Восстание планировалось централизованно, время для него было тщательно подобрано, и план дотошно приведен в исполнение. Несмотря на столетия селекции, призванной в корне извести всякую инициативу и изобретательность, смертные оказались не такими уж забитыми, и в лице Хилина они нашли своего генерала. Все было кончено еще до того, как Старейшина отвлекся от созерцания девушки — он ничего не заметил.
Хилин, король коридоров, стоял перед лицом Старейшины. Он прикоснулся к лицу девушки — копии Лоры и — сорвал его. Это была маска, всего лишь маска; Русель со стыдом понял, что этот мальчишка смог перехитрить существо, которое было на тысячу лет старше него.
Размахивая окровавленной дубиной, Хилин выкрикнул вызов своему бессмертному богу. Системы Монастыря переводили слова юноши — прошла тысяча лет, и язык совершенно изменился.
— Ты допустил это, — вопил Хилин. — Ты позволил Автаркам жить за наш счет, словно [перевод отсутствует — паразитам?]. Мы мыли для них палубы собственной кровью, а они не давали нашим детям воды. А ты, ты [перевод отсутствует — непристойность?] позволял им все это. И знаешь почему? — Хилин шагнул ближе, и его лицо заполнило экран, находившийся перед Руселем. — Потому что тебя не существует. Тебя не видели сотни лет — я уверен, что вообще никогда не видели! Ты — ложь, состряпанная Автарками, чтобы держать нас в узде, вот что я думаю. Но мы в тебя больше не верим, не верим во все это [перевод отсутствует — фекалии?]. Теперь мы вышвырнули Автарков вон. Мы свободны!
И они действительно были «свободны». Хилин и его приспешники грабили квартиры Автарков, объедались пищей, упивались водой, которую Автарки хранили для себя, и занимались любовью до изнеможения, жизнерадостно бросая вызов запретам, охранявшим генетическое здоровье. И ни одна панель обшивки не была вымыта.
Прошло три дня, но беспорядки продолжались, и Русель понял, что настал самый тяжелый кризис за всю историю Корабля. Придется действовать. Подготовка к действию отняла у него еще три дня, большую часть из которых он сражался с неуклюжим медицинским оборудованием.
Затем Русель приказал открыть дверь Монастыря — впервые за сотни лет. Дверь открылась не сразу — ее заело. Наконец она распахнулась с громким треском, сделав его появление еще более устрашающим, чем он задумал.
Но поблизости никого не оказалось; никто не наблюдал его пришествия, кроме пятилетнего мальчишки. Ребенок, с круглыми от изумления глазами, глубоко засунувший палец в нос, до боли напомнил Руселю его племянника Томи, давно мертвого и перемолотого в установках для переработки отходов.
Русель стоял, весь в проводах и трубках, храбро опираясь на ходильную раму. Он попытался улыбнуться мальчику, но поскольку лица своего он не чувствовал, то не понял, удалось это ему или нет.
— Позови ко мне главных Друидов, — произнес он, и где-то рядом прошелестел перевод.
Мальчик закричал и убежал прочь.
Друиды уже склонились перед ним, спрятав лица. Он с большой осторожностью прошел между ними и даже позволил некоторым прикоснуться к своему халату. Он хотел убедиться, что они считают его реальным существом, хотел, чтобы они ощутили его пыльную древность. Может быть, и эти отшельники в глубине души, подобно Хилину, никогда до конца не верили в существование Старейшины. Что ж, теперь мессия внезапно явился им во плоти.
Но он видел их словно сквозь потрескавшееся стекло; он плохо слышал, не чувствовал своего тела, потерял обоняние и вкусовые ощущения. «Похоже на ходьбу в скафандре», — подумал он.
Русель был карающим божеством. Правила жизни на борту Корабля нарушены, гремел он. И это относится не только к недавней свалке. Больше никаких водных империй, никаких империй интеллекта: Друидам придется позаботиться о том, чтобы каждый ребенок получал основы знаний, учился правилам управления Кораблем и ознакомился с генетикой.
Автарки не должны больше держать власть в своих руках, решил он. Вместо них управление временно передается одному из Друидов — он ткнул пальцем в сторону какой-то насмерть перепуганной женщины. Управляя мудро и справедливо, она будет пользоваться поддержкой Старейшины. После ее смерти люди изберут преемника, который должен быть ей не ближе по крови, чем троюродный брат.
Старых Автарков и их потомство тем не менее следовало пощадить. Им предстояло пожизненное заключение в тюрьме-амфитеатре; их должны обеспечивать провизией, чтобы они не умерли с голоду. Русель думал, что со временем бывшие царьки и их странные дети-долгожители вымрут; пройдет лет пятьдесят — для него лишь миг — и проблема решится сама собой. Он решил, что убийств с него хватит.
Затем Русель вздохнул. Предстояло самое худшее.
— Приведите Хилина! — приказал он.
Приволокли короля коридоров, связанного полосами ткани. Русель понял, что его избивали; лицо его было покрыто ссадинами, рука сломана. Бывший лидер уже поплатился за свое кощунство — его предали те, кто искал милости Старейшины. Хилин смело смотрел в лицо Руселю, и в его взгляде читались сила и интеллект.
Израненное сердце Руселя заныло: сила и интеллект — этого смертным иметь не полагалось.
Разумеется, Хилина пришлось казнить. Его тело с содранной кожей выставили перед святилищем Старейшины как предупреждение последующим поколениям. У Руселя не хватило мужества смотреть на казнь. Вспомнив человека в синем комбинезоне, он подумал, что всегда был трусом.
Возвращаясь в Монастырь, он обернулся:
— И приберите в этой чертовой помойке.
Он знал, что пройдет немало времени, даже по его меркам, прежде чем ему удастся забыть презрительный, вызывающий взгляд Хилина. Но и юноша канул в Лету, подобно тысячам своих предков, вскоре исчезли его братья и сестры, племянницы и племянники — все, кто хотя бы отдаленно напоминал его, всех унесла река времени, и вскоре на всем Корабле лишь Русель помнил о восстании.
Это был последний раз, когда он покидал Монастырь.
Через некоторое время на Корабле разразилась жесточайшая эпидемия.
Она была вызвана несколькими факторами. В биосфере Корабля незаметно накапливались раздражающие вещества и аллергены; когда организмы людей ослабли, внезапно проявился латентный вирус. Даже Фараоны-создатели Корабля, несмотря на все свое мастерство, не смогли предвидеть подобный случай. Но в таком длительном полете — более пяти тысячелетий — инциденты были неизбежны.
Численность населения резко сократилась, достигнув опасной черты. В течение нескольких десятков лет Русель был вынужден вмешиваться, отдавая рокочущим голосом приказания, призванные обеспечить нормальное функционирование Корабля и скрупулезное соблюдение законов репродукции.
Снижение численности имело свои преимущества. Системы Корабля теперь в избытке производили продукты питания, и предпосылки для возникновения водяных империй исчезли. Русель бесстрастно размышлял о снижении стандартной численности экипажа.
Его поражало то, что вспышка болезни совпала с перестройкой его мыслительного процесса. Повседневные дела Корабля и шум сменявшихся поколений теперь едва привлекали его внимание. Но зато он стал ощущать медленное биение пульса, глубокий ритм, недоступный пониманию смертных. Зачарованный, следил он за вращением Галактики — ее усыпанный бриллиантами диск открывался в хвосте Корабля.
Русель стал острее чувствовать опасность. Бесконечно анализируя системы корабля, он обнаружил скрытые неполадки: комбинации параметров, которые могли повредить навигационные программы, ошибки во взаимодействии наномашин, постоянно обновлявших внутреннюю и внешнюю обшивки Корабля. Некоторые опасные ситуации были маловероятны: по его оценкам, Корабль мог столкнуться с ними приблизительно раз в десять тысяч лет. На Земле за это время успевала возникнуть и исчезнуть не одна цивилизация. Но он обязан был предвидеть подобные вещи, готовить Корабль к защите и реабилитации после подобных катастроф. В конце концов, хотя вероятность эпидемии и была ничтожно мала, времени для проявления вируса оказалось достаточно.
Тем временем обычаи смертных менялись от поколения к поколению.
Раз примерно в десять лет жители деревни Дилюка приближались к святилищу Старейшины, где все еще мерцало виртуальное изображение. Один из них, облаченный в длинный халат, с преувеличенной медлительностью ковылял, опираясь на раму, остальные съеживались. Затем все набрасывались на какой-то манекен и разрывали его на куски. Просмотрев несколько подобных представлений, Русель наконец понял, что происходит: конечно же, этот ритуал воспроизводил его последнее появление среди смертных. Иногда кульминацией спектакля становилось сдирание кожи с живого человека; должно быть, люди считали, что Старейшина требует подобной жертвы. Когда начинались эти жестокие сцены, Русель отводил равнодушный взгляд от экрана.
Тем временем жители деревни, в которой когда-то жила Сале, несчастная любовь Хилина, пытались заслужить благосклонность Руселя иным способом. Может быть, это являлось очередным следствием давней хитрости Хилина, а возможно, изначально было заложено в их схеме развития.
Девушки, высокие тонкие девушки с темными глазами: по мере того, как мелькали поколения, все больше их бегало по коридору, строило глазки мускулистым парням, драившим стены, качало детей на коленях. Это напоминало мультфильм: высокие и приземистые Лоры, худенькие и полные, счастливые и печальные.
Вероятно, это естественный отбор превращал людей в копии виртуальных изображений. Они взывали к его остывшему сердцу: если Старейшина так любил эту женщину, следовало выбрать жену, хотя бы отдаленно похожую на нее, и надеяться завоевать его расположение, родив таких же изящных дочерей.
Русель был одновременно тронут и приведен в смятение. Пусть делают, что им вздумается, сказал он себе, лишь бы выполняли свою работу.
Между тем оказалось, что по ту сторону баррикады Автарки и их долгоживущие потомки не вымерли, как рассчитывал Русель. Они существовали, интенсивно скрещивались, и продолжительность их жизни постепенно увеличивалась.