– Виноват, ваше величество! – без лишних прелюдий рухнул на колени бывший наставник царевича. – Вели меня казнить, ибо мне жизнь не мила!
– Легко хочешь отделаться! – строго посмотрел я на согнувшегося в три погибели Первака.
– Все приму – дыбу, плаху, узилище, токмо не вашу немилость!
– Угу, но желательно в июле и желательно в Крыму! – не смог удержаться я от усмешки.
– Так август же? – немного приподнял голову дьяк.
– Ты мне лучше вот что расскажи: как ты, сукин сын, ухитрился царевича проворонить?
– Виноват я кругом, – повинился Анциферов. – Думал, что государь Дмитрий Иоаннович умаялся да спать лег, да и сам прикорнул ненароком. А как проснулся, их с Петькой и след простыл. Кинулся в погоню, да где там! Караван ваш ушел уже.
– И что же ты делать стал?
– Да что ж тут поделаешь. Отписал боярину Вельяминову, что приключилось, да и отправил. А сам подумал, пока меня в железа не заковали, что двум смертям не бывать, нашел лодочку малую, да и поплыл следом за вашей царской милостью.
– Ишь ты!
– Рассказать не смею, – продолжил приободрившийся Первушка, – сколько горестей я на сем пути претерпел. Глад, холод, а пуще всего муки совести. Денно и нощно молился я Пресвятой Богородице, чтобы помиловала меня грешного!
– И как?
– Трижды грабили меня лихие люди, дважды хотели похолопить, из ества было лишь то, что Христа ради пожалуют…
– Понятно. Дальше что делать думаешь?
– Что бы ваше величество ни повелели, за все возьмусь!
– Ладно. Найдется тебе дело. Найдешь боярского сына Михаила Рожкова. Под его опекой находятся дети, из полона освобожденные. Примешь их у него, будешь за них отвечать. Накормишь, напоишь, обогреешь. И помни, случится что с ними, спрошу за все сразу!
– Все сделаю, – часто-часто закивал дьяк. – Жизни не пожалею!
– Ладно, ступай. Хотя погоди… шахматы потерял, поди?
– Нет! – расплылся в улыбке Анциферов. – Уберег! Как меня не били – не отдал!
– Ну, иди уже. Дети ждут, – махнул я рукой, после чего обернулся к Михальскому. – Как ты думаешь, сильно врет?
– В меру, – пожал плечами телохранитель.
– Тогда ладно. Все-таки хорошо, что я дочку воеводы отослал. Не представляю, как бы я ему в глаза смотрел, если бы…
На это Корнилий ничего мне не ответил, лишь высоко поднял брови, как бы показывая, что в этот раз Господь отвел.
Еще одним крайне необходимым мероприятием стало торжественное богослужение в честь Успения Пресвятой Богородицы, которое по моему приказу все же провел здешний митрополит Серафим, а вместе с ним все священники, которых только смогли собрать люди Михальского. Получилось, может, и не так благолепно, как в храмах Московского Кремля, но большинство из присутствующих и такого не видели, а потому прошло все весьма торжественно и душевно.
Потом, как водится, был пир, но перед тем выплата наградных. Все имевшиеся налицо ратники от казаков до матросов и даже только что прибывшие тульские дворяне получили по рублю и двенадцать алтын серебром. Местными монетами, разумеется. По весу. Начальным людям, конечно, больше в зависимости от чина и звания.
Стоит ли говорить, что подобная щедрость пришлась моим воякам по вкусу куда больше, чем молитва. Почти одновременно на площадь выкатили несколько бочек вина, из которых тут же вышибли днища. И каждый, получивший награду, тут же подходил к бочке, где профосы под наблюдением офицеров тут же щедро наливали каждому в свою посудину десятериковый ковш[26] местного красного вина, которого мы в Кафе взяли куда как много, так что нечего скаредничать, иной раз надо войско повеселить!
Тут же на широких столах разложили и свежеиспеченный хлеб, и вареную говядину, и запеченную на углях баранину, и распаренную кашу, куда уж без нее, щедро сдобренную маслом, изюмом, курагой и черносливом.
– Глянь-кась, – блаженно сощурился Ванька Кистень, в два глотка ополовинив доставшуюся порцию. – И Господу помолился, и денег спроворил, и душу обжег! А главное, все разом. – Ухватив жирный кусок мяса, уложил его на лепешку и принялся с наслаждением жевать, запивая дареным вином.
– Видать, не часто вас царь так за верную службу награждает? – ухмыльнулся оказавшийся рядом Митька Лунь.
– Это точно, – ухмыльнулся бывший разбойник. – За прежние службы меня только если дыбой могли пожаловать, а то сразу виселицей!
– Эх, хорошо, но мало! – мечтательно протянул кто-то из охотников.
– Ништо, – многозначительно заметил, хитро подмигнув товарищам, Кистень. – Ближе к ночи найдем, чем добавить!
Пока шел молебен, мои мальчишки и их новые товарищи находились рядом со мной. Судя по всему, они успели отвыкнуть от долгих служб, но тут, как говорится, положение обязывает! Но едва все закончилось, настало время давно назревшего разговора.
– Значит, так, Дмитрий, – без обиняков обратился я к сыну, как только мы вернулись во дворец. – В этот поход я вас с Петькой не возьму!
– Но почему?! – воскликнул царевич, уже примерявший в своих мечтах на себя шляпу флибустьера – «грозы южных морей».
В принципе, тут я был сам виноват. Имел глупость рассказать мальчишкам про серебряные и золотые караваны, идущие в Испанию из Америки, и как их ловко грабят всяческие корсары и буканьеры. В сущности, ничего не придумал, а вольно пересказал своему отпрыску «Одиссею капитана Блада», стараясь лишь не допускать явных анахронизмов. Все-таки до восстания Монмута[27] еще лет пятьдесят, если я, конечно, ничего не путаю.
– Потому что я так сказал! Дело это опасное, и рисковать никак нельзя. Если со мной что-нибудь случится, ты должен уцелеть и унаследовать мою корону и трон. И не только в Москве. Поэтому остаешься здесь, и точка! Приглядывать за тобой будут фон Гершов и Михальский. Слушаться их, как меня, понял?
– Да, государь, – опустил голову Митька.
– Кстати, всех касается! – строго посмотрел я на остальных воспитанников нашего детдома.
То есть Николку Рожкова и его названых братьев с сестрой, усыновленных Михаилом. Теперь они составляют свиту моего сына. Этим возражать и в голову не пришло, что никак нельзя сказать о Петьке. Судя по упрямому выражению на лице этого мелкого прохиндея, он уже что-то задумал.
– Если вашему величеству будет благоугодно выслушать мой совет, – негромко заметил наблюдавший за этой сценой Корнилий, – то вам не следует отправляться в эту экспедицию.
– И ты, Брут? – вздохнул я в ответ.
– Я не обсуждаю ваше решение, но, черт возьми, зачем вам заниматься этим лично?
– Если не я, то кто?
– Мне кажется, что Петерсон справился бы не хуже.
– Скажи, ты знаешь, кем был Ян до того, как поступил ко мне на службу?
– Полагаю, моряком. А что?
– В том-то и дело, простым моряком. Он никогда не воевал, если не считать схватки с Юлленшерном, когда он потерял «Благочестивую Марту». Абордаж, пушечные залпы это все не его стихия.
– Но, кажется, он недурно управлял «Святой Еленой» в бою?
– Разве? – с иронией посмотрел я на своего телохранителя.
– Ну да, – вынужден был признать литвин. – Командовали кораблем вы, но ведь он и его люди управляли парусами!
– Вот именно. Мы с ним дополняем друг друга. И один без другого ничто!
– Ну, не знаю. Если мы потеряем галеас, это будет неприятность, если вас – катастрофа.
– Вот поэтому ты и останешься с царевичем. Если со мной что-то случится, вы с фон Гершовым должны отвезти его в столицу и посадить на престол.
– Вы полагаете, двум чужеземцам это под силу?
– Я полагаю, что Вельяминов крепко держит Москву. Втроем вы справитесь.
– Не самый подходящий момент для подобного разговора, государь, но почему вы так уверены в Вельяминове?
– О чем ты?
– Разве он не предал в свое время Годунова? А ведь они родственники.
– Перестань! Никита мне верен!
– Пока вы живы, да, но будет ли он верен вашему сыну?
– Почему ты сомневаешься в нем?
– Потому что царевич Дмитрий, в отличие от вашего величества, ни при каких обстоятельствах не станет жениться на княгине Щербатовой. И соответственно, боярин Вельяминов в таком случае не сможет стать братом царицы.
– Черт, – помрачнел я. – Умеешь ты настроение испортить.
– Мой долг говорить вам правду, невзирая на последствия, государь.
– Твой долг, генерал Михальский, выполнять приказы твоего государя. Готовь ертаул и пройдись до Эски-Кырым – Старого Крыма, он тут неподалеку. И, конечно же, не забывай о безопасности наследника. Что же до остального, то запомни – Никита без меня или Митьки – никто. Его сожрут сразу. А вот если вы втроем не передеретесь между собой, аки псы голодные, то вполне можете справиться. Понимаешь, о чем я?
– Да, ваше величество. – Не знаю, насколько мои слова успокоили подозрительность телохранителя, но больше возражать он не стал. И то хлеб.
– И вообще, не загоняйся, а то еще, чего доброго, беду накликаешь. Да, на войне, бывает, убивают. Но пока меня бог миловал. Глядишь, и в этот раз все обойдется. Так что самое большее – через две недели ждите меня. И чтобы за это время перебросили в Кафу еще хоть тысячу-другую доброго войска. Приказы я давно отправил, пусть тянут казаков с Волги. Пусть хоть родят, хоть из-под земли вынут!
– Государь, быть может, стоит поискать наемников среди черкесов, тут до них рукой подать, – осторожно осведомился Корнилий.
– Это хорошая мысль. Действуй-злодействуй. Предлагай и покровительство наше, и службу, а коли им того не надо, просто найми на время. Деньги есть, чего их держать? Солить, что ли?
– Как прикажете.
– Обо всем остальном будем думать, когда в Москву вернемся. И все на этом! Утром выходим в море! И проследи сегодня, чтобы никто не упился.
Если уж царский корабль оказалось снарядить не таким простым делом, то Панин едва не с ног сбился, пока подготовил выделенные ему галеры. Часть забот, конечно, взяли на себя капитан Селиверстов и есаул Татаринов, но и Федору досталось столько, что ему в последние сутки перед выходом не то что поспать, присесть не всегда время находилось.