– Она просто пугала меня своей увлеченностью! – рассказывала нашему агенту преподавательница химии. – Я бы ничуть не удивилась, узнав в один прекрасный день, что в свободное от занятий время Роуан Мэйфейр самостоятельно изобрела водородную бомбу!
Кое-кто в Таламаске высказывал мнение, что подавление Роуан своих телепатических способностей могло оказать влияние на усиление другого ее дара – телекинетического, что она, так сказать, перенаправила энергию в иное русло и, таким образом, речь в данном случае идет о «двух сторонах одной монеты». Иными словами, Роуан предпочла перейти от духа к материи. В средней школе главными ее увлечениями стали научные исследования и практическая медицина.
В юности у Роуан был только один бойфренд, такой же интеллектуал и отшельник по натуре, как и она. Однако, когда Роуан приняли в университет Беркли, а мальчик провалился на экзаменах, они расстались. Друзья винили в разрыве исключительно молодого человека, утверждая, что амбиции не позволили ему смириться с поражением. Позднее он переехал на восток и занялся научными исследованиями в Нью-Йорке.
Один из наших агентов «случайно встретил» его на вернисаже и как бы между прочим подвел к разговору об экстрасенсорике и умении читать чужие мысли. В конце концов мужчина упомянул о своей подружке школьных лет, которая была экстрасенсом.
– Я очень любил эту девушку, – с грустью признался он. – Ее звали Роуан. Роуан Мэйфейр. Она была абсолютно не похожа на других и необыкновенно красива. Но при этом совершенно невыносима. Она знала, о чем я думаю, еще прежде, чем я сам это осознавал. Она всегда знала, где я и с кем встречаюсь, но относилась к моим «романам на стороне» с таким невозмутимым спокойствием, что мне становилось даже жутко. Насколько мне известно, теперь она нейрохирург. Честно говоря, это пугает. Вы только представьте, что может произойти, если накануне операции пациент подумает о ней плохо. А что, если она просто возьмет да и вырежет эти мысли из его головы?
Следует здесь особо подчеркнуть, что никто из знавших Роуан не отзывался о ней, как о женщине мелочной, недалекой или мстительной. Многим она, как когда-то Мэри-Бет, казалась чересчур суровой, даже «грозной», но мы не услышали ни одного обвинения в проявлении несправедливости с ее стороны или неоправданных нападках на кого-либо.
Поступая в 1976 году в университет Беркли, Роуан уже твердо знала, что будет врачом. Она выбрала для себя программу начальной медицинской подготовки, училась на одни пятерки, каждое лето занималась на дополнительных курсах (правда, не упуская при этом возможности хотя бы ненадолго отправиться куда-нибудь на отдых с Элли и Грэмом) и в результате, перескочив через два семестра, в 1979 году блестяще завершила обучение, возглавив список лучших выпускников университета. В двадцать лет Роуан поступила на медицинский факультет и была уверена, что делом всей ее дальнейшей жизни станут исследования в области неврологии.
Ей удалось достичь феноменального успеха – все без исключения преподаватели в один голос твердили, что такой блестящей студентки у них никогда не было.
– И дело здесь не только в потрясающих умственных способностях Роуан Мэйфейр, – говорили одни. – Гораздо важнее ее интуиция, благодаря которой она соединяет, казалось бы, несоединимое и приходит к удивительным заключениям. Такое впечатление, что она не читает, а проглатывает целые тома научных трудов и тем не менее умудряется находить в них такие идеи, которые и в голову не приходили авторам изложенных там теорий.
– Студенты прозвали Роуан Доктором Франкенштейном, – рассказывали другие, – из-за ее одержимости идеей пересадки мозговых тканей и создания таким образом нового разума. И все же одним из основных ее достоинств, несомненно, следует считать человечность. Ибо даже самый блестящий, самый совершенный разум ничто, если у его обладателя нет сердца.
– О, Роуан! Помню ли я Роуан? Да вы, наверное, шутите! Она могла бы учить студентов вместо меня. Вас, наверное, интересуют какие-нибудь малоизвестные факты? Хорошо, расскажу, но только вы меня не выдавайте. Получилось так, что в конце семестра мне нужно было уехать из города, и я оставил на проверку Роуан курсовые работы студентов ее группы. Если об этом кто-нибудь узнает, я погиб! А тогда мы с ней заключили сделку. Роуан понадобился ключ от лаборатории на время рождественских каникул. Вот я и предложил: я ей – ключ, а она мне – оценки за курсовые работы. И знаете, что для меня было самым ужасным и удивительным? Впервые за годы своего преподавания я не получил от студентов ни единой жалобы по поводу несправедливо выставленных баллов! Роуан!.. Да разве такую забудешь! Люди вроде Роуан заставляют вас чувствовать себя полным ничтожеством!
– Нет, она не просто выдающаяся личность – она нечто гораздо большее. Своего рода мутант, если позволите так выразиться. Нет, я серьезно. Ей достаточно внимательно осмотреть подопытное животное, чтобы сказать, что именно будет происходить с ним дальше. Или, например, прикоснуться к нему рукой и заявить: «Нет, этот препарат не подействует». Более того, она умела лечить этих животных. Один наш старый доктор рассказывал мне, что стоило ей перестать себя контролировать, и весь эксперимент шел насмарку. Потому что она обладала способностью исцелять. И я верю, что так оно и есть. Знаете, мы с ней… ну, в общем… встречались какое-то время. Нет, меня она ни от чего не вылечила, но… Она была такой горячей! В прямом смысле горячей. Это было все равно что заниматься любовью с женщиной, горящей в лихорадке. Те, кому доводилось иметь дело со знахарями, которые исцеляют методом наложения рук, меня поймут. Говорят, от их ладоней тоже исходит тепло. Охотно верю. Вообще, Роуан не следовало становиться хирургом – из нее получился бы великолепный онколог. Она могла бы исцелить очень многих людей. А хирургия… Резать-то дело нехитрое – с ним каждый справится.
(Хочется здесь добавить, что последнее высказывание принадлежит врачу-онкологу, а те из докторов, кто использует безоперационные методы лечения, зачастую пренебрежительно отзываются о хирургах любого профиля, называя их мясниками и награждая весьма нелестными эпитетами. Хирурги, однако, в долгу не остаются и заявляют, что вся терапия не более чем подготовка пациента к попаданию на операционный стол.)
Вскоре после прихода Роуан в клинику в качестве интерна (на третьем курсе медицинского факультета) рассказов о ее поистине чудесных целительных и диагностических способностях появилось столько, что нашим агентам приходилось записывать их выборочно.
Таким образом, после Маргариты Мэйфейр, жившей в начале девятнадцатого столетия в Ривербенде, Роуан первой из Мэйфейрских ведьм была наделена даром целительства.
Практически у каждой медсестры имелась наготове своя «фантастическая» история. Роуан могла поставить любой диагноз. Роуан всегда знает, что нужно делать. Роуан оперировала и сшивала даже таких пациентов, кому давно уже следовало бы лежать в морге.
– Она умеет останавливать кровотечение. Я собственными глазами видела, как она взяла мальчика за голову, пристально посмотрела на его нос и шепотом приказала: «Стоп!» И, представьте себе, кровь мгновенно перестала течь.
Более скептически настроенные коллеги-доктора – как женщины, так и мужчины – склонны объяснять успехи Роуан «силой внушения».
– Знаете, это нечто вроде колдовства, вуду. Она просто говорит пациенту: «А теперь мы заставим кровь остановиться». И конечно, так и происходит, потому что все дело в гипнозе.
Пожилые негритянки, работающие в клинике, уверены, что Роуан обладает «силой», и часто в открытую обращаются к ней с просьбой «наложить руки» на больное место. Они буквально молятся на Роуан.
– Ей достаточно посмотреть вам в глаза и спросить, где именно болит, а потом несколько раз провести по этому месту пальцами – и все, боли как не бывало!
Все свидетельства безоговорочно сходятся в одном: Роуан наслаждалась работой в клинике и выбор между научными исследованиями в лаборатории и практической медициной, позволяющей воочию наблюдать, как возвращается к жизни безнадежный, казалось бы, пациент, был для нее мучительным.
– Больно было видеть, как прощается со своим призванием прирожденный ученый, – печально рассказывал один из университетских преподавателей Роуан. – Мы понимали, что теряем ее. Как только Роуан переступила порог операционной, участь ее была решена. Что бы там ни говорили о чрезмерной эмоциональности женщин, которая не позволяет им успешно справляться с операциями на открытом мозге, к Роуан это ни в коей мере не относится. Из всех, кто работает в области нейрохирургии, у нее самые холодные руки.
(Обратите внимание на парадоксальный факт: одни говорят о тепле, исходящем от рук Роуан, другие – об их холодности.)
Некоторые свидетельства говорят о том, что выбор между наукой и практикой дался Роуан, конечно, нелегко, но и не принес чрезмерных страданий. В течение осени 1983 года она много времени проводила с доктором Карлом Лемле из Института Кеплингера в Сан-Франциско, занимавшимся проблемами лечения болезни Паркинсона.
По университетской клинике поползли слухи о том, что доктор Лемле настойчиво уговаривает Роуан перейти к нему, соблазняя ее высокой зарплатой и идеальными условиями для работы. Однако Роуан отвергла предложение, объяснив свой отказ нежеланием уходить из отделения экстренной помощи, из операционной и от своих пациентов.
Во время рождественских каникул 1983 года между Роуан и доктором Лемле произошла крупная ссора, после которой она перестала даже отвечать на его звонки. Так, по крайней мере, говорил коллегам сам Карл Лемле.
К сожалению, нам не удалось выяснить, что случилось на самом деле. Достоверно, однако, известно, что весной 1984 года они встретились за ленчем и вновь ожесточенно спорили о чем-то. Через неделю после этой встречи доктор Лемле перенес легкий паралич и попал в частную клинику при Институте Кеплингера. За первым приступом последовал второй, затем еще один, и через месяц Лемле скончался.