криминологическими исследованиями подтверждаются факты, что «мотивы многих преступления носят скрытый характер и не осознаваемы даже самим субъектом»[676]. Вместе с тем обычно считают, что мотивирование поведения происходит под влиянием осознанных элементов, однако это не так[677]. Поэтому К. Меннингер обоснованно указывает, что мотивы поведения субъекта «не могут быть поняты без учета подсознательных побуждений»[678]. 3. Фрейд отмечал, что в бессознательном коренятся основные влечения, к которым относятся эротическое влечение, влечение к власти, к значимости, и, наконец, к смерти[679]. Однако исследование бессознательных процессов человека, играющих не последнюю роль в жизни индивида, практически отсутствует на стадиях дознания, предварительного расследования и в ходе судебного разбирательства. Между тем без исследования внутреннего мира личности невозможно установить действительные мотивы субъекта. Как следствие, в материалах уголовных дел объяснения субъективных причин преступлений, особенно насильственных и сексуальных, носят поверхностный характер[680].
Обращение к специалистам-экспертам в области психологии и психиатрии не разрешает данной проблемы, поскольку в проведении экспертиз также наблюдается формальный подход. Психическое состояние пациента определяется больше на момент проведения экспертизы, а не на момент совершения преступления. Ретроспективный анализ состояния не всегда учитывает динамику психических процессов личности, которые могут быть совершенно различными в разных ситуациях. Как отмечает О. Д. Ситковская, вместо исследования психического состояния эксперты ограничиваются перечислением индивидуально-психологических особенностей личности, не выясняя их роль в поведении[681].
В качестве иллюстрации влияния бессознательного на поведение субъекта и сравнения обычной оценки поведения обвиняемого судом с действительными причинами насильственного поведения приведем пример из литературы.
Н., 17 лет, ранее судимый за разбойное нападение, был осужден за убийство из хулиганских побуждений. Деяние было совершено им при следующих обстоятельствах: около 23 часов недалеко от своего дома, будучи в состоянии опьянения, встретил свою родственницу К., 67 лет, затащил ее между частными гаражами, где повалил за землю и, не предпринимая попыток изнасилования, изуверски вырвал рукой влагалище.
После этого он ударил ее ножом в сердце, отрезал правую грудь и отбросил ее. Ничего не сделал для сокрытия преступления. Н. ушел домой и сразу же уснул. Признан вменяемым с констатацией психопатоподобных черт характера[682].
В данном примере можно отметить, с одной стороны особо жестокие и циничные действия Н. в отношении пожилого человека и родственника, с которым он не имел конфликтов, с другой – отсутствие мотивов такого поведения. В ходе расследования были установлены лишь внешние признаки проявления его напряженной внутренней деятельности. Так, в материалах дела зафиксировано, что «Н. отличался наглым, несдержанным поведением, часто употреблял спиртное, учинял хулиганские действия, дрался, всегда был агрессивен»[683].
Но правоохранительные и судебные органы не придали значения внутренним причинам агрессии индивида. В беседе Н. признал, что был девственником, хотя очень стремился к половым контактам с женщинами. Но это ему не удавалось. Был влюблен в девушку, жившую по соседству (татуировка с ее именем «Надя» имеется на кисти его левой руки), однако, несмотря на его неоднократные усилия и благоприятные ситуации, половой близости с ней не мог достичь.
Следовательно, есть все основания предполагать, что у Н. из-за невозможности удовлетворения актуальной половой потребности нарастала фрустрация, аффективное напряжение, развивались неосознаваемые состояния неуверенности, неполноценности, ущемленности. Это причиняло ему страдания и требовало выхода вовне, что в сознании могло выступать под маской «справедливого негодования» против кого-либо из окружающих[684].
Не исследуя психическое состояние и происходящие психические процессы Н. трудно квалифицировать его побуждения иначе как хулиганские – ведь он признан хоть и с отклонением в характере, но вменяемым. Проведем психологический анализ события преступления, не учтенный судом. По утверждению Л. Ф. Бурлачук, И. А. Грабской, А. С. Кочарян, «сущностью, через которую человек включается в межличностные отношения, является роль. Ребенок рождается с потребностью действовать, играть роли»[685]. В случае перенесения ребенком страданий «может блокироваться роль любящего, и человек регрессирует на соматический уровень, заменив любовь сексом. Тогда у него могут появиться проблемы в сексуальной сфере»[686].
Если проблема не разрешается конструктивным образом, то рано или поздно она приводит к разрушению самого человека. Даже при нормализации жизненной ситуации, как указывает Д. Н. Исаев, эмоциональное возбуждение не ослабевает: «Более того, оно постоянно активизирует центральные образования вегетативной нервной системы, а через них расстраивает деятельность внутренних органов и систем. Если в организме оказываются слабые звенья, то они становятся основными в формировании заболевания»[687]. При иной жизненной установке внутреннее напряжение трансформируется во внешнюю агрессию, одной из форм которой являются изнасилование и иные действия сексуального характера.
Как поясняют Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев, В. Е. Эминов, «по существу Н. лишил К. признаков ее пола, десексуализировал ее, в чем убеждают все его действия. Поступки Н. носят как бы символический характер, и его жертвой, по-видимому, могла быть любая женщина, кроме Нади, которую он, по его словам, любит до сих пор и ни за что бы не обидел (татуировка на руке свидетельствует о том же). Женские половые органы являлись для него источником страданий, и он уничтожил их, что для субъекта связывается с освобождением от страданий. То, что после убийства Н. сразу уснул, говорит о том, что оно привело к разрешению, снятию сильнейшего напряжения, подтверждая тем самым наше толкование.
Таким образом, действия Н., которые вначале представляются непонятными и немотивированными, подвергнутые психологическому анализу, приобретают определенное значение и смысл, для него – неосознаваемый. Мотивы данного преступления – в сфере бессознательного. Следовательно, утверждение суда о хулиганских мотивах ничем не подтверждается и представляет собой “неудачную” попытку объяснения события, сущность которого могла быть понята лишь с помощью специальных психологических усилий, предпринятых психологом-экспертом.