– Ты мой… Твое тело мое… – прошелестел он.
Старик жестом приказал Фрэнсису приблизиться. Парень сделал шаг к кровати, и Ноэми поняла, что его не остановить: Фрэнсиса с рождения заставляли подчиняться. Почему-то она вспомнила Рут. Так вот в чем дело… Рут совершила самоубийство не потому, что ужаснулась своему поступку.
«Мне не жаль», – сказала она. Ее к этому подтолкнул Говард – в отчаянной попытке выжить он заставил девушку обратить винтовку на себя. Это и есть сущность Дойлов – они принуждали людей делать то, что было в их собственных интересах. Они манипулировали людьми, и они убили Рут.
Фрэнсис брел к кровати, Говард улыбался.
– Иди сюда, – как змея, шипел он. – Сейчас самое время, семя пора передать.
Говард снял с пальца янтарное кольцо и протянул его Фрэнсису, чтобы тот надел его. Символ согласия и переселения.
– Фрэнсис! – закричала девушка, но парень даже не взглянул на нее.
Доктор Камминз стонал. В любую секунду он встанет на ноги, а Говард все смотрел на них единственным глазом. Нужно заставить Фрэнсиса отвернуться! Нужно, чтобы он немедленно вышел из этого состояния, иначе будет поздно.
Стены комнаты начали мягко пульсировать. Они были живыми, поднимались и опадали, как большое дышащее существо.
Пчелы вернулись.
Сводящее с ума жужжание… Ноэми кинулась вперед и вонзила ногти в плечо Фрэнсиса.
Парень посмотрел на нее. Его веки трепетали, глаза вот-вот должны были закатиться.
– Фрэнсис!
– Мальчик! – Голос Говарда не должен был звучать так громко. Он отскакивал от стен, и эхо металось по всему дому.
Дерево стонало, пчелы жужжали и шелестели крыльями в темноте.
Мальчик, мальчик, мальчик…
Послушание в крови, – сказала Рут. Но послушание такого рода – оно как опухоль, а опухоль можно вырезать.
Ноэми вытащила ружье из рук парня. Она стреляла один раз в жизни – по мишеням в Эль-Десьерто де лос Леонес, и друзья брата аплодировали ее меткому попаданию. Потом они все посмеялись и поехали кататься верхом. Это было в другой жизни и не с ней.
Она подняла ружье и дважды выстрелила в Говарда. Фрэнсис, кажется, очнулся. Моргнул и уставился на Ноэми с открытым ртом. Она снова нажала на курок, но пули кончились.
Говард извивался в конвульсиях. Однажды, когда они всей семьей отдыхали на побережье у бабушки, служанка на ее глазах отрезала голову огромной рыбине. Рыба была живучей и, даже лишившись головы, продолжала биться. Говард был похож на эту рыбу. Его трясло так сильно, что кровать под ним шаталась.
Ноэми бросила ружье, схватила Фрэнсиса за руку и потянула к двери.
Каталина стояла в коридоре; прижимая обе руки ко рту, она смотрела поверх плеча Ноэми на Говарда. Сама Ноэми не решилась обернуться.
26
Добравшись до лестницы, они остановились. Внизу стояли слуги, Лиззи и Чарльз, и смотрели на них. Выглядели они пугающе, как сломанные заводные игрушки: тела сотрясала дрожь, руки сжимались и разжимались, рты застыли в кривой ухмылке.
– С ними что-то не так, – прошептала Ноэми.
– Это из-за того, что Говард потерял над ними контроль. Нужно попробовать пройти мимо них, надеюсь, они не причинят нам вреда, – сказал Фрэнсис. – Единственное… – Он замялся. – Входная дверь может быть заперта, а ключи у моей матери в кармане…
– Ну нет, обратно за ключами мы не пойдем, – сказала Ноэми, не сводя взгляда со слуг; меньше всего ей хотелось проходить мимо этой парочки.
– Мы можем спуститься по черной лестнице, – предложил Фрэнсис.
Он побежал дальше по коридору, и девушки последовали за ним.
– Здесь. – Он открыл какую-то дверь.
Черная лестница была узкой, над дверью с внутренней стороны горела одинокая тусклая лампочка, а дальше клубилась темнота. Ноэми вытащила из кармана зажигалку, щелкнула ею и стала спускаться, придерживаясь рукой за перила. Каталина шла за ней, не отставая ни на шаг, а Фрэнсис был замыкающим.
Вскоре с перилами начало происходить что-то странное: они стали скользкими, как тело угря, и вздымались волнами. Каталина вскрикнула. Ноэми почувствовала, что боль в ее поврежденной руке пульсирует в унисон с пульсацией дома. Сердце… она снова слышала стук сердца.
– Это Мрак, – сказал Фрэнсис. – Он хочет вас напугать. Не останавливайтесь, давайте быстрее.
Ноэми ускорила шаг, и они наконец спустились. Фрэнсис тяжело дышал, его лицо белым пятном выделялось в темноте.
– С тобой все в порядке? – спросила девушка.
– Не знаю, – ответил Фрэнсис. – Но это неважно. Нам нужно идти дальше. Там впереди комната – что-то вроде кладовки, ледника для продуктов, там стоит шкаф, он тяжелый, но его нужно отодвинуть.
Ноэми остановилась перед дверью, ведущей в комнату, о которой говорил Фрэнсис. Парень щелкнул выключателем, и под потолком засветилась лампочка. Пол был каменный, сверху свисали крюки для мяса. Полки пустовали, стены покрывала темная плесень.
Шкаф стоял у правой стены. Когда-то он был красивый: резные дверцы, выгнутая аркой антресоль, внизу два больших выдвижных ящика. Но плесень и на нем оставила свой отвратительный отпечаток.
– В нижнем ящике сумка… – сказал парень; он все еще пытался восстановить дыхание.
Ноэми наклонилась, выдвинула ящик и вытащила коричневую холщовую сумку. Внутри они с Каталиной нашли масляную лампу, компас и два свитера – все, что успел собрать Фрэнсис для побега.
– Ну что, толкнем шкаф? – предложила Ноэми, засовывая компас в карман.
Фрэнсис кивнул:
– Да, но сначала нужно перекрыть вход. – Он показал на дверь, через которую они вошли.
Быстро придвинули к двери небольшой металлический разделочный столик и навалили пустых ящиков – не идеальная баррикада, но сойдет.
Шкаф был тяжелый, однако втроем они справились. За шкафом пряталась маленькая дверь.
– Это вход в семейную усыпальницу, – сказал Фрэнсис. – Через нее мы выберемся на кладбище, потом выйдем на дорогу и спустимся в город.
– Нет… – прошептала Каталина, и ее голос испугал Ноэми. Девушка показала на дверь. – Там мертвые спят. Мы не можем… мы не можем… Ой… Что это?
Ноэми услышала глубокий-глубокий стон. Потолок над ними задрожал, и лампочка замигала.
Фрэнсис напрягся:
– Это Говард… он жив.
– Но я застрелила его, – затрясла головой Ноэми. – Говард мертв…
– Нет, – вздохнул Фрэнсис. – Ему больно, и он зол. Вместе с ним больно всему дому.
– Мне страшно, – прошептала Каталина.
Ноэми повернулась к кузине и крепко обняла ее:
– Потерпи. Мы скоро выберемся, обещаю.
Ноэми передала зажигалку Фрэнсису и попросила зажечь лампу. Когда затеплился огонек, она сказала, что понесет лампу сама.
– Но твоя рука… – возразил парень.
– Ничего, я справлюсь, – ответила Ноэми; с лампой в руках она чувствовала себя в большей безопасности.
Девушка подбадривающе улыбнулась Каталине, Фрэнсис толкнул дверь, и они вошли в туннель. Ноэми ожидала, что он будет самым обычным: скорее всего, земляные стены, укрепленные балками, – но нет.
Стены украшали желтые плитки с узором из лоз. В ряд тянулись подсвечники в форме змей; были даже свечи, слегка оплывшие, но все еще годные к употреблению.
На полу и на стенах росли крошечные желтоватые грибы. Здесь было холодно и влажно, грибам такие условия нравились, и по мере продвижения по туннелю их становилось все больше.
Ноэми заметила и кое-что другое: грибы слабо светились.
– Мне это кажется, да? – спросила она Фрэнсиса.
– Да, светятся, так и есть, – кивнул он.
– Как странно…
– Ну, не так уж и странно. Некоторые разновидности опят и горькие устричные грибы светятся. Правда, подругому, у них свечение голубоватое, а здесь, сама видишь, зеленое.
– Это грибы, которые Дойл нашел в пещере… – догадалась Ноэми и посмотрела наверх. Свод туннеля напоминал звездное небо. – Бессмертие… В этом…
Внезапно Фрэнсис схватился за стену, чтобы не упасть; он дрожал.
– Что с тобой? – испугалась Ноэми.
– Говард… Дом… Им больно. На меня это тоже влияет.
– Ты можешь идти?
– Да, наверное, – пробормотал парень. – Не уверен… Если я потеряю сознание…
– Мы можем на минутку остановиться, – предложила Ноэми.
– Нет-нет, все в порядке…
– Обопрись на меня.
– Но твоя рука…
– Далась тебе моя рука.
Фрэнсис заколебался, потом положил руку ей на плечо, и они пошли дальше; Каталина теперь шла впереди. Колонии грибов встречались все чаще, размер их тоже увеличивался. От потолка и стен исходил мягкий свет.
Вдруг Каталина остановилась, и Ноэми с Фрэнсисом чуть не врезались в нее. Туннель заканчивался массивными двустворчатыми дверями из очень темного дерева. Створки украшала серебряная змея с янтарными глазами, кусающая хвост, – Уроборос. В форме змей были и витые серебряные ручки.
– Эта дверь ведет в крипту, – сказал Фрэнсис. – Мы пройдем через нее и поднимемся наверх.
Он потянул за ручки. Створки были тяжелыми, но поддались довольно быстро. Ноэми зашла первой с горящей лампой в руках, но в лампе уже не было необходимости: в крипте было светло. Как живой органический гобелен все стены покрывали грибы, наполнявшие помещение ровным светом ярче факелов; это был свет умирающего солнца. Наверху висела люстра в форме свернувшейся в кольцо змеи, в серебряных чашах торчали оплывшие огарки. На каменном полу грибов почти не было, лишь тут и там через трещины прорывались отдельные шляпки. Легко можно было рассмотреть гигантскую мозаику: все та же змея, злобно кусающая себя за хвост. Ее глаза сияли, как живые. Вокруг рептилии вился узор из цветов и лоз. Такую же змею Ноэми видела в оранжерее. Уроборос… но этот был больше, роскошнее. На каменном возвышении стоял накрытый желтой скатертью стол, на нем – серебряный кубок и серебряная шкатулка. Стену за столом – он стоял к ней почти впритык – прикрывала тяжелая желтая занавеска.
Справа была еще одна дверь; она была приоткрыта, и за ней виднелись ступени.