– Облава! – прогудел голос рейдера. – На выход с поднятыми руками!
Скорпион, недолго думая, зарылся в землю. Хотел бы следопыт сделать то же, да комплекция не позволяла. Он приподнял коробку с матрасом и быстро залез под них. Уже прячась под пыльным хламом, он пошел на отчаянный шаг:
– Не сдавай меня, умоляю. Иначе скорпион поразит тебя жалом.
«Просто усыпит, но уточнять необязательно».
Дверь открылась, едва он скрылся под матрасом. Только один его глаз посматривал из незаметной щели. В освещенном утренним светом проеме показались фигуры двух рейдеров. Они вяло оглядели пустую хижину и обратились к трясущемуся от страха дантисту:
– По городу шастают контрабандисты. Человек семь, не меньше. Видели кого-нибудь подозрительного?
Старик всей душой хотел избавиться от незваного гостя, но прячущийся в земле скорпион пугал его больше смерти. Сколько же яда может скопиться в таком огромном хвосте?
Два взаимоисключающих желания – сдать следопыта и сохранить себе жизнь – смешались в один невразумительный ответ на выходе из горла Бленда.
– Д-нет, – противоречиво ответил он, кивая головой. – Никого не видел. Ни одного следопыта, в смысле контрабандиста.
А сам продолжал кивать головой и строить выразительные гримасы, играя всеми мышцами лица, сводя брови и поджимая губы, делая натуженный взгляд, мол, посмотрите, на что я намекаю, ребята.
Цепные оказались не такими сообразительными и просто скривились.
– Что это с тобой? – спросил один из них.
– Ничего, все нормально, – ответил старик, показывая глазами на кровать.
Его лицо готово было взорваться от напряжения. В ход пошла шея. Он показывал на прячущегося под кроватью Амдэ. Со стороны это походило на нервный тик.
– Он что, в постель нас зовет? – удивился второй цепной.
– Без понятия, но я в эти игры не играю.
Блендамед отчаялся и протяжно вздохнул, закатив глаза. Неужели так сложно его понять?
– У меня точно нет никакого контрабандиста! – прорычал он, большим пальцем правой руки проводя по горлу, а левой рукой показывая на кровать.
Тут уже даже следопыт одним глазом заметил подвох и понял, что подлый доктор пытается его сдать. И за что? За то, что попросился в гости? Блендамед сам не без греха. Ведь именно он получал ту самую контрабанду. Он тоже контрабандист. Где же его профессиональная солидарность?
В случае своего спасения Амдэ решил создать профсоюз контрабандистов с одной лишь целью – подать жалобу на действия дантиста.
Зарывшийся в землю скорпион тоже понял, что дело дрянь, и готовился атаковать патрульных, а те до сих пор не могли уловить толстых намеков Бленда. Настолько толстых, что за ними оказалось сложно разглядеть главный смысл.
– Обдолбался химгалятором? – хмыкнул первый цепной.
– Да нет же! Хотя… Ох, что-то сердце… – Дантист перестал изображать пантомимой неудачливого заложника и схватился за грудь.
– Тратим время на этого наркомана, – поморщился второй рейдер.
– А вдруг ему действительно плохо? – оценивающе посмотрел первый. – Этот не из отребья. Жизнь его хоть сколько-то стоит…
– У вас есть нитро… нитро…
Дантист начал задыхаться и отошел на два шага назад, уперся в свою самодельную кровать и сел на нее. Из лежащего под ней следопыта едва не вышел весь дух – он поперхнулся выходящим из легких воздухом и с большим трудом смог сделать вдох, чуть приподняв свалившийся на его ребра груз.
– Нитроглицерин! – Одного из рейдеров наконец почтила своим визитом сообразительность.
Глаза Бленда загорелись надеждой.
– Нету… Может, у тебя?
– Да на черта мне таскать эти таблетки, – нервничал второй. – Химгаляторов я бы ему сколько угодно дал…
– Давай хоть их!
Рейдеры подбежали к кровати с умирающим дантистом и впрыснули ему в рот несколько порций газа. Оставшуюся дозу они разделили между собой. Химгалятор можно было принять и внутривенно, но для этого не оставалось времени. Через легкие химия всосется в кровь быстрее, чем через кровь, как бы парадоксально это ни звучало. Так она распределится более равномерно.
– Ну что? Как он?
– Не помогает. Эбонитом меня по вирту, это же не лекарство! Химгалятор его только добьет.
– Дышит?
– Не знаю. Я не понимаю!
От волн химического наслаждения они уже не так остро воспринимали действительность и наблюдали за своими действиями как бы со стороны, обернувшись в этот момент потоком горящей в их жилах серы.
– Надо сделать массаж сердца! – сообразил первый.
К ужасу лежащего под доктором следопыта они начали резко давить на грудь умирающего, который не чувствовал уже ничего. Все удары передавались в грудь Амдэ, заставляя его ребра трещать, а остатки воздуха выходить наружу. Так сдувают надувной плот – сворачивают в несколько раз и давят на него всем весом, чтобы избавиться от последних литров внутреннего объема. От этих нажатий сердце следопыта останавливалось, как зажатый между костями моторчик, и снова билось в моменты пауз, когда горе-реаниматологи переводили дыхание. Дантисту это не помогало.
Через пару минут и несколько сломанных ребер Блендамеда обдолбанные химией рейдеры поняли, что он труп.
– Чтоб его! Теперь отчитываться перед Сынами, – бесился первый. – Я же говорил, он не из отребья. Его жизнь чего-то стоит. Хотя бы формального разбирательства.
– Погоди. Нас ведь никто здесь не видел. – Второй демонстрировал чудеса смекалки. – Свалим отсюда, а этого заморыша найдет кто-то другой.
– Это идея!
Послышались торопливые шаги рейдеров и завершающий всю это короткую, но запоминающуюся сцену щелчок двери. В хижине дантиста воцарилась тишина, нарушаемая только хриплым дыханием следопыта, который пытался не умереть от асфиксии хотя бы еще пару минут. Замурованный заживо в коробке, как в гробу, и придавленный чужим телом, как гранитной плитой, он пробовал выбраться. Его сил опять-таки не хватало, чтобы поднять и свое, и чужое тело из горизонтального положения. Скорпион выбрался из-под земли и пришел на помощь. Его тяги в две скорпионьи силы не хватало на то, чтобы сдвинуть семьдесят разлагающихся от лучевой болезни и смерти килограмм. Но даже такая мелочь оказалась полезной. Вдобавок Амдэ догадался не поднимать мертвеца вверх, а повернуться вокруг своей оси, оперевшись на что-то под собой. Он задержал дыхание и с надрывом сбросил с себя тело доктора.
Следующие полдня следопыт пытался прийти в себя после невероятного спасения от еще более невероятной смерти. Никому пока не доводилось умирать от массажа сердца, сделанного даже не тебе, а другому человеку. Он просто сидел и смотрел в стену, мысленно затягивая обратно в голову вереницу прожитых мгновений жизни.
Через несколько часов шоковое состояние стало уступать место голоду. Одинокая хижина в несколько квадратных метров не располагала кухонными принадлежностями и запасами пищи. Амдэ пришлось воспользоваться припасами из своего рюкзака. Медленно пережевывая еду, как пристало чудом спасшемуся от верной смерти, он смотрел на мир чуть более счастливым взглядом, чем прежде. Боль в руке нарастала, а до смерти планеты оставалось один-два месяца. Он был в одном шаге от энтропии эмоций, полнейшей депрессии, но шаг – уже что-то, с этим можно жить.
Поедая бобы из консервной банки, он внимательно осмотрел хижину. Солнечные лучи, проникающие сквозь дырявые стены, рисовали причудливые узоры на земляном полу. Хлипкий пластик вместо крыши над головой держался на честном слове. Из мебели – только импровизированная кровать и маленькая тумбочка, на которой располагалось все прижизненное имущество дантиста. Сам бывший хозяин домика мирно лежал на матрасе в ожидании смерти Вселенной, больше он никуда не спешил.
На тумбочке пылился рабочий инструмент дантиста – плоскогубцы с запекшейся кровью, а рядом стояла и самодельная бормашина с ножным приводом. Мешочек с контрабандными зубами притаился в верхнем выдвижном ящике. Под ним прятались несколько бутылочных крышек ядер-кваса, видимо, старик их коллекционировал. Во втором ящике валялись обрывки бумаг, в основном с записями зубных болезней и счетами пациентов – ничего важного. Но один листок привлек внимание Амдэ. В отличие от корявых заметок второстепенной важности, которые дантист заполнял на скорую руку и порой даже не мог перечитать, эта записка была составлена аккуратно, чтобы ни одно слово не потерялось в размашистых витках врачебного почерка. Следопыт бросил остальные бумажки обратно в ящик и принялся изучать улику. Читал он не очень быстро, но спешить было некуда – днем из поднятого на уши города все равно невозможно сбежать, так что свободного времени хватало.
Записка содержала четкие инструкции по передаче контрабандного ниссаниума агенту из Хеля. Мешочек с отлитыми из этого вещества зубами следовало перевезти на северный берег Огненного залива и оставить под большим пятиугольным камнем возле старого колокола. Под тумбочкой Амдэ нашел карту с большим жирным крестом и вычислил расстояние до нужного места – около пяти километров. Передать груз следовало до следующего утра.
– Удача, – сказал он скорпиону. – Приму вид дантиста. Отправимся туда и проследим за связным. Он проведет нас прямиком в Хель.
Как и любой другой псевдоидеальный план, на словах он выглядел просто блестяще.
«Цок-цок-цок».
– Сейчас нельзя. Кругом патрули. Отплывем ночью, – объяснил следопыт и попытался сесть на край занятой трупом кровати.
Легко дожидаться ночи, например, снежной зимой, когда кромешная тьма расстилается уже в шесть часов вечера. Гораздо сложнее ждать ночи в конце июня, когда она вообще может не прийти. В лучшем случае явится в полночь… если будет настроение.
Целый день в замкнутом помещении наедине с трупом у кого угодно оставит неизгладимый отпечаток на психике. И ведь не выбросишь тело дантиста, не унесешь. Лежащий в своем доме, он служил хорошим средством отпугивания зевак и патрулей. Никто не желал иметь дело со смертью уважаемого гражданина.
Амдэ сидел на грязной земле и сквозь бушующую в руке боль представлял, как ложится на мягкий матрас и вытягивается во весь рост, расслабляет каждую мышцу. Но освобождать кровать и отдыхать на месте, где только что умер человек, не хотелось. Боже упаси притронуться к ложу покойника. Придется сидеть, стараясь не опираться о стенку хижины, которая просто не выдержит и развалится, как карточный домик.