– Не знаю. Но, наверное, я хорошо провожу время.
– Чем вы занимаетесь, кроме вечеринок?
– Ну, я посещаю университет, и на это уходит много времени. Но вы спрашиваете, чем я занимаюсь в свободное время? Мне нравится музыка. Я часто хожу в филармонию. Чавес, Ревуэльтас, Лара – есть столько чудесной музыки. Я даже сама немного играю на пианино.
– Правда? – спросил он, искренне пораженный. – Это чудесно.
– Я не играю в филармонии.
– Да? Ну, все равно звучит интересно.
– Нет. Это так скучно. Без конца играть гаммы и пытаться попасть по правильным клавишам. Я ужасна! – объявила она, как было принято в ее кругу. Казаться сильно увлеченной чем-то вульгарно.
– Это неправда. Совсем нет, – быстро произнес Фрэнсис.
– Вы не должны так говорить. Не так. Вы говорите слишком искренне. Разве вы не знаете правил? – спросила она.
Парень пожал плечами, словно извиняясь, что не в силах соответствовать ее хорошему настроению. Он был застенчивым и странным. И Ноэми он нравился не так, как нравились знакомые парни, не так, как Хьюго Дуартэ, который хорошо танцевал и походил на Педро Инфанте. Чувство к Фрэнсису было теплее, искреннее.
– Теперь вы посчитаете меня избалованной, – заметила она, и прозвучало это намеренно уныло, потому что в действительности ей хотелось нравиться ему, и это не было игрой.
– Совсем нет, – ответил Фрэнсис с той же обезоруживающей честностью, вертя в руках листок со споровыми отпечатками.
Ноэми наклонилась вперед. Их глаза встретились.
– Давайте поспорим, что через минуту вы так подумаете, потому что я хочу попросить об одолжении, – сказала она, думая о поездке.
– Об одолжении?
– Завтра я хочу поехать в город, а ваша мать сказала, что мне нельзя брать машину. Я подумала, может, вы подвезете меня и заберете, скажем, через пару часов.
– Хотите, чтобы я отвез вас в город? – спросил Фрэнсис.
– Да.
Он отвел глаза, избегая встречаться с ней взглядом:
– Маме это не понравится. Она скажет, что для поездок вам нужна компаньонка.
– Я не ребенок.
– Я знаю.
Фрэнсис обошел стол, встал рядом с ней и посмотрел на папоротник в альбоме.
– Они попросили меня приглядывать за вами, – тихо сказал он. – Говорят, вы безрассудны.
– Наверное, вы согласны и считаете, что мне и правда нужна нянька, – фыркнула она.
– Думаю, вы можете быть безрассудны. Но, вероятно, я могу вам помочь, – сказал Фрэнсис чуть ли не шепотом, наклонив голову, словно собирался рассказать секрет. – Только нужно уехать пораньше, примерно в восемь, прежде чем все проснутся. И не говорите никому, что мы собираемся ехать.
– Не стану. Спасибо.
– Не за что, – ответил он. На этот раз его взгляд задержался на девушке на долгую минуту, прежде чем он вернулся на свое место. Видно было, что он нервничает.
«Сердце раненое и кровоточащее», – подумала Ноэми, и этот образ задержался у нее в голове. Анатомическое сердце, как в атласе, красное, с синеватыми венами и артериями. «Не скучай по мне, милая, я вернусь на автобусе…» – завертелась в голове песенка. Почему-то она вспомнила, как играла с кузиной в карты. Где бы их взять? Возможно, тогда у нее и Каталины найдется занятие, которое пробудит воспоминания о более приятных днях.
Дверь в библиотеку открылась, и зашла Флоренс. За ней следовала Лиззи с ведром и тряпкой.
Взгляд Флоренс холодно окинул Ноэми и остановился на сыне.
– Мама, я не знал, что ты сегодня собираешься убираться в библиотеке, – сказал Фрэнсис, засовывая руки в карманы.
– Если мы не будем за всем присматривать, дом развалится. Хотя некоторые и могут позволить себе праздность, другим приходится выполнять свои обязанности.
– Да, конечно. – Фрэнсис начал собирать свою коллекцию.
– Я буду рада присмотреть за Каталиной, пока вы прибираетесь здесь, – предложила Ноэми.
– Она отдыхает. И в любом случае с ней Мэри. Вам нет необходимости идти туда.
– И все же я бы хотела быть полезной, раз уж вы упомянули об этом, – сказала Ноэми с вызовом. Она не позволит Флоренс упрекать ее в безделье.
– Следуйте за мной! – отрезала Флоренс.
Прежде чем покинуть библиотеку, Ноэми бросила взгляд через плечо и улыбнулась Фрэнсису.
Флоренс провела девушку в столовую и показала на буфеты с выставленным в них серебром:
– Вас, кажется, заинтересовали эти предметы. Возможно, вы сможете отполировать их.
Коллекция серебра была внушительной, полки были заставлены подносами, чайными сервизами, тарелками и подсвечниками, пылящимися за стеклом. Нечего и надеяться справиться с такой задачей в одиночку, но Ноэми была настроена решительно:
– Если дадите тряпку и средство для полировки, я это сделаю.
Поскольку в столовой было темно, пришлось зажечь лампы и свечи. Сложнее всего было справляться с изделиями, украшенными эмалью. Сахарница оказалась настоящим вызовом, но было приятно видеть результаты своего труда.
Когда Флоренс вернулась, Ноэми полировала кубок в форме гриба. Основание кубка украшали крошечные листики и маленькие жучки. Может, Фрэнсис мог бы рассказать ей, похоже ли это на настоящий гриб, и если да, то на какой.
Женщина некоторое время наблюдала за Ноэми.
– А вы трудолюбивы.
– Как маленькая пчелка, когда у меня есть настроение, – позволила себе пошутить девушка.
Флоренс подошла к столу, пробежалась взглядом по предметам, затем подняла один из кубков и покрутила в пальцах:
– Думаю, вы заслуживаете мою похвалу. Справиться с этим было не так-то просто.
– Я бы предпочла уважение. Не похвалу.
– Зачем вам мое уважение?
Ноэми промолчала.
Мать Фрэнсиса смотрела на серебро чуть ли не с благоговением. Ноэми сияющие вещички также впечатляли, жаль, что все это снова запрут в шкаф до следующей чистки. Но к чему такие горы серебра, если его не используют? Она вспомнила Эль-Триунфо. У людей в городе так мало всего. Будь у них серебро, они бы не хранили его запертым на полках.
– В основном все это сделано из серебра с наших шахт, – сказала Флоренс. – Представляете, сколько серебра производили наши шахты. Боже, как же это поражало! Мой дядя когда-то привез все эти машины, все знания, чтобы шахты работали. Дойл – значимое имя. Не думаю, что вы представляете, как повезло вашей кузине стать частью нашей семьи. Быть Дойлом – значит быть кем-то.
Ноэми подумала о рядах старых фотографий в коридоре. Быть Дойлом значит быть кем-то? Получается, что Каталина была никем до того, как приехала в Дом-на-Горе? И Ноэми Табоада тоже часть безликой толпы?
Должно быть, Флоренс заметила скептицизм на лице девушки и нахмурилась.
– О чем вы говорите с моим сыном? – внезапно спросила она, снова складывая руки на груди. – В библиотеке. О чем вы там говорили?
– О споровых отпечатках.
– И все?
– Ну, я и не вспомню. Но о споровых отпечатках – совершенно точно.
– Вы ведь и о Мехико говорите, наверное?
– Иногда говорим, – ответила Ноэми.
Если Говард напоминал ей насекомое, палочника, то Флоренс – насекомоядное растение, собирающееся проглотить муху. У брата Ноэми когда-то была венерина мухоловка. В детстве это растение ее немного пугало.
– Не нужно забивать голову моего сына всякими идеями! – отрезала Флоренс. – Вы только больно ему сделаете. Фрэнсис доволен жизнью здесь. Ни к чему ему слушать о вечеринках, о музыке и выпивке… и еще о каких-то фривольностях.
– Буду рада обсуждать с ним темы, заранее согласованные с вами. Возможно, мы притворимся, что других городов, кроме Эль-Триунфо, просто не существует, – сказала Ноэми. Хотя Флоренс и пугала ее, девушка не собиралась прятаться в углу, как ребенок.
– Вы нахальны, – усмехнулась Флоренс. – И думаете, что обладаете особой властью, потому что даже мой дядя считает, будто у вас милое личико. Но это не власть. Это скорее помеха.
Женщина склонилась над столом, глядя на огромный прямоугольный поднос, украшенный по краю цветочными венками. Гладкая серебряная поверхности исказила ее лицо. Она пробежала пальцем по краю подноса, касаясь цветов.
– В юности я считала, что мир за пределами этого места многообещающий и чудесный. Я даже на какое-то время уехала отсюда и встретила весьма привлекательного молодого человека. Я думала, он заберет меня, все изменит, изменит меня, – неожиданно сказала Флоренс, и на мгновение ее лицо смягчилось. – Но противиться нашей природе нельзя. Мне было предначертано жить и умереть в Доме-на-Горе… Оставьте Фрэнсиса в покое. Он смирился со своей участью. Так легче. – Голубые глаза женщины уставились на Ноэми. – Я сама уберу серебро, ваша помощь мне больше не нужна, – объявила она, заканчивая разговор.
Ноэми вернулась в свою комнату. Она снова подумала о сказках Каталины. Однажды в башне сидела принцесса, однажды принц спас ее из башни… Вероятно, есть заклятия, которые никогда не разрушаются.
11
Во сне Ноэми услышала громко стучащее сердце, оно звало ее.
Она осторожно вышла из комнаты и нашла то место, где пряталось сердце. Почувствовала его под рукой, когда коснулась стен, почувствовала, как обои становятся горячими, словно напряженные мышцы, а пол под ней вдруг стал мокрым и мягким. Она поняла – это была рана. Огромная рана, на которую она наступила, и стены тоже были ранами. Обои отслаивались, открывая под ними больные органы вместо кирпича или досок. Вены и артерии, забитые секретами.
Ноэми следовала за биением сердца и красной нитью на ковре. Похожа на царапину. Алая линия. Линия крови. Потом она остановилась посреди коридора и увидела, что на нее смотрит женщина.
Рут, девушка с фотографии… В белом пеньюаре, волосы подобны золотому нимбу, совершенно бескровное лицо. Стройная алебастровая колонна во мраке дома. В руках она держала винтовку и смотрела на Ноэми.
Ноэми приблизилась. Они пошли вместе, бок о бок. Их движения казались синхронными, даже дышали они в одном ритме. Рут убрала прядь волос с лица, и Ноэми поступила точно так же.