– Так! Если мне немедленно не объяснят, в чем тут дело, то я за себя не отвечаю! Где жена Джанибека?
– Здесь, государь, – обреченно вздохнул Попел и вывел из шатра за руку женщину в восточном наряде. Лицо ее закрывала плотная вуаль, а верхняя одежда не позволяла рассмотреть, как она сложена. Но блестящие черные глаза и маленькие нежные ладошки давали возможность предположить, что их обладательница довольно юна.
– Назовите свое имя, сударыня, – потребовал я, а продолжавший держаться рядом Рожков тут же перевел:
– Меня зовут Салиха, я дочь пши Камбулата.
– Ваш отец жив?
– Нет.
– Правда ли, что вас похитили и удерживают силой?
– Да.
– Вас немедленно вернут вашему… хм… мужу.
– Нет! – вскрикнула Нахат и, бросившись вперед, пала передо мной на колени, после чего заговорила, мешая русские и черкесские слова, так что разобрать можно было лишь немного. – Не делайте этого, светлый царь!
Неожиданно к ней присоединилась и «похищенная». Встав рядом, она что-то горячо заговорила, очевидно перейдя на свой родной язык, так что Рожков перестал ее понимать и не смог выполнять свои обязанности.
– Ну что еще? – поморщился я.
– Княжна говорит, что ее украли из родного дома и силой выдали замуж за старого хана! – начала переводить Нахат. – Она ненавидит его и не хочет оставаться с ним!
– Погоди-ка, а тебе до всей этой истории какое дело?
– Мы росли с ней, и нас вместе похитили, а обвинили в этом моего отца. Я должна снять позор с нашей семьи! Поэтому я и хотела освободить княжну…
– Хороший план, просто замечательный! – не удержался я от сарказма. – А дальше-то что делать будете?
Судя по всему, так далеко отважная девушка в своих мечтах не заглядывала, а потому не нашлась, что ответить. Тогда я снова повернулся к княжне.
– Как вы сказали вас зовут, сударыня? – повторно спросил я черкешенку, позабыв в запале ее имя.
– Салиха, – тонким голоском ответила мне она, бросив быстрый взгляд из-под покрывала.
– Ну и что мне с вами прикажете делать?
На сей раз она ответила по-татарски, и переводить снова стал Рожков. Речь ее была почтительна, но вместе с тем образна и даже цветиста.
– Я бедная сирота, оставшаяся совершенно одна на всем белом свете. Нет у меня ни родни, ни друзей, ни защитников. Я вся в вашей власти, великий северный царь. Как вы решите, так все и будет!
– Государь, – подал голос мой толмач, видя, что я колеблюсь, – она ведь не жена хану, а наложница.
– А есть разница?
– Да есть маленько. Позволь, я еще раз спрошу ее?
– Ну, давай.
Рожков что-то залопотал по-татарски, девица ему бойко ответила. На лице сына боярского проступила довольная улыбка.
– Так и думал, государь. Бог даст, все обойдется!
– А подробнее?
– Чего?
– Ну, не томи, говорю, черт языкастый. Объясняй толком!
– Она христианка и рабыня. В ихнюю магометанскую веру отказалась перейти, ишь какова! – не без удивления и с немалым уважением добавил Рожков. – Потому и в жены хан ее взять не смог. Так что по твоему же приказу должна быть немедленно освобождена и отправлена на Русь вместе с иными полоняниками.
– А ведь и правда, – задумался я.
В самом деле, кто мне Джанибек? Пленный хан, которого я уже не отпущу. Чего ради мне о его чести переживать? А вот освобождение христианской души из плена агарянского – дело по любому богоугодное. И моими подданными и ратниками будет воспринято сугубо положительно, так что…
– Значит, так, – велел я Рожкову, – проверь всю свиту Джанибека и, коли еще найдутся рабы, немедля отпусти на волю!
– А если кто пожелает с ним остаться?
– Вольному – воля, спасенному – рай. Если по доброму согласию, мое дело сторона. Но сейчас всех освободить!
В общем, освобожденная из плена княжна осталась под присмотром Попела и его шебутной невесты. К себе забирать ее не стал, ибо, во-первых, в походе некуда, а во-вторых… у меня этого добра и так выше крыши!
Так я раздумывал, возвращаясь к себе, и неожиданно лицом к лицу столкнулся с вернувшимся из разъезда новоявленным полковым головой Татариновым. Мишка после того пира старался держаться от меня подальше, но, видимо, от судьбы не уйдешь.
– Ну что, господин полковник, – окликнул я его, – надумал, где полк свой размещать станешь, как наберешь?
– Ох и пожаловал же ты меня, государь, – мотнул чубатой головой парень. – Ей-богу, так наградил, что лучше бы наказал. Непонятно, ни где людей верстать, ни чем снаряжать, а свои односумы уже волками смотрят. Иной раз такая тоска берет, что хоть сам в воду прыгай! А все через мой длинный язык…
– Не журись, казак, атаманом станешь! – улыбнулся я. – А что до полка и места, то есть у меня к тебе одно предложение.
– От которого не откажешься? – хмыкнул Мишка.
– Ну, зачем же так. Тут дело сугубо добровольное.
– Хочешь – сам верстайся, не хочешь – силой загоним, – не удержался Татаринов.
– Эх, Мишка-Мишка, – вздохнул я. – Скажи, мне тебя перед всем тихим Доном боярской шапкой пожаловать, чтобы ты скоморошить перестал, или сам остепенишься?
– Что ты, государь, – не на шутку испугался Татаринов. – Шутейно я, ненароком…
– Тогда слушай, что тебе умные люди говорят!
– Понял, чего уж тут.
– Вот и хорошо. Вот и славно. В таком случае собирай людей, сколько есть, и селитесь все вместе на Тамани-острове. С оружием и зельем пороховым я вам помогу. Жалованьем царским тоже не обижу. Все, как донцам, только больше. И хлеба, и вина, и денег.
– А взамен что?
– Да все то же самое. Служба царская. Война-то не завтра кончится, да и не последняя она.
– А казачья воля как же?
– Да так же. В своих городках и станицах хоть на головах ходите, лишь бы измену не затевали. А вот если указ придет в поход снаряжаться, чтобы не было такого – хочу-не хочу.
– Земля там добрая, – задумался Татаринов. – Только вот маловато нас.
– Ну, так и Москва не сразу строилась. Переманивай к себе гультяев, черкесов с ногайцами. Да хоть бы и калмыков. Лишь бы веру нашу приняли. Из пленников освобожденных, может, кто согласится.
– Велика честь, государь. И награда. Цельный остров, ишь как оно.
– Будете и конно воевать, и на стругах да фелюках по морю Черному хаживать. Вместе с дружком своим – Паниным, благо я его неподалеку на воеводство посажу. Опять же, с соседними племенами горцев надо будет дело иметь. Не столько воевать, сколько на нашу сторону приваживать да веру христианскую подкреплять в них.
– Все сделаю, царь-батюшка.
– А вот коли сделаешь, быть тебе наказным атаманом нового казачьего войска. Кубанского!
Не успел отец-основатель уйти, как в мои покои, растолкав стражу, ворвался Шахин.
– Пришла весть с запада.
– О чем ты?
– Султан Осман не смог одолеть поляков и отступил. А Девлет-Гирей идет с ордой назад, в Крым.
– Надо бы встретить его как полагается.
– Ты поможешь мне? – напрямик нетерпеливо задал главный вопрос Шахин.
– Даже не сомневайся. Сегодня же пошлю флот с войском к Перекопу. Калмыки Дайчина, ертаул Михальского и ты со своими татарами пойдете степью. А там уже дело за малым, захотят драться – разбить, а если признают твою власть – пусть выдают Девлета тебе на расправу. Вот и весь хрен до копейки!
– Благодарю тебя, русский царь. Твое слово крепче булата.
– Вот и отправляйтесь с богом.
– А ты не пойдешь с нами? – изумился Шахин.
– Почему же не пойду, – усмехнулся я. – Такое дело я ни за что не пропущу.
– Слава аллаху, – облегченно вздохнул новоявленный хан. – Одно твое победоносное имя устрашит всех беев и их нукеров больше, чем стотысячное войско.
– Только командовать войском будет барон фон Гершов. А что, он у меня вояка бравый, небось управится.
– Мне, потомку Великого Чингиза, подчиняться воеводе? – вспыхнул Шахин-Герай.
– Ну, прежние же ханы османским визирям подчинялись? К тому же я тоже при войске буду, так что твоя честь не пострадает. Во всяком случае, так, как у Джанибека.
– Великий царь, – голос татарина сделался вкрадчивым, – если бы ты отдал мне этого недостойного предателя, тебе бы не пришлось думать, как отобрать у него понравившуюся тебе женщину.
– У нас сейчас более насущные проблемы, нежели прежний хан и его женщины, – нахмурился я, не желая более обсуждать судьбу Джанибека.
– Ты, как всегда, прав, – поспешил согласиться со мной Шахин. – Преклоняюсь перед твоей мудростью.
– Вот и славно.
В ночь перед решающим сражением я еще раз собрал всех на военный совет. Хан Шахин-Герай, тайша Дайчин-Хошучи, генералы фон Гершов и Михальский, адмирал Панин. Выросли мои ближники, глядят орлами. И за каждым сила немалая…
– Ну что же, – поощрил я назначенного главнокомандующим Лелика. – Излагай диспозицию, а мы послушаем.
– Слушаюсь, ваше величество, – отозвался померанец и начал водить указкой по расстеленной на столе карте. – Полагаю, было бы полезным разместить пехоту с артиллерией за укреплениями Ор-Капу, а конницу хана держать в резерве.
– Разумно, – поощрительно кивнул я.
– Войско почтенного тайши, – продолжил обрадованный фон Гершов, – выйдет в Ногайскую степь и станет к востоку от нашей позиции, преградив крымскому войску путь к Сивашу. Если Девлет-Гирей рискнет напасть на него, его поддержит отряд воеводы Бобрищева с батареей единорогов.
– Я и сам справлюсь, – хитро прищурив и без того узкие глазки, заявил Дайчин.
– Что же касается остальной части ертаула…
– Генерал Михальский со своими людьми будет состоять при моей особе, – велел я.
Помалкивавший до сих пор Шахин-Герай бросил на меня подозрительный взгляд, который я проигнорировал, но возмущаться не посмел. И так было ясно, что никто его без присмотра не оставит.
– Великий царь, – немного поразмыслив, начал хан, приложив в знак уважения руку к сердцу, – я послал в стан Девлет-Гирея своих людей. Уверен, что беи не станут сражаться с законным ханом.