– Отойдите, сейчас рванет! – торжественно объявил Амдэ и, взяв в руку спусковую веревку, спрятался за ближайшей гильзой.
Он со всей силы потянул ее на себя и выпал из жизни на следующие пять минут, получив небольшую контузию от разрыва ствола. Вся та огневая мощь снаряда, которую принимал на себя огромный купол Хеля, теперь вырвалась на свободу всего в двадцати метрах от следопыта. Гиноид и скорпион выбежали из укрытия и попытались поднять Амдэ на ноги, как можно быстрее привести его в сознание. Вдалеке уже слышался рев двигателей цепных псов, мчащихся отбивать свое орудие. Ох и расстроятся же они, увидев, что с ним сталось. Стальной ствол разорвало, как кожуру банана.
Наконец следопыт пришел в себя и понял, что надо бежать. Вместе с Деви и Денди он рванул в противоположную от шума моторов сторону, попутно радуясь буре, заметающей все следы. Спустя километр отчаянного спринта они уже были в безопасности. Им казалось, что даже поисковая армия цепных псов не найдет их в таком пылевом аду.
– Спасибо, – скромно сказала Деви.
– Все ради твоих сестер, ведь так? – попытался ответить Амдэ, но краем сознания понял, что не смог связать ни одного слова.
Очень сложно ухватить тот редкий момент нагревания мозга на палящем солнце, когда человек еще в своем уме, но точка невозврата уже пройдена и вот-вот случится удар. Следопыт стал терять моральные силы, которые помогли ему совершить подвиг, и почувствовал, что ноги подкашиваются, а язык заплетается, словно неродной. Не только язык, но и все тело стремительно становилось чужим. Пользуясь отведенной ему крепким здоровьем лишней секундой пребывания в сознании, Амдэ быстро оглядел округу в поисках какого-то подобия тени.
Скорпион заметил неладное и принялся рыть свалку, называемую раньше матушкой-землей. Через минуту был готов небольшой окоп с мусорным бруствером, защищающим пару квадратных метров от палящего солнца. Следопыт вяло сполз туда и попытался прийти в себя, начал что-то бормотать и хвататься за рану на руке.
Поначалу Деви закатила глаза, расстроившись, мол, какой-же слюнтяй ей достался. Она уже почти разуверилась в том, что Амдэ по силам спасти ее от опасностей жизни, но заметила ту самую рану на руке парня. От бессилия он перестал ее скрывать. Деви испуганно наклонилась к нему, потрогала лоб, и ее температурные сенсоры, заменяющие обычному человеку рецепторы кожи, зашкалили.
– О Великий схематик, у тебя жар!
– Солнце пригрело, – пробубнил Амдэ.
– Ну разумеется, пригрело! Из-за раны ты весь как раскаленная сковорода! – Она порылась в его рюкзаке в поисках чего-то полезного, нашла флягу с водой и поднесла к его рту. – Давай пей, скорее.
Он отпил и без сил повалился в тень. Сошлись все самые жесткие факторы, какие только могли иметь место, – ранение, жар, долгий переход, сражение в самый зной и, возможно, накопившаяся усталость последних недель пути. Даже абсолютно здоровый и подготовленный к путешествию человек истратил бы к этому моменту все силы, упал бы в тень и вяло обмахивался заготовленным на этот случай веером, попивая коктейли, заранее смешанные, но, конечно, невзболтанные. Амдэ не должен был испытывать стыд, однако испытывал. Всему виной Деви. В хорошем смысле. Или в плохом, это как посмотреть. Он слегка продышался, собрал волю в кулак, уперся им в землю и приподнялся.
– Денди, принеси радон-травы, – прошептал потрескавшимися губами и снова упал.
Гиноид так и стояла рядом со связанными руками, не зная, что делать – помогать или, наоборот, пользоваться бессилием своего пленителя. Она больше склонялась к первому варианту, но еще не до конца в нем уверилась. Тем временем скорпион нарвал травы и принес хозяину. Тот быстро сжевал ее и запил остатками воды из фляги. Через минуту снадобье начало действовать, и состояние Амдэ перешло из состояния «убийственно тяжело» в просто «чертовски трудно».
– Небольшой авитаминоз, скоро пройдет. – Он попытался шутить.
– Радон-трава? – спросила наконец Деви. – Впервые слышу, чтобы так называли радонию.
– В моем бывшем племени устоялось такое название.
– Так значит ты из племени…
– Не совсем. Это сложная история. Ладно, полежали и хватит. Надо спешить.
Он попытался встать, но в полубреду не заметил, как оперся на больную руку. Последовавший за этим собственный крик испугал его. Он повалился на землю.
– Твоя рана, – присела рядом Деви. – Она отравляет тебя.
– Неужели так заметно?
– Сарказм? Я начинаю его улавливать. Короче, рана – еще один повод бросить миссию. Я даже помогу тебе добраться до ближайшего города, если отпустишь меня.
– И куда ты пойдешь? – испытующе посмотрел на нее следопыт. – Обратно к сестрам?
– Нет, не думаю. Слишком сильная травма от виртов.
– Так или иначе миссию отменять нельзя. – Амдэ вновь попытался подняться, на этот раз удачно. Он медленно встал на ноги, несколько раз качнулся, но устоял. – Можешь считать меня романтиком, простаком, но я верю словам Каспера. Оглянись вокруг. Мир действительно катится в пропасть.
– Фигурально.
– Не только. Послушай, меня ведь тоже могут убить. Но я все равно иду на такой риск. Мы все равно рано или поздно умрем. Скорее рано. А так – есть шанс сделать доброе дело и умереть чуть позже. Если доктор задумал неладное, как-нибудь выкрутимся. Нас трое.
Деви закатила глаза.
– Раненный охотник за головами, который может умереть в любой момент, гиноид, который не умеет стрелять, и мелкое животное? Так себе команда.
«Цок-цок-цок!»
– Прости, Денди. Она не хотела тебя обидеть, – сказал Амдэ и подошел ближе к Деви. – В душе он такой же романтик и его очень легко ранить. Зря ты так.
– Но… – Девушка почувствовала себя неотесанной дурой. – Я не хотела. Прости, дружок.
Амдэ отвернулся, выбрался из окопа и направился на восток.
– Быстрее, отстаем от графика.
Он пошел вперед с видом человека, полностью контролирующего ситуацию, будто у него был план на случай предательства Каспера или на худой конец какой-то график перемещения, от которого они якобы уже отставали. Солнце клонилось к закату, отдавая все больше пустоши перед путниками теням от торчащей из земли ни разу и не использованной бытовой техники. Бескрайние поля спрессованных временем стиральных машин перемежались огромными участками тостеров и смартфонов, словно вышитых на огромном ковре. С далекого расстояния картинка рябила всеми оттенками проклятой радуги, а вблизи сливалась в крупные пятна, оставленные после трапезы демиургом. Всевышний распорядитель судеб продолжал следить за букашками-людьми и андроидами, рад-насекомыми и хищниками, любовался круговертью их жизней.
Ночью дышать стало легче, а пылебуря улеглась. Путники вновь оставляли следы. Где-то вдалеке рычали моторами мотоциклы, отправленные на перехват диверсантов. Диверсантами были Амдэ, Денди и Деви.
– Они все ближе, – нервничала гиноид.
– Это так кажется, – отмахивался следопыт. – В Пустоши звуки как миражи – думаешь, оно прямо перед тобой, а оказывается, намного дальше.
Едва он успел договорить, как в ночи вспыхнул мотоциклетный прожектор и ослепил всю троицу ярким светом. Будто упавший с неба болид несся теперь сквозь темную пустоту в одну конкретную точку пространства, чтобы врезаться в землю прямо у ног путников. Они бросились в противоположную от источника света сторону, но, испуганные да еще в темноте, двигались очень медленно, спотыкаясь чаще, чем делая твердый шаг. Через минуту цепной пес на байке догнал их, объехал по дуге, дрифтуя, насколько это позволяла неровная поверхность, и остановился прямо перед ними. Негодяй в черном шлеме с огромными мотоциклетными очками и в черном шипованном костюме со стальными пластинами достал из-за спины автомат и выстрелил несколько раз вверх, призывая своих братьев по оружию.
Следопыт не стал ничего придумывать и снял рейдера метким выстрелом в глаз. Его револьвер еще дымился, а туша застигнутого врасплох мотоциклиста неуклюже свалилась на землю.
– Я знаю, где в их броне слабое место, – пояснил Амдэ. – Быстрее запрыгивай. Сейчас тут будет целый выводок псов войны.
Мощная порция адреналина мутила все перед глазами, но пусть лучше адреналин, чем лихорадка. Радон-трава еще действовала и позволяла спастись.
Следопыт запрыгнул на байк, позади него уселась Деви, а перед ним, между коленями и рулем, устроился Денди. Они едва успели тронуться, как сзади показались прожектора сразу нескольких мотоциклов.
– Держись! – крикнул Амдэ.
Торчащий повсюду хлам не позволял разогнаться. Даже на медленной скорости путников болтало, словно Пустошь стала большой стиральной машиной и пыталась вытрясти из них душу.
Ночи в это время года практически не чернеют. Солнце ныряет за горизонт на очень короткий момент и быстро возвращается обратно. Намного дольше его нырка длятся закатные и предрассветные сумерки – больше часа. В начале погони небо как раз окунуло свой восточный край в нечто белое, и это нечто начало подниматься по нему, как вода по тончайшей бумаге. Море по-настоящему яркого света было еще глубоко за линией горизонта, но поверхностное натяжение толкало его вверх, готовясь вскоре залить им всю Пустошь.
Северное сияние, вездесущее из-за потери Землей магнитного поля, неловко огрызалось, но ничего не могло поделать со своей скоротечной жизнью. Белые сумерки зарождающегося дня отогнали его кроваво-красный оскал и стали освещать путь беглецам. Амдэ, Денди и Деви неслись от преследующей их оравы сорвавшихся с цепи рейдеров. Вооруженные до зубов изверги жаждали отомстить за смерть боевого товарища и разрушение орудия, и им бы это, наверное, удалось, не вмешайся случай. Кто-то за гранью их мира, возможно, сам демиург, щелкнул воображаемым пальцем, и погоня прервалась, едва успев стартовать.
В самый неожиданный момент земля перед троицей беглецов раздвинулась, словно пасть морского чудовища.
– Очиститель! – только и успел крикнуть Амдэ.
Пешком они бы успели вовремя среагировать и разминуться с уничтожителем мусора, но инерция мотоцикла была неумолима. Даже перевернув двухколесный транспорт, следопыт все равно прочесал по земле несколько метров прямо в стальную пасть. Деви и скорпион последовали тем же маршрутом. Только сидящим у них на хвосте рейдерам удалось вовремя затормозить и развернуть свои байки от греха подальше. Все трое путников скрылись под землей, через несколько секунд за ними последовал и разбившийся байк. Попав в очиститель, никто уже не мог выбраться обратно. Он оставался там навсегда и, если повезет, быстро умирал и превращался в прессованные брикеты мусора, оставляемые этим ненасытным левиафаном после себя, как испражнения.