– Ты можешь идти, милая, – обратилась к служанке Карлотта. – Если, конечно, моя дорогая родственница не пожелает чего-нибудь выпить. Но у тебя ведь нет такого желания, Роуан? Или я ошибаюсь?
– Нет-нет, спасибо, мисс Мэйфейр, мне ничего не нужно, – поспешила отказаться Роуан.
– Зови меня Карлоттой или Карл – как тебе удобнее. Слишком много среди нас мисс Мэйфейр.
Старая негритянка обогнула стол, прошла мимо камина и скрылась за дверью, ведущей в холл. Карлотта проводила ее взглядом, словно, прежде чем продолжить разговор, хотела убедиться в том, что они с Роуан остались одни.
Неожиданно послышавшийся шум показался Роуан знакомым, хотя она никак не могла сообразить, что именно могло его вызвать. Потом раздался лязг захлопывающейся двери и следом – глухой рокот мотора, как будто некая машина в глубине дома тащила что-то очень тяжелое.
– Это же лифт, – прошептала Роуан.
Карлотта внимательно прислушивалась к доносившимся извне звукам. В обрамлении пышных волос ее изрезанное морщинами лицо показалось Роуан сморщенным и слишком маленьким. Тихий щелчок остановившегося лифта вывел старуху из оцепенения, она повернулась и жестом указала Роуан на стул, одиноко стоявший возле длинной стороны стола.
Роуан прошла и заняла предложенное место, спиной к выходившим в сад окнам. Чуть повернув стул, она оказалась лицом к лицу с Карлоттой, а когда подняла взгляд повыше, то увидела еще один пейзаж – богатый плантаторский дом с белыми колоннами на фоне невысоких округлых холмов.
К ее великому облегчению, стекла очков Карлотты уже не отражали красных язычков пламени – они были чистыми и прозрачными. На мисс Карл было темное платье с длинными, отделанными кружевом рукавами. В тонких узловатых пальцах она сжимала обтянутую бархатом коробочку.
– Это принадлежит тебе, – сказала Карлотта и резким движением толкнула коробочку по столу в сторону Роуан. – Этот изумруд, и этот дом, и земля, на которой он стоит, и вообще все, что имеет здесь хоть какую-нибудь ценность. Кроме того, теперь ты владеешь состоянием, раз в пятьдесят, если не в сто, превышающим то, которым обладала прежде. Откровенно говоря, его истинных размеров на сегодняшний день я не знаю. Но прежде, чем ты вступишь в свои права, внимательно выслушай то, что я намерена тебе рассказать.
Она на минуту умолкла и пристально взглянула молодой женщине в лицо. В эти мгновения Роуан с особенной остротой ощутила ее неподвластность времени – не только голос, но и вся манера поведения Карлотты не могли принадлежать столь пожилому человеку. Впечатление было настолько сильным, что внушало почти суеверный страх – как будто совсем юная душа загадочным образом оказалась запертой в древнем теле и заставляла его действовать в абсолютном несоответствии с внешним обликом.
– Нет, – словно в ответ на невысказанные мысли Роуан откликнулась Карлотта, – я стара. Я и вправду очень стара. Единственное, что до сих пор удерживало меня на этом свете и заставляло жить, это ожидание ее смерти и того события, которое страшило меня больше всего, – твоего приезда. Я надеялась, что у Элли впереди долгая жизнь, я молилась, чтобы она смогла удерживать тебя вдали от этого дома еще многие и многие годы, пока Дейрдре окончательно не сгниет в своей могиле и пока не разорвется цепь. Но… Судьба распорядилась иначе. Элли умерла. И никто даже словом не обмолвился мне о ее смерти.
– Такова была ее последняя воля, – сказала Роуан.
– Знаю, – со вздохом ответила Карлотта. – Знаю. Но меня потрясло не то, что мне не пожелали сообщить о ее кончине. Ударом стала сама ее смерть. Что ж. Чему быть – того не миновать.
– Она сделала все возможное, чтобы воспрепятствовать моему приезду, – призналась Роуан. – Она заставила меня подписать документ с обязательством никогда не возвращаться в Новый Орлеан. Но я нарушила данное ей обещание.
Карлотта молчала.
– Мне очень хотелось сюда поехать, – пояснила Роуан и уже совсем другим, почти умоляющим тоном спросила: – Ну почему, почему вы так стремились удерживать меня как можно дальше отсюда? Неужели причина столь ужасна и за всем этим скрыта какая-то страшная тайна?
Пожилая женщина, по-прежнему не говоря ни слова, изучающе смотрела на Роуан.
– Ты сильная, – наконец прервала она молчание. – Такая же сильная, как моя мать.
Роуан не ответила.
– У тебя ее глаза, – продолжала Карлотта. – Кто-нибудь сказал тебе об этом? Или все они слишком молоды, чтобы помнить, какой она была?
– Я не знаю.
– Расскажи мне, что ты успела увидеть ее глазами, – настаивала мисс Карл. – Скажи, видела ли ты нечто такое, чего не должна была видеть?
Роуан вздрогнула. В первое мгновение она решила, что неправильно поняла вопрос. Но уже через секунду ее осенило: она вспомнила о призраке, появившемся в доме той ночью, и о том странном сне в самолете, когда некто невидимый осквернял ее своими прикосновениями.
Смущенная и обескураженная, она взглянула в лицо Карлотте, и вдруг, к своему удивлению, увидела, что та улыбается. Но в этой улыбке не было ни горечи, ни торжества – только смирение и покорность судьбе. Потом лицо женщины вновь приняло серьезное выражение, а в глазах засветилась печаль.
– Значит, он уже приходил, – тихо вздохнув, констатировала она. – И завладел тобою.
– Я ничего не понимаю, – отозвалась Роуан. – Пожалуйста, объясните.
Ответа не последовало. Пришлось объяснять Роуан:
– Это был мужчина, стройный, элегантный. Он появился в три часа ночи, в то самое время, когда умерла моя мать. Я видела его так же отчетливо, как сейчас вас. Но это длилось всего мгновение.
Карлотта не смотрела на нее. Роуан даже показалось, что глаза женщины закрыты, но потом она поняла, что та просто опустила взгляд.
– Это был он, – наконец заговорила она. – Тот, кто лишил разума твою мать, а до того – мать твоей матери. Тот, кто служил моей матери и управлял всеми, кто ее окружал. Они рассказали тебе о нем? Они тебя предупредили? Предостерегли?
– Они не сказали ни слова.
– Это потому, что они ничего не знают и, кажется, наконец поняли это. Возможно, теперь они сделают то, что должны были сделать давным-давно: оставят нас наедине с нашими тайнами.
– Но кто это был? И почему он пришел именно ко мне? – Роуан вновь вспомнила свой сон в самолете, однако связать воедино все эти события никак не могла.
– Потому что не сомневается, что отныне ты принадлежишь ему. Что ты в его власти, что он может любить тебя, прикасаться к тебе и управлять тобой, обещая взамен вечную преданность.
Краска бросилась Роуан в лицо. Прикасаться… Она словно вновь очутилась в призрачной атмосфере сна.
– Он будет уверять тебя, что все как раз наоборот, – продолжила Карлотта. – Будет нашептывать тебе льстивые слова, говорить, что он твой раб, что Дейрдре послала его к тебе. Но все это ложь, моя дорогая, бесстыдная ложь. На самом деле он подчинит тебя своей воле и, если ты откажешься выполнять его приказания, лишит тебя разума. Именно так он поступил с ними… – Она на миг замолчала и нахмурилась, по-прежнему старательно отводя глаза и глядя в стол. Потом заговорила вновь: – Со всеми. За исключением тех, у кого хватило силы управлять им, превратить в своего раба и использовать в собственных интересах… Удовлетворять с его помощью греховные желания и порочные наклонности, – едва слышно добавила она.
– Объясните подробнее, пожалуйста, – попросила Роуан.
– Он уже прикасался к тебе – ведь так?
– Не знаю…
– Неправда, знаешь, Роуан Мэйфейр. И румянец на твоих щеках тому доказательство. Тогда позволь мне спросить тебя, моя девочка, моя независимая, самостоятельная девочка, которая познала многих мужчин, но всегда выбирала их сама. Сумел ли он доставить тебе большее удовольствие, чем любой из твоих смертных знакомых? Не спеши. Подумай, прежде чем ответить. Он будет утверждать, что никто из смертных не может сравниться с ним в этом искусстве. Но так ли это? Ибо цена его любви и ласки слишком высока.
– Но я думала, это всего лишь сон!
– И все же. Ведь ты его видела.
– Да, но то было сутками раньше. А касался он меня лишь во сне. Это ведь нечто совсем другое.
– Его посещения не прекращались до самой ее кончины, – с горечью сказала Карлотта. – И никакие лекарства не могли это предотвратить. Каким бы бессмысленным ни был ее взгляд, какой бы безразличной ко всему она ни казалась… Стоило ей только оказаться ночью в постели, он моментально оказывался рядом и своими ласками доводил ее до исступления, заставлял метаться и извиваться – словом, вести себя подобно дешевой шлю… – Карлотта оборвала себя на полуслове, но вдруг губы ее изогнулись в неожиданной улыбке. – Тебе неприятно слышать такие подробности? Ты сердишься на меня за то, что я все это тебе рассказываю? Думаешь, зрелище было приятным?
– Я думаю, что она была больна, безумна и что природа человеческая такова…
– Нет, дорогая моя, ты ошибаешься, в их связи не было ничего человеческого.
– Вы хотите, чтобы я поверила, что видела призрака, что этот призрак ласкал мою мать и что я, так сказать, получила его в наследство?
– Вот именно. И умерь свой гнев. Свой весьма опасный гнев.
Роуан опешила, охваченная смущением и страхом.
– Вы читаете мои мысли! И читали их в течение всего нашего разговора!
– Да. По крайней мере, стараюсь. Хотелось бы, однако, видеть их более отчетливо. Твоя мать отнюдь не была в этом доме единственной, кто обладал способностями. Мне было предназначено унаследовать изумруд тремя поколениями раньше. А его я увидела впервые еще в трехлетнем возрасте, причем совершенно отчетливо и столь явственно, что он мог взять меня за руку и даже поднять. Да-да, я ощущала исходящее от него тепло. Но я отказалась подчиниться его воле. Я отвернулась от него и велела убираться туда, откуда он пришел, – в ад. И чтобы противостоять ему, я использовала все свои силы и способности.
– И теперь я получаю в наследство этот изумрудный кулон только потому, что могу видеть его?