Известия из Мекленбурга тоже в целом радовали. В старинных моих вотчинах все обстояло благополучно: нивы колосились, города богатели, беженцы от имперских войн вносили, конечно, некоторую сумятицу, но их старались как можно быстрее переправить за границу моего богоспасаемого княжества, в том числе и на Русь.
К слову сказать, я сам приказал никого не неволить, в особенности людей упоротых на почве религиозного фанатизма. У меня тут своих таких хватает. Вот ремесленников добрых, рудознатцев, крестьян – это всегда пожалуйста. Купцов тоже можно.
Пока я разбирался с письмами, примчался наконец Анциферов и засел за дипломатическую почту. Все же Первак у меня не один год личным секретарем был, а потому к гостайне, что называется, допущен. Правда, с ним явились и неразлучные Митька с Петькой. Сели рядком и глазами лупают. Интересуются. Особенно царевич.
– Господин Рюмин пишет, что визит его к римскому кесарю Фердинанду происходил с небывалой ажитацией, но к консенсусу не привел, – доложил дьяк, закончив с первым письмом.
– Что?! – удивился я.
– Тут так написано, – пожал плечами наставник царевича.
– А ну-ка, дай, – отобрал я у него послание, чтобы лично прочитать то же самое. – Где только слов таких набрался!
– В Европах человек обретается, – тяжко вздохнул Анциферов, в свое время из-за женитьбы упустивший возможность учиться в Ростокском университете. – Привык к политесам.
Судя по всему, Первак успел подцепить модную в будущем у отечественной интеллигенции болезнь. В смысле восторженное отношение ко всему, что находится там, где вечером за горизонт заходит солнце.
– Как привык, так и отучим, – хмыкнул я, прикидывая расклады.
В общем, все понятно. Император сейчас на коне. Подавил восстание чешских сословий, выгнал «Зимнего короля» Фридриха Пфальцского и решил, что бога за бороду держит. Поэтому никого слушать не готов, кроме тех случаев, когда говорят что-нибудь приятное лично ему. Протестантские князья кажутся ему испуганным сбродом, что, в принципе, так и есть. Поэтому их можно и поприжать.
Говоря по чести, мне нет дела до обид и притеснений Евангелической лиги. Эти уроды сами подняли бучу, потом сами испугались и лишили поддержки восставших чехов, теперь пожинают плоды своей трусости. Но есть как минимум два короля, уже примеряющих на себя венец и тогу «защитников истинной веры», и оба приходятся мне родственниками. Кристиан Датский и Густав Адольф.
Выступи они единым фронтом, имперцам пришлось бы тяжко, но нет. Двум орлам в небе тесно. Поэтому первыми в бучу полезут датчане и получат по рогам. Дядюшка Кристиан может сколько угодно мнить себя великим полководцем, но против Тилли не устоит. Оно бы и бог с ним, но, идя против Империи, его армия никак не минует Мекленбурга, и тут, куда ни кинь, всюду клин.
– Батюшка, – отвлек меня от размышлений Дмитрий, – а правда ли, что в Москву скоро прибудет жених для моей сестрицы Евгении?
– Насколько я знаю, да, – машинально кивнул я, после чего резко поднял глаза на царевича. – Погоди-ка, а ты откуда знаешь об этом?
– Да так, слышал, – неопределенно пожал плечами тот.
– Интересно от кого? – ухмыльнулся я, подумав про себя, что информация не так уж секретна и совсем скоро и без того станет всем известна.
– Ну, – промямлил Митька, бросив растерянный взгляд на своего приятеля.
– Колитесь, мелкие!
– Ваше величество, – скроил умильную рожу Петька. – Так ведь вам присылали известие об этом еще в Воронеже!
– А ты, значит, подслушивал?
– Помилуйте, государь! Вы так громко говорили об этом, что вас услышал бы и глухой…
– Ладно, будем считать, что все так и было.
– Но почему за принца такого крохотного герцогства?! – не удержался от восклицания Дмитрий. – К тому же неизвестно, признают ли его наследником!
– Вот как, – развеселился я. – И принца какого королевства вы считаете достойным руки нашей маленькой Евгении?
– Священной Римской империи, – немного напыщенно воскликнул царевич. – Или Франции.
– А лучше пусть она и дальше живет с нами! – добавил Петька, вызвав у меня приступ хохота.
– Знаете-ка что, ребятки, шли бы вы на море! – велел я, отсмеявшись.
К слову, бывший курляндский герцог должен вот-вот приехать вместе с сыном, и это еще одна причина, по которой мне пора возвращаться. Все-таки помолвка дочери дело серьезное, и без меня там никак не обойтись. Была бы жива Катарина, дело другое… Интересно, одобрила бы она будущий союз?
С одной стороны, род Кетлеров достаточно древний и знатный, да и герцогство у них вполне приличное, а принц Якоб теперь совершенно точно его унаследует, и править будет весьма достойно. Как ни плохо я знал в своей прошлой жизни историю, о нем слышать приходилось. По всему видно, что человек из него вырастет дельный, так почему бы не привязать его к России покрепче?
С другой, дорогая матушка исхитрилась обручить дочь Марты – Клару-Марию с королевским сыном. Да, не старшим, и короны ему не видать, но статус, как ни крути, выше. Могла бы и закусить удила…
– Это вашей царской милости лучше самому прочесть, – сконфуженно протянул мне конверт Анциферов.
– Да, – кивнул я, принимая послание княгини Щербатовой.
Надо бы прочесть, но не здесь. Это только мое. Никто даже из самого близкого окружения не понимает моих чувств к Алене. Да я и сам иногда не понимаю, но сделать ничего не могу. Пытался вырвать из сердца эту фантомную боль из прошлой жизни и даже сам выдал ее замуж, не зная, что через два года стану свободен…
– Вот что, Первак, ты тут разбирайся, потом доложишь, – велел я секретарю. – А я пойду пройдусь. Ногу разомну, засиделся что-то…
– Все исполню, государь, – подскочил тот и согнулся в почтительном поклоне.
Обычно во время похода я постоянно хожу в сапогах, но после ранения волей-неволей пришлось переобуться в мягкие восточные туфли с загнутыми носами, оставшиеся от прежнего владельца дворца. Вид у меня при этом довольно комичный, но, по крайней мере, я не цокаю по плитам пола подковками, а передвигаюсь довольно тихо.
Но стоило добраться до своих покоев, как наткнулся на Юлдуз. Увидев меня, девушка вскочила с оттоманки и склонилась в поклоне. Дескать, вся к услугам своего повелителя. Русского языка она вроде бы не знает, но и по выражению лица все понятно.
Первое время Митька с Петькой на нее фыркали, но потом привыкли. К тому же здесь у пацанов и без того множество интересных занятий, чтобы тратить время на мелкие пакости моей пассии. Сами посудите, вокруг Крым, август месяц. Вода в море теплая, как парное молоко. Даже суровые воины из моей армии при всяком удобном случае так и норовят поплескаться в ласковых волнах, а уж мальчишкам сам бог велел. Я тоже не прочь, но рана не дает. Остается сидеть в теньке, то и дело прикладываясь к бокалу холодного белого вина, правда, ощутимо разбавленного родниковой водой. Получается ерунда – кисленькое питье, не более, зато без последствий для организма.
– Юлька, хочешь на море? – спросил я.
Судя по всему, это словосочетание она сумела запомнить и несмело кивнула в ответ.
– Тогда собираемся.
Вот тут, на пляже, и случилось второе событие, заставившее меня резко изменить свои планы. Место, где мы с пацанами отдыхали, конечно же, тщательно охранялось. Конные патрули вокруг да два десятка мекленбуржцев поблизости, но так, чтобы не нарушать иллюзию уединения. В общем, сидим – отдыхаем. Я под навесом, Юлдуз рядом пристроилась, мальчишки в волнах плещутся, Анциферов остался с бумагами разбираться, а Бурцов прикемарил в сторонке.
Я бы тоже задремал под мерный рокот прибоя, но вдруг буквально почувствовал какую-то несообразность. Что-то не так и все тут, хотя, что именно, понять не могу. Сбросив сонливость, я осторожно протянул руку к заряженному допельфастеру и только после этого осмотрелся. И как оказалось, не ошибся, поскольку увидел, что вдоль полосы прибоя шлепает какой-то человек. Причем делает это так безмятежно и спокойно, что вроде как так и надо. Заметив, что я смотрю на него, не смутился, а, приложив руку к груди, приветливо сказал:
– Салам алейкум!
– И тебе не хворать, мил-человек, – отозвался я, не выпуская из рук пистолета.
– Здесь плохое место для оружия. Если песчинка попадет в замок, он может испортиться, – на вполне пристойном русском языке продолжил незнакомец.
– Хочешь проверить? – поинтересовался я, высоко подняв бровь.
– Нет-нет, – поспешил отказаться тот, видя, что к нам спешат мои немцы, ухитрившиеся прозевать его появление, и потому особенно злые. – Что ты, я просто хотел поговорить!
– Ты знаешь, кто я?
– Конечно! Ты царь московитов Иван. А еще тебя называют Мекленбургским дьяволом.
– Есть такое, – не стал отпираться я. – А кто ты такой, добрый молодец?
– Шахин-Герай! – ахнула Юлька и испуганно закрыла лицо шалью.
– Что? – удивленно переспросил я, не сводя глаз с незваного гостя.
Мы некоторое время с интересом присматривались друг к другу. Что я знал о нем? Младший сын хана Саадет-Гирая. Воин, храбрец, жестокий к крымской знати, предавшей их с братом. Вот уже несколько лет бывший нурэддин, а после на недолгий срок и калга воюет на стороне шаха Персии Аббаса Великого. К слову, моего союзника. Шахин изрядно отличился в закончившейся два года назад войне с турками и своими сородичами – татарами, в том числе безжалостно убивая всех попавших в его руки беев, мирз и прочую знать, вместе с тем спасая жизни попавших в плен рядовых воинов, о чем особо уговорился с самим шахом.
Ему, видно, тоже интересно было лично поглядеть на меня. И я увидел по его глазам, он рад, что не ошибся, явившись ко мне вот так, без всяких гарантий и условий. Мы словно два сильных хищника оценили друг друга и без слов поняли, что сможем договориться.
– Я пришел к тебе как гость, русский царь. Знаю, ты настоящий воин. Суров к врагам, но милостив к друзьям. Прими же меня в своем доме, я же целиком полагаюсь на твою милость и честь.