[321]36. В «Инструкции по приему в партию рабочих от станка», подписанной Молотовым и опубликованной в «Правде» 12 февраля 1924 г., подчеркивалось, что «особое внимание партийных комитетов обращается на то, чтобы это указание соблюдалось с точностью». Более того, партийным комитетам рекомендовалось рассматривать заявления вступающих и без обычных рекомендаций, при условии, если вступающий рекомендован общим собранием рабочих предприятия и принят на открытом собрании ячейки. Особое внимание обращалось при этом на вовлечение в ряды партии рабочих-комсомольцев. Далее шло очень существенное замечание – «определенного производственного стажа ставить не следует». Это было прямым нарушением как прежних условий приема, так и требования Ленина, который настаивал на кандидатском стаже в полгода только для рабочих, не менее 10 лет проработавших на крупных промышленных предприятиях. Таким образом, ленинский призыв сознательно открывал «двери» в партию для люмпен-пролетариата.
Одновременно с массовым вступлением в партию рабочих от станка начался процесс чистки партийных организаций от коммунистов, поддерживавших оппозицию или активно ей сочувствовавших. Куйбышев на XIII съезде РКП(б) прямо признал: «Мы сочли необходимым именно в этот момент, когда мы принимаем в свою среду массу пролетариев, очистить партию от примазавшихся элементов, в первую очередь в Московской, Ленинградской, Пензенской и Одесской организациях»[322]37, т. е. там, где оппозиционные настроения были наиболее сильными. Знаменательно, что подавляющее большинство членов комиссий, занимавшихся чисткой, являлись пролетариями и почти половина рабочими от станка[323]38. Это была первая проверка их пригодности в качестве бездумных исполнителей.
По сведениям, полученным из Москвы, Петрограда и других крупных городов, до 1 февраля 1924 г., по указанию органов ОГПУ и парткомов, с правительственной службы было уволено 276 членов партии, поддерживавших оппозицию. Распоряжением Наркомпроса до 5 февраля всем комячейкам вузов следовало предоставить списки тех, кто голосовал «за» при проведении резолюций, не поддерживавших ЦК во время дискуссии, с целью лишить их правительственной стипендии[324]39. Общая проверка студенчества на предмет политической благонадежности, организованная по директиве ЦК, должна была закончиться к июню 1924 г.[325]40
В ночь на 23 января 1924 г. в Москве прошли многочисленные аресты среди советских служащих, учащейся молодежи, безработных рабочих, бывших членов РКП(б). В числе арестованных были коммунисты - сторонники рабочей демократии, перешедшие к активным выступлениям и развившие агитацию в красноармейских частях[326]41. До 1 марта из промышленных районов Украины на поселение в Семиреченскую область и Алтайский край было отправлено 262 рабочих, из них 42 коммуниста, участвовавших в оппозиции, а с 1 по 8 марта из правительственных учреждений Москвы уволено 2 035 чел., 29 % из них бывшие коммунисты-оппозиционеры[327]42.
Прием в партию в основном закончился к XIII съезду РКП(б) (23 31 мая 1924 г.). За это время было подано более 350 тыс. заявлений; 241,6 тыс. рабочих стали коммунистами. В результате численность партийных ячеек на предприятиях выросла в 2,5 3,5 раза, что привело к организации новой структуры в иерархии партийных комитетов цеховых коллективов, которые объединялись в общезаводскую или в общефабричную ячейку во главе с партийным бюро. На многих предприятиях «ленинцы» в 2 3 раза превосходили по численности прежний состав коммунистов. И хотя, как отмечалось в материалах Информотдела ЦК, «ленинцы плохо усвоили суть последней дискуссии в партии, на общих собраниях ячеек они были активнее старых членов партии»[328]43. Решением пленума ЦК от 31 марта 1924 г. всем им было предоставлено право решающего голоса при выборе делегатов на съезд, что явилось еще одним прямым нарушением действовавшего партийного устава. Но политиканские цели тогдашнего руководства партии - пока еще «тройки» Зиновьев – Сталин Каменев были достигнуты. Выступления лидеров оппозиции - Троцкого и Преображенского - потонули в общем хоре голосов, поддерживавших господствующую фракционную группу. Никто не захотел прислушаться и к сообщению Б. Суварина о том, что во время дискуссии «распространялось множество клеветы и лжи, направленной против оппозиции в РКП и в особенности против Троцкого»[329]44. Съезд полностью одобрил резолюции о партстроительстве и об итогах дискуссии, принятые XIII Всесоюзной партийной конференцией. Но главное это то, что он оставил без внимания ленинское «Письмо к съезду», которое было зачитано «по делегациям» и на общих заседаниях не обсуждалось. Каменеву и Зиновьеву не стоило больших усилий убедить такой съезд в необходимости оставить Сталина на посту Генерального секретаря. Одновременно с этим господствующая группа неустанно клялась в своей верности ленинизму и новому «символу веры» единству партии.
Выступая на общем собрании бюро партийных организаций Ленинграда, Зиновьев, захлебываясь от восторга, делился своими впечатлениями о съезде. «Съезд производил впечатление, будто передовики рабочего класса построились в непроницаемое каре вокруг ЦК. Это была большевистская стена. Это было спокойное железное единство, такая абсолютная решимость, какой уже давно не видели на наших съездах. Это была такая сплоченность, что иголкой нигде не проткнешь». И далее Зиновьев раскрыл карты: «Оппозиция требовала, чтобы мы рассмотрели резолюции XIII Всесоюзной партконференции, где она была охарактеризована как мелкобуржуазный уклон. Мы требовали от имени ЦК подтверждения постановления конференции. Съезд целиком и полностью подтвердил решение XIII Всесоюзной партконференции. Решался вопрос громадной важности: быть ли нам лоскутной партией разжиженного большевизма или монолитной партией настоящего ленинского большевизма. Вопрос о том, будет ли партия лоскутной или монолитной, решен бесповоротно. Кто попытается вернуть нашу партию к дискуссии, кто попытается доказать демократизм своих фракций, того партия уже будет высмеивать»[330]45.
Буквально через год Зиновьев и Каменев сами предприняли такую попытку на XIV съезде, и делегаты съезда, представители новой, ими же созданной партии, не давали им говорить и по-хамски высмеивали. Действительно, говоря словами Троцкого, «трудно придумать иронию судьбы, более беспощадную»[331]46.
Объективная характеристика ленинского призыва тогда же была дана Ст. Ивановичем: «Вычищаются десятки тысяч людей, недовольных самовластием Политбюро, верхушки РКП и требовавших во время дискуссии зимы 1923 г. т. н. "внутрипартийной демократии", т. е. раздела власти с недовольными. Их выбрасывают из РКП и лишают доходных мест, а одновременно набирают в партию толпы черни, чтобы коммунистический двор имел на кого опираться в борьбе против коммунистического дворянства. Эта вновь набранная публика голосовала как по команде за предложенных сверху делегатов и проваливала своими голосами неугодных двору представителей дворянской оппозиции. Ленинский набор уже оказал первую услугу коммунистической верхушке»[332]47.
Последующие призывы в партию 1925 г. и октябрьский 1927 г. окончательно растворили в своем составе ту самую партию (вернее, оставшуюся после гражданской войны ее часть), которая делала революцию и помнила о первых партийных съездах. По словам Зиновьева, уже к концу 1925 г. из более чем 1 млн членов партии со стажем до 1905 г. осталось меньше 2 000 чел., из них половина полуинвалиды, выбывшие из строя. Членов партии до 1917 г. всего 8 500[333]48. Новая партия, более чем на половину неграмотная, люмпенизированная, не представляла себе иной организации, она знала только об одном своем праве и обязанности исполнять то, что спускалось сверху, и крепить «железное единство». Эта партия, конечно, не знала, что же на самом деле происходит в эшелоне высшего партийного руководства. Однако новые партийцы верили в непогрешимость господствующей группы в партии, во власть аппарата, и хорошо справлялись с ролью клаки, затыкая рот бывшим вождям революции – «кончай канитель тянуть», «не заговаривайте зубы» и т. д. и т. п. Особенно разительно видна эта трансформация, когда читаешь о том, как встречали того же Троцкого всего лишь два года назад: «Огромный корпус ротации, казалось, не в состоянии был вместить всех желающих увидеть и услышать любимого вождя. Машины, окна, лестницы все было заполнено рабочими, которых собралось до двух тысяч человек. Взрослые рабочие и работницы, молодежь и дети все слились в одну огромную живую массу. Некоторые работницы пришли с ребятами на руках, побросав свои домашние дела»[334]49.
Новые члены партии не понимали политики своего руководства и не знали о реальном положении дел в стране. Документы, посредством которых делалась политика, секретные циркуляры, закрытые письма и шифрованные телеграммы, рассылавшиеся Секретариатом ЦК секретарям местных партийных комитетов, широкой партийной массе оставались неизвестными. Это была сознательная политика руководства партии. «Вынести вопрос на обсуждение 20 тыс. ячеек это значит вынести вопрос на улицу», проговорился Сталин на XII съезде РКП(б)[335]50.
Чем выше было место коммуниста в партийной иерархии, тем большей информацией о положении дел в стране он располагал. Вся же информация имелась только у тех, кто находился на самом верху. Даже Евг. Преображенский, один из лидеров оппозиции 1923 г. и далеко не последний человек в партии, только слышал о какой-то «тройке»