Удостаивать своим посещением Балаклаву я не стал, просто отрядил туда пару галер под началом Селиверстова, здраво рассудив, что и этого за глаза, поскольку никакого сопротивления ожидать не стоило.
Основные же силы флота с десантом прямиком направились к Южной бухте, которую, конечно же, так еще никто не называл. Не спеша, промерив глубины, выбрали удобный участок берега для высадки, и пошло-поехало.
А пока армия и «союзные» татары Шахин-Герая выгружались, я, уже привычно оставив Панина и фон Гершова заниматься рутиной, сам вместе с Митькой, Петькой и капитан-командором решил на ялике пройтись до Херсонеса, а заодно еще раз в подробностях осмотреть окрестности.
– Ваше величество, – с неожиданной торжественностью обратился ко мне Петерсон, – могу вам смело объявить, подобной гавани еще не видал, и в Европе действительно таковой хорошей нет. А вы знаете, я за свою жизнь успел немало повидать таковых. Вход в сию гавань самый лучший, какой только можно вообразить. Можно подумать, что природа сама позаботилась разделить бухту на разные гавани, военную и купеческую; довольная в каждом лимане глубина, положение же берегового места хорошее и надежно к здоровью, словом сказать, лучше нельзя найти к содержанию флота место! Тут и сто галеонов можно укрыть от любой непогоды и самого жестокого шторма!
– Верно мыслишь, Ян. Знаешь, вот гляжу вокруг и понимаю, нельзя такую силищу никому отдавать! Все одно России без морского флота не бывать! А коли так, то и база для него требуется. Выходит, нам нужно закрепиться разом в трех местах. На Азовском море – в Таганроге и Азове. Раз. Боспорский пролив – Керчь и Тамань. Два. И здесь. В Балаклаве и Севастополе. Три.
– Простите, государь, как вы сказали, Севасто…
– Севастополь.
– Это какое-то греческое название? – проявил эрудицию Петер.
– Точно, – взлохматил я его вихры. – Сможешь перевести?
– Севасто полис, – задумался мальчишка, – известный город?
– Город Славы! – выпалил Митька.
– Вот так мы и назовем город в этой прекрасной бухте!
Дождавшись окончания высадки, мы присоединились к своим войскам, и я впервые за последнее время решился-таки сесть в седло. Уж больно неудобно было передвигаться по местным косогорам на носилках. Путь до Бахчисарая мы прошли почти прогулочным маршем. Шахин-Герай, которому явно было невтерпеж, упылил со своими джигитами далеко вперед, и ближе к четырем часам дня от него прилетел вестник, сообщивший, что город подчинился воле нового хозяина.
Впрочем, этому изрядно поспособствовали и калмыки, и головорезы Михальского, успевшие дотла выжечь Карасубазар, Эски-Кырым и Ак-Мечеть (будущий Симферополь) – резиденцию калги Девлет-Гирея, ныне все еще воюющего под Хотином с поляками.
Ужас, охвативший татар при вестях о страшных монголах, вторгшихся в их степи, намного перекрыл даже мою мрачноватую славу русского шайтана. Калмыков тут же записали в иблисов, злых порождений бездны. Ну, это и неплохо. У страха глаза велики.
Большая часть моего пешего войска осталась за чертой города, заняв южные ворота, конница расположилась у северных границ ханской столицы, закрепившись на воротах и там, а я сам во главе полка мекленбуржцев и в сопровождении воссоединившегося со мной Михальского с его хоругвью поехал прямиком во дворец.
Мерно покачиваясь в седлах, мы ехали стремя в стремя с бывшим лисовчиком и беседовали.
– Рад тебя видеть, господин генерал. Ну, рассказывай, как было дело?
– Согласно вашему повелению, государь, – начал доклад польщенный обращением Корнилий, – прошлись огнем и мечом по всему Крыму. Пленников освободили больше двух тысяч. Добычу, опять же, взяли богатую.
– Сильно пограбили местных?
– Да не так чтобы. Тех, кто особо не сопротивлялся, старались щадить. Иные же пострадали больше.
– Христиане тоже?
– Зато они почти все живы остались, – дипломатично отозвался начальник моей охраны.
– Добрый ты человек, Корнилий. Какие потери?
– Так боев и не было почти, – пожал плечами бывший лисовчик, после чего добавил с явным уважением к союзникам: – Калмыки и впрямь славные воины! Где бы ни появились, татары так пугались, что о сопротивлении и не думали. Ей-богу, хорошо, что они на нашей стороне!
– Что тут скажешь, господин генерал, – усмехнулся я. – Как ни крути, кругом ты – молодец! За верную службу проси чего хочешь.
– Для меня честь находиться с вами, ваше величество. Иной награды я не прошу и не желаю.
– Хитрец ты, братец! Но будь по-твоему. Тем паче, что ты мне действительно нужен рядом. Посему постарайся подобрать толковых людей, чтобы с добычей разобрались. Людей и добро повезем морем в Азов, а вот стада лошадей, коров и овец воленс-ноленс придется гнать через Перекоп.
– Найду, – разом повеселев, ответил мой телохранитель.
Шахин с почтением встретил меня у входа в свое весьма скромное обиталище. Причем это не фигура речи. Ханский дворец и знаменитый бахчисарайский фонтан и впрямь оказались не такими роскошными, как я ожидал.
– Как все прошло, любезный брат? – осведомился я у вспыхнувшего от удовольствия нового владыки Крыма.
– Хвала Аллаху, все благополучно, – с достоинством, как равный, отвечал мне потомок Чингисхана.
Выяснилось, что татарские беи и мирзы, поразмыслив над сложившейся ситуацией, пришли к выводу, что лишний поклон спину не переломит, и изъявили ему полную покорность. Некоторые, впрочем, опасаясь мести со стороны Шахин-Герая, поспешили убраться как можно дальше, но те, кто остались, тут же собрали курултай, на котором избрали нового хана, которого со всей торжественностью, ухватившись за края белой войлочной кошмы, подняли над своими головами. Так что встречал он меня уже в новом статусе.
А раз все так быстро сложилось, то и тянуть нечего. С ходу подписали и новый договор между Москвой и Бахчисараем, под которым вслед за Шахином поставили свои подписи представители всех кланов.
Мне досталась слава победителя Крыма и казна отрекшегося от престола Джанибека. За это я обещал сохранить жизнь и обеспечить достойное содержание ему и его семье. В смысле той, что не покинула город. Взрослые сыновья бывшего властителя сбежали вместе с немногочисленной свитой.
Остались лишь младшие, и те дочери, которых не успели выдать замуж, а еще несколько десятков жен или наложниц, не знаю, как их правильно называть, а также их прислуга. Ну и евнухи, куда же без них.
Членам семьи и прислуге было велено собираться для переезда в Москву вместе со своим повелителем, а вот евнухам я приказал оставаться на месте. Мне эта экзотика на Руси не нужна! Тем более что без проблем с гаремом все равно не обошлось.
Все началось с того, что вечером ко мне подошел Бурцов и доложил, что бывший хан, то есть Джанибек-Гирей, челом бьет.
– Что еще случилось?
– На обиду жалуется, дескать, у него женку умыкнули.
– Это кто же так отличился? – едва не разорвав рот от зевка, осведомился я.
– Сказывают, лекарь из иноземцев.
– Так они у нас все из иноземцев! Точнее узнать нельзя?
– Так Васька Попелов, – переиначил на русский лад имя чеха спальник.
– Да ладно!
– За что купил, за то продаю, надежа-государь.
Восток, что называется, дело тонкое. Хан, даже если он бывший, все равно хан. Реши я его казнить, никто слова не сказал бы, но поскольку Джанибек помилован, более того, велено к нему относиться с всевозможным почтением, спустить дело на тормозах нельзя!
– Кликни Михальского, – велел я, – пойдем разбираться.
– Так он уже там. Приказал вашей царской милости сообщить, что такой конфуз приключился.
– Час от часу не легче, – хмыкнул я.
Каким бы бескровным ни был поход, а без потерь не обойтись. Даже если нет убитых и раненых, все равно кто-то ногу подвернет, у кого-то живот прихватит, а иной сдуру сам себе такое увечье причинить может, что целый консилиум ученых медиков не разберется.
Поэтому где бы ни случился привал или стоянка, всегда отводилось место под лазарет, который, сами понимаете, не пустовал. Вот и в этот раз была расчищена небольшая площадка, на которой разбито несколько шатров для полкового врача и его пациентов.
Теперь перед ними стояли слуги низложенного хана и отчаянно переругивались с преградившими им путь часовыми. Вокруг, как водится, собралась целая толпа зевак, с интересом наблюдавшая за развитием событий и время от времени подзуживающая участников свары.
Михальский и впрямь был рядом, но в конфликт не влезал, а лишь следил, чтобы не случилось беспорядка. Зато его бывший подчиненный, а теперь адмирал и кавалер Панин не скупился на ругань, пытаясь отогнать посланных Джанибеком людей. Те же, в свою очередь, галдели и жестикулировали так, что казалось – кровопролития не избежать.
– Молчать, мать вашу! – заорал что было сил Бурцов. – Не видите, царь прибыл!
– Что – за бардак? – осведомился я.
– Да вот, государь, лекарь наш напроказил, – смеясь одними глазами, доложил Михальский.
– Что уже? – усмехнулся я. – Больно быстро.
– Насчет последнего не уверен, – понял намек Корнилий, – но бывший хан требует выдачи девушки и наказания господина Попела за бесчестие.
Сам «виновник торжества», как оказалось, стоял у входа в свой шатер с обнаженной шпагой в одной руке и пистолетом в другой, имея при этом вид решительный и… немного обескураженный. Что же, с него и начнем.
– Друг мой, – обратился я к лекарю, – кажется, вы нанимались ко мне, чтобы лечить увечья, а не наносить их?
– Прошу прощения, государь, – только и смог ответить тот. – Я виноват перед вашим величеством, но не мог поступить иначе, ибо дал слово!
– Какого черта вы творите? – понизил я голос. – Кажется, у вас есть невеста, помолвка с которой едва не стоила мне союза с калмыками. Зачем вам еще одна?
– Это моя вина, великий царь, – вылезла из-за его плеча Нахат. – Это я украла княжну.
– В каком смысле? – завис я от такого признания.
– В каком смысле украла, или в каком смысле княжна? – немного скривил губы Михальский.