Она вытерла руки и передала платок Фрэнсису. Тот убрал его в карман и поставил корзину на землю.
– Вам нужно возвращаться домой, – сказал он, отводя глаза. – А я еще пособираю грибы.
Понятно, он хочет, чтобы она ушла. Она не могла винить парня, если ему было неприятно ее общество.
– Ну ладно. Не дайте туману поглотить вас, – не удержалась от шутки девушка.
Вскоре Ноэми добралась до ворот кладбища. Прежде чем уйти, посмотрела назад. За завитками тумана силуэт Фрэнсиса был неясным. Да, должно быть, это его она заметила ранее… Но что-то подсказывало ей, что это был не Фрэнсис.
Это был разрушающий ангел, подумала она и мгновенно пожалела о такой странной мрачной мысли. Правда, что с ней не так в этот день?
Зайдя на кухню, Ноэми увидела, как Чарльз подметает пол старой метлой. Она улыбнулась, приветствуя его, – никакого ответа. Зашла Флоренс. На ней были серое платье и двойные нити жемчуга на шее. Волосы убраны наверх.
– Наконец-то вот и вы, – строго сказала женщина. – Где вы были? Я вас искала. – Она опустила взгляд. – У вас грязные туфли. Снимите немедленно.
– Простите, – сказала Ноэми, сняла туфли и взяла их в руку.
– Чарльз, возьми и вычисти их! – приказала Флоренс.
– Я сама могу. Никаких проблем.
– Пусть это сделает он.
Чарльз отложил метлу в сторону и подошел к девушке.
– Мисс, – произнес он одно лишь слово.
– О… – Ноэми передала ему туфли.
Мужчина взял их, схватил щетку с полки и, сев на стул в углу комнаты, начал счищать грязь с каблуков.
– Ваша кузина искала вас, – сказала Флоренс.
– С ней все в порядке? – спросила Ноэми, заволновавшись.
– Все хорошо. Ей было скучно, и она хотела с вами поговорить.
– Я могу сразу же пойти к ней наверх, – ответила Ноэми, быстро ступая ногами в чулках по холодному полу.
– Нет необходимости, – заметила Флоренс. – Сейчас она спит.
Ноэми уже вышла в коридор. Она оглянулась на Флоренс, направляющуюся к ней, и пожала плечами.
– Возможно, вы подниметесь к ней попозже? – произнесла женщина и поджала губы.
– Да, я так и сделаю, – ответила Ноэми.
Она почувствовала досаду от того, что ушла на прогулку, когда была нужна Каталине.
10
По утрам Флоренс или кто-то из служанок поднимался, чтобы принести Ноэми поднос с завтраком. Девушка пыталась заговорить со служанками, но они отвечали кратко: «да» и «нет». Всегда, когда Ноэми встречалась с прислугой Дома-на-Горе – Лиззи, Чарльзом или Мэри, – они опускали взгляд, будто притворялись, что Ноэми не существует.
Тихий дом с задернутыми занавесками был похож на платье с каймой из свинца. Все ощущалось тяжелым, даже воздух – в коридорах висел затхлый запах. Ноэми казалось, что она находится в церкви, где нужно говорить тихо и преклонять колена. Тут все ходили на цыпочках, словно монахи, принявшие обет молчания.
Однако этим утром привычный ритуал был нарушен. В ее дверь тихо постучали три раза. Никто не вошел, и, когда стук повторился, Ноэми открыла дверь. К своему удивлению, она увидела Фрэнсиса с подносом.
– Доброе утро, – поздоровался он.
– Привет, – улыбнулась девушка. – Что, сегодня слуг не хватает?
– Я сам предложил маме помочь с подносом. Она занята дядей Говардом. Вчера ночью у него болела нога, а когда у него что-то болит, он обычно в плохом настроении. Куда поставить?
– Вон туда. – Ноэми показала на стол.
Фрэнсис осторожно опустил поднос. Потом засунул руки в карманы и смущенно кашлянул.
– Я тут думал, может, вы захотите сегодня посмотреть на споровые отпечатки? То есть… если вам больше нечем заняться, – добавил он.
Это была отличная возможность попросить подвезти ее в город. Они немного поговорят, и он точно сделает так, как она просит.
– Подождите, я поговорю со своим секретарем. У меня очень насыщенное расписание, – игриво ответила девушка.
Фрэнсис улыбнулся:
– Встретимся в библиотеке? Скажем, через час?
– Отлично.
Ноэми оживилась – поход в библиотеку станет чем-то вроде выхода в свет. Она сменила платье в горошек на другое, с квадратным воротником. У нее не было подходящего болеро, и стоило бы надеть белые перчатки, но, учитывая, куда она собиралась, маленькую ошибку вряд ли заметят и опишут в светской хронике.
Расчесывая волосы, Ноэми гадала, чем сейчас занимаются ее родственники и друзья. Несомненно, ее брат все еще по-детски капризничает со своей сломанной ногой. Роберта, скорее всего, пытается анализировать с психологической точки зрения круг своих приятелей – о, это ее любимое занятие, а Хьюго Дуартэ… ну он уж точно нашел себе другую подружку для концертов и вечеринок. На секунду эта мысль задела ее. По правде сказать, Хьюго был хорошим танцором и отличным компаньоном на светских мероприятиях.
Спускаясь по лестнице, Ноэми позабавилась, представив вечеринку в Доме-на-Горе. Без музыки, конечно. Танцевать придется в тишине, и все будут одеты в серое и черное, словно на похоронах.
Коридор, ведущий в библиотеку, был украшен большим количеством фотографий, а не картин, как на втором этаже. Однако рассмотреть их было трудно, потому что коридор тонул в полумраке. Пришлось бы взять фонарик или свечу, чтобы увидеть хоть что-то.
У нее появилась идея. Она зашла в библиотеку и раздвинула портьеры. Свет, заструившийся через открытую дверь, осветил участок стены, и теперь фотографии можно было разглядеть.
Лица казались странно знакомыми, вероятно, потому, что все Дойлы были похожи. Она узнала Алису, стоящую почти в той же позе, что и на портрете. Узнала Говарда Дойла, молодого, еще без морщин.
На одной из фотографий была женщина с высокой прической. Она смотрела на Ноэми огромными глазами. Они были примерно одного возраста. Из-за поджатых губ лицо женщины казалось грустным. Ноэми приблизилась к фотографии, прищурилась…
– Надеюсь, я не заставил вас ждать, – сказал Фрэнсис, приближаясь к ней. Под мышками он держал деревянную коробку и книгу.
– Совсем нет, – сказала Ноэми. – Вы знаете, кто это?
Фрэнсис взглянул на фотографию.
– Это моя кузина Рут, – ответил он после небольшой заминки.
– Я слышала о ней.
Ноэми никогда раньше не видела лицо убийцы. У нее не было привычки просматривать криминальную хронику. Она вспомнила слова Вирджиля о том, что пороки отпечатываются на лицах. Но юная женщина на фотографии действительно казалась грустной, может, недовольной, но не убийцей.
– Что вы слышали? – спросил Фрэнсис.
– Она убила нескольких человек, а потом саму себя.
Фрэнсис поставил коробку на пол, его взгляд стал отстраненным.
– Ее кузен Майкл. – Он показал на фотографию молодого человека, стоявшего навытяжку. На голове осторожный пробор, на груди цепочка от часов, в левой руке перчатки, глаза кажутся почти бесцветными. – А это Алиса, ее мать.
Затем он перешел к фотографии женщины со светлыми волосами, убранными в высокую прическу, и мужчины в темном пиджаке.
– Дороти и Лиланд. Ее тетя и дядя, мои дедушка и бабушка.
Фрэнсис замолк. Сказать было нечего. Литания по погибшим уже прочитана. Майкл, Алиса, Дороти, Лиланд и сама Рут покоятся на кладбище за домом, их гробы собирают паутину и пыль. Мысль о вечеринке без музыки и траурных одежд теперь показалась уместной.
– Почему она так поступила? – спросила Ноэми.
– Я еще не родился, когда это случилось, – быстро ответил Фрэнсис, отворачиваясь.
– Но вам же должны были что-то сказать, должна же быть…
– Говорю же, я еще не родился тогда. Кто знает? Это место может свести с ума кого угодно, – сердито заметил он.
Голос Фрэнсиса прозвучал слишком громко в тихом коридоре. Он словно отскакивал от стен и, возвращаясь, царапал кожу. Это напугало Ноэми и, кажется, подействовало на парня. Он поднял плечи и сжался, пытаясь стать меньше.
– Простите, – сказал он. – Не стоило повышать голос. Здесь звук хорошо разносится. Я был груб.
– Нет, это я была груба. Понимаю, почему вы не хотите говорить о таком.
– Может, в другой раз я и расскажу вам…
Теперь его голос был мягким, как бархат, как и тишина вокруг. Возможно, после того, как прогремели выстрелы, повисла такая же бархатная тишина.
У тебя изощренный ум, пожурила Ноэми саму себя. Неудивительно, что тебе снятся ужасные вещи.
– Ну и что там насчет отпечатков? – спросила она, желая поскорее сбежать от этой мрачности.
Они прошли в библиотеку, и Фрэнсис разложил на столе сокровища из коробки. Листы бумаги с коричневыми, черными и фиолетовыми пятнами. Они напомнили Ноэми рисунки Роршаха[18], которые Роберта, ее подруга, большая поклонница Юнга, показывала ей. Отпечатки рассказывали историю так же четко, как и ее имя, написанное на доске мелком.
Фрэнсис показал ей засушенные растения, с любовью собранные в альбоме. Папоротники, розы, ромашки – все аккуратно подписано. Безупречный почерк заставил Ноэми устыдиться своего собственного. Она подумала, что ее мама была бы в восторге от Фрэнсиса, учитывая его аккуратность и организованность.
Она ему так и сказала, а потом добавила, что монашки в ее школе ставили бы его в пример.
– Я всегда застревала на «верую в Святого Духа». Не могла назвать все символы. Там была голубка и, может, облако или святая вода, а остальное я забывала.
– Огонь, который обращает все, к чему прикасается, – помог ей Фрэнсис.
– Сказала же, монашки обожали бы вас.
– Уверен, они и вас любили.
– Нет. Все говорят, что любят меня, но это дежурные слова. Никто не скажет, что ненавидит Ноэми Табоада. Было бы грубо говорить такое, пока жуешь канапе. О таком шепчутся в прихожей.
– Значит, в Мехико на вечеринках вы проводите время, чувствуя, что за вашей спиной шепчутся?
– Я пью шампанское, это здорово отвлекает.
– О да, конечно. – Он засмеялся, опираясь о стол и глядя на споровые отпечатки. – Должно быть, ваша жизнь очень увлекательна.