– Пьер? – удивился я. – Что с тобой?
– Со мной все в порядке, – улыбнулся О’Конор. – И к счастью, с вами тоже!
– Где я?
– На вашем флагмане, разумеется, – охотно сообщил мне лейб-медик, немного пригладив растрепавшуюся прическу. – Вы очередной раз одержали великую викторию, и теперь ваш победоносный флот возвращается домой.
– А почему меня так мутит?
– После кровопускания так бывает, – пожал плечами ирландец, но заметив, как переменилось мое лицо, поспешил заткнуться.
– Ты делал мне кровопускание?!
– Нет, ваше величество, с этим прекрасно справилась деревянная щепка, пропоровшая вашу ногу. К несчастью, в пылу сражения вы совершенно не обратили на нее внимания, и вот результат – полный ботфорт вашей августейшей крови.
– Понятно, – отозвался я, поморщившись от очередного приступа дурноты.
– Море довольно свежее, – счел необходимым пояснить эскулап.
– Шторм?
– Пока нет! Но все идет к тому.
– Где Петерсон?
– Полагаю, у штурвала.
– Позовите его.
– Я рекомендовал бы вашему величеству полный покой…
– Пьер, вы меня плохо слышите?
– Я врач и обязан…
– Черт бы побрал тебя и твою черную ирландскую душу! – вскипел я. – Немедля позови сюда Петерсона, если не хочешь болтаться на рее, проклятый чернокнижкник!
– Вам явно лучше, сир, – невозмутимо отозвался врач, но все же передал кому-то мое распоряжение.
Через пару минут на пороге каюты появился шкипер и, приложив два пальца к полям своей видавшей виды шляпы, внимательно посмотрел на меня.
– Подойди, Ян.
– Я здесь, государь, – отозвался он, подойдя к кровати.
– Чем окончилось сражение?
– Вы победили.
– А подробнее?
– Османы разбиты, ваше величество. Только трем их галерам удалось улизнуть, пока мы были заняты мавной, будь она неладна.
– Но хоть ее-то добили?
– Разумеется. Увидев, что с вами беда, я распорядился унести вас в каюту, чтобы не вносить уныния в наши ряды, после чего подвел «Святую Елену» к самому борту турка и скомандовал абордаж.
– Отлично. Вы захватили его?
– Скорее, то, что от него осталось. Говоря по совести, я опасался, что весть о вашем ранении смутит наших людей, но не тут-то было. Они дрались как черти, и в мгновение ока вырезали всех, кто был на борту этой посудины. Ну, кроме гребцов, конечно. Их мы успели освободить.
– Успели?
– Да. На короткой дистанции наши «грифоны» просто дьявольски эффективны. Обращенный к нам борт оказался разбит в хлам, и едва мы расковали последнего пленного, как турок начал тонуть.
– Что-нибудь еще удалось захватить?
– Нет. Две турецкие каторги сгорели, а трем удалось уйти.
– Преследовали?
– Нам было не до того…
– А я не про тебя. У нас было шесть галер против четырех…
– Так что с того? – пожал плечами норвежец. – Османские корабли лучше маневрировали, лучше стреляли, их матросы лучше обучены. Сказать по чести, я удивлен, что им удалось потопить только одну нашу галеру.
– Что?!
– Да. Одну из тех, что мы захватили под Азовом. Они попытались взять ее на абордаж и непременно добились бы своего, не будь у нас преимущества в силах. Поэтому, отходя, просто разбили ей борт и были таковы. Никто не посмел их преследовать. И если вашему величеству будет угодно узнать мое мнение, то я полагаю, что ваши капитаны были правы. Им еще рано на равных тягаться с турками.
– Ты так думаешь?
– Я не первый год в море, государь, и, смею надеяться, немного разбираюсь в своем ремесле. Пока что нам везет, но это не будет длиться вечно. Будь у наших врагов немного больше сил, дело могло кончиться плохо.
– И что, по-твоему, нужно делать?
– Все то, что вы уже делаете, ваше величество. Строить корабли, плавать по морям, учить людей, и придет время, когда у вас появится настоящий флот.
– Ладно, я тебя понял. Скажи только, что с Варной?
– А что с ней сделается? Скопившиеся на ее рейде торговцы горели так, что мы не смогли бы подойти к берегу, даже если бы захотели. А к тому времени, когда они догорели, местные жители наверняка успели покинуть свои дома и укрыться в крепости.
– Значит, контрибуции нам не видать?
– Увы.
– Ну и черт с ней, – откинул я голову на подушку.
– Вам плохо? Может, позвать этого бездельника О’Конора?
– К дьяволу коновала. Лучше кликни кого-нибудь из моих спальников.
– Я сейчас распоряжусь, чтобы их выпустили.
– Что?
– Когда стало понятно, что ваше величество ранены, – немного помявшись, поведал мне шкипер, – придворные стали шуметь и требовать, чтобы мы вышли из боя и занялись вашим спасением. Пришлось посадить их в канатный ящик.
– Хорошо, что ты не стал их слушать.
– Я давно служу вам, – скривил губы в легкой усмешке норвежец, – а потому знаю, каков у вас нрав.
– Ладно. Ступай. Хотя…
– Что, государь?
– Что с командами брандеров?
– Как ни странно, эти прохвосты уцелели и теперь ждут вашей награды.
– Это хорошо. Вот оклемаюсь маленько и пожалую их.
– Вам действительно нужно отдохнуть. Постарайтесь заснуть, ваше величество.
– Заснешь тут, – пробурчал я, – какая-то хрень капает, как кувалдой по мозгам бьет…
Дальнейшее я помнил не слишком хорошо. Кажется, шторм, о котором упоминал О’Конор, усилился, и нас изрядно болтало на волнах, а возможно, все дело в моем самочувствии. Помню только, что за мной ухаживали, поили, меняли повязки, а затем я снова проваливался в черное забытье.
Впоследствии мне сказали, что это продолжалось три дня кряду, но тогда казалось, что прошла целая вечность. Но однажды, несмотря на слабость, я почувствовал, что мне стало лучше.
– Эй, кто там? – позвал я, еле шевеля потрескавшимися губами.
– Здесь я, государь, – материализовался передо мной спальник – молодой парень из Тыртовых.
– Мишка?
– Я, – обрадовался, что его признали, придворный. – Пить, поди, желаешь?
– А пожрать ничего нету? – утолив жажду, поинтересовался я.
– Как же нету, милостивец, – всполошился Тыртов. – Сейчас принесу…
Впрочем, быстро получить пайку страдающему от голода царю не получилось. Сначала приперся О’Конор и, не обращая внимания на мои возражения, произвел осмотр, след за ним появились остальные придворные и переодели мое бренное тело в чистое. И только потом Мишка внес на вытянутых руках котелок, распространявший вокруг умопомрачительный запах вареной курицы, а шедший за ним второй спальник Андрей Бурцов подал мне ложку.
– Изрядно, – похвалил я, отведав горячего бульона с сухарями и маленькими кусочками мяса. – Где только добыли?
– Так я, батюшка, в Варне-то на берег спускался и поймал для твоего царского стола дюжину! – с довольным видом отрапортовал Тыртов, вызвав тем самым искреннее недоумение на лице Бурцова.
– Ну, молодец, что тут скажешь. А теперь помогите мне на воздух выйти, не то я тут задохнусь…
– Этого никак нельзя! – попробовал протестовать лейб-медик, но, наткнувшись на мой выразительный взгляд, сдался. – Только недолго, и накиньте что-нибудь сверху.
На палубе меня встретил Петерсон. Как ни в чем не бывало буркнул, коснувшись края шляпы:
– Государь, шторм стихает.
– Отличная новость. Пора бы ему уже угомониться, почти трое суток нас кидает. Флот весь цел? Не растеряли остальных?
– Двух галер недосчитались, какова их судьба – не ведаю.
– Черт! Где мы сейчас? Далеко до Кафы?
– Лоцман утверждает, что нас здорово покрутило и отнесло на юго-восток – в сторону Кавказа. Ветер меняется с веста на зюйд, так что если он удержится, то должны дойти до порта за два дня.
– С богом, Ян. Курс на Кафу. Хватит с нас… пока…
Проснулся я рано, видимо, начинаю приходить в норму. Света от лампады перед иконой Николы Мокрого на всю каюту не хватает, чего никак нельзя сказать о копоти. Но сквозь щель в задраенном порту пробивается узенький лучик, помогающий ориентироваться в пространстве. Спальников я выгнал еще с вечера, чтобы не смердели портянками, так что одеваться приходится самому.
Вроде и не велика беда, но надо беречь ногу, чтобы скорее все срослось. И побольше пить. Вот этим и займемся. Откидываю одеяло, тоже момент характерный. Вроде и лето, жара, да ночами на море бывает даже зябко, а мне нынче и вовсе мерзнуть нельзя. Осторожно спускаю ноги на палубу, ощущая босыми ступнями гладко выструганные доски. Надо распахнуть крышку порта и полной грудью вдохнуть свежий морской воздух.
– Красота-то какая! – не удержавшись, воскликнул я, чтобы тут же сжать зубы от боли в раненой ноге и, сдерживая предательский стон, медленно перебрался в кресло. От помощи возникшего, словно ниоткуда, слуги отказываюсь. Сам справлюсь. Тем временем передо мной быстро возникают назначенные медиком угощения.
Свет и свежий воздух обеспечил. Теперь можно и приступать. На столе стоит кувшин с красным вином и второй кувшин с кипяченой водой, чтобы разбавлять и не напиться с утра, пара еще теплых вареных яиц, кусок черного хлеба, мед и глубокая миска с вечным куриным прозрачно-золотистым бульоном и кусочками белоснежной грудки. А на закуску чеснок и небольшая луковица. Смешиваю вино и воду в равных пропорциях и разом выпиваю половину бокала. Бодрит! Теперь можно и за еду браться.
Это сегодня такая благодать, а вчера еще вовсю бушевал шторм, и нас кидало слева-направо и справа-налево так, что казалось, уже и не выберемся. Черноморские штормы это, я вам скажу, не конфета. Бывалые греки-мореходы, правда, утверждают, что это так, средней силы буря на наши головы свалилась. Мол, бывало и хуже. Может, оно и так, но мне лично от этого не легче.
Ладно, это все в прошлом. Сейчас на небе лишь редкие облачка, солнце, хоть и рано еще, уже шпарит так, что только в путь. Умеренный ветерок, как раз галфвинд, оптимальный для нашего флота, несет нас по волнам.
– Вижу паруса слева по курсу! – раздался с высоты громкий оклик сидящего в «вороньем гнезде» – марсе фок-мачты впередсмотрящего. – Десять, двадцать, много!