Грибы засияли ярче, и Ноэми захотела коснуться их, провести руками по стене, прижаться лицом к мягкой плоти. Она наконец-то отдохнет, забудется. Грибы заберутся ей в ноздри, в рот и глазницы, устроятся у нее в животе и расцветут на бедрах. А Вирджиль… он… он будет глубоко в ней, и мир станет сплошным золотом.
– Прошу тебя, не надо, – сказал Фрэнсис.
Ноэми уже сделала шаг с возвышения, но Фрэнсис схватил ее за руку, ту, которая была повреждена его матерью. Она вздрогнула от боли и посмотрела на парня.
– Не надо, Ноэми, – прошептал он.
Было видно, что ему очень страшно. Тем не менее, не отпуская ее руки, Фрэнсис встал перед ней, закрывая своим телом, как щитом.
– Отпусти их, – сказал он Вирджилю.
– Отпустить? С чего бы это? Все, что мы делаем, это… это неправильно. – Вирджиль показал в сторону туннеля, по которому они пришли. – Ты ведь слышишь эти стоны, братец? Мой отец умирает, и, когда жизнь наконец покинет его дряхлое тело, я получу абсолютную власть над Мраком. Но мне понадобится союзник, а мы все-таки родственники.
Ноэми представила, как Говард Дойл стонет, истекая кровью. Как черная жидкость вытекает из его тела, когда он пытается дышать.
– Послушай, Фрэнсис, я не эгоист. Могу поделиться, – с чувством продолжил Вирджиль. – Ты хочешь вот эту девушку, – он показал на Ноэми, – но и я хочу ее. Однако это не повод ссориться – Каталина тоже милашка. Ну, не будь занудой.
Фрэнсис поднял нож, который выронила Ноэми, и выставил перед собой:
– Ты их не тронешь.
– Что, заколешь меня? Ну же, попробуй, но должен предупредить: меня сложнее убить, чем женщину. Ты умудрился убить свою мать. И за что? Из-за какой-то смазливой девчонки!
Фрэнсис кинулся на Вирджиля, но внезапно остановился, рука замерла в воздухе, все еще сжимая нож. Ноэми не видела его лица, но могла представить выражение. Наверное, такое же было и на ее лице, поскольку, как и она, Фрэнсис превратился в статую. Пчелы снова зажужжали.
– Не заставляй меня убивать не слишком любимого кузена, – сказал Вирджиль, подходя к парню. – Смирись.
В ту же секунду Фрэнсис оттолкнул мужчину, и тот влетел в стену.
На секунду Ноэми почувствовала его боль, адреналин пронесся по ее венам. Фрэнсис, гаденыш, – услышала она. Мрак соединил их на краткое мгновение, и Ноэми вскрикнула, чуть не прикусив язык. Ее ноги ожили. Один шаг, другой…
Вирджиль нахмурился. Теперь его глаза сияли золотом. Он стряхнул крошечные кусочки грибов, прилипшие к пиджаку.
Жужжание набирало силу.
– Смирись!
Фрэнсис снова кинулся на Вирджиля, но тот с легкостью остановил его. Он был намного сильнее и в этот раз готов к атаке. Перехватив руку парня, он ударил его по голове. Фрэнсис зашатался, но умудрился удержать равновесие и нанести ответный удар. Кулак разбил губы Вирджиля, и тот сердито ахнул.
– Гаденыш… Я заставлю тебя откусить собственный язык, – прошипел он.
Теперь Ноэми видела лицо Фрэнсиса. С его виска стекала кровь, глаза были широко распахнуты, рот открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной из воды.
Боже мой, Вирджиль это сделает. Заставит его откусить язык…
Жужжание пчел нарастало.
Посмотри на меня.
Ноэми развернулась, и ее взгляд упал на лицо Агнес, на ее безгубый, кричащий от боли рот. Она прижала ладони к ушам, сердито гадая, почему жужжание никак не остановится. И внезапно до нее дошло: Мрак был проявлением всех страданий, причиненных этой женщине. Агнес, бедная Агнес… Доведенная до безумия, до отчаяния, а потом до ярости. До сих пор в ней жила женщина, и эта женщина пыталась напомнить о себе. Она была змеей, кусающей хвост.
Она являлась в кошмарах, но пыталась предупредить о кошмарах других. Жужжание было ее голосом. У нее отняли язык, но она хотела рассказать о тех ужасах, что обрушились на нее. У нее забрали все, но осталась испепеляющая ярость. Она боролась даже мертвая. Чего она хотела?
Просто, чтобы ее освободили от этой пытки.
Хотела проснуться. Но не могла. Ноэми неловкой рукой подняла лампу. Ей вспомнилась фраза, которую говорила Рут:
Открой глаза.
Она шагнула к столу и снова посмотрела на Агнес.
– Пришло время открыть глаза, – прошептала она и кинула лампу в лицо мумии.
Грибы вокруг головы Агнес тут же загорелись, и нимб теперь стал огненным. Языки пламени стали быстро распространяться по стене, золотистые грибы чернели и лопались.
Вирджиль закричал. Это был даже не крик – вопль. Он упал на пол и стал царапать каменные плиты, тщетно пытаясь подняться. Фрэнсис тоже упал. Агнес была Мраком, и Мрак был частью их, поэтому они испытывали боль. Сама же Ноэми полностью пришла в себя – Мрак отпустил ее.
Она бросилась к кузине:
– Ты в порядке?
– Да. – Каталина яростно закивала. – Да, да.
На полу стонали Фрэнсис и Вирджиль. Вирджиль попытался дотянуться до ног Ноэми, но она ударила его в лицо и отступила подальше. Каталина подняла нож, выпавший из рук Фрэнсиса, и теперь стояла над мужем. Мгновение, и нож, опустившись, проколол ему глаз точно так же, как до этого Говарду Дойлу.
Из ее плотно сомкнутых уст не вырвалось ни всхлипа. Вирджиль задергался, хватая ртом воздух, потом затих.
Его кровь заливала змею, окрашивая ее алым. Девушки взялись за руки. Ноэми жалела, что у них нет ножа побольше, чтобы отрезать этому мерзавцу голову, как служанка поступала с рыбой.
Судя по тому, как Каталина сжимала ее руку, кузина желала того же.
Фрэнсис что-то пробормотал, и Ноэми опустилась на колени рядом, заставляя его встать.
– Ну, давай, давай, – твердила она. – Нам нужно бежать.
– Все вокруг умирает, и мы умираем, – пробормотал Фрэнсис.
– Да уж точно умрем, если быстро не выберемся отсюда, – согласилась Ноэми.
Пламя все больше охватывало крипту, гроздья грибов взрывались огнем.
– Я не смогу уйти…
– Сможешь, – сказала Ноэми. – Каталина, помоги нам!
Девушки поволокли Фрэнсиса к двери, через которую пришел Вирджиль. Ноэми взглянула на ступени и задалась вопросом: смогут ли они их преодолеть? Но другого пути не было. Оглянувшись, она увидела, что Вирджиль лежит на полу и огонь подбирается все ближе к нему. Надо было спешить.
Не придумав ничего лучшего, Ноэми ущипнула Фрэнсиса, чтобы тот открыл глаза и помог им. Парень кое-как смог преодолеть несколько ступеней, и они прошли через пыльную усыпальницу. Ноэми заметила серебряные таблички с именами, вазы с высохшими цветами и кучки грибов на земле, от которых исходило слабое свечение. По счастью, дверь была открыта, и они вышли из склепа в туманную ночь.
– Ворота… – Ноэми посмотрела на Каталину. – Ты знаешь дорогу к воротам?
– Здесь слишком темно и туман, – пробормотала девушка.
Да, туман, но теперь в нем не было золотого свечения, пугавшего Ноэми, жужжания тоже не слышалось. Агнес поглотил огонь, и оставалось надеяться, что она нашла покой. Но им надо было выбираться из этого места.
– Фрэнсис, ты должен знать, где ворота, – сказала Ноэми.
Парень повернул голову, и у него получилось кивнуть влево. Влево так влево, они двинулись в указанном направлении. Фрэнсис, опиравшийся на плечи девушек, часто спотыкался. Он что-то пробормотал и показал в другую сторону. Ноэми понятия не имела, куда они шли. Возможно, ходят кругами. Разве не иронично? Кругами!
Туман не собирался оказывать им милость, но наконец девушки увидели железные ворота кладбища – змея, кусающая хвост, поприветствовала троицу. Они выбрались на дорожку, ведущую к дому.
– Дом горит, – сказал Фрэнсис, когда они остановились перевести дыхание.
Так и было. Зарево разгоняло туман. Ноэми представила, как горят книги в библиотеке, как падают тяжелые портьеры, охваченные огнем, как лопаются стекла в буфетах, где стоит серебро, как превращаются в столб огня нимфы на лестницах. Ее сердце на секунду сжалось. Слуги Дойлов… они так и стоят там?.. Огонь разгорался все сильнее. Краска на старых картинах пузырилась, выцветшие фотографии сворачивались, превращая в пепел запечатленные на них лица. Потом она представила – нет, увидела! – комнату Говарда Дойла. На полу неподвижно лежал задохнувшийся в дыму Артур Камминз. Кровать Дойла горела, но сам старик все еще был жив. Он кричал, но никто не мог ему помочь.
Пронизывающие дом ядовитые нити мицелия тоже горели, добавляя жару. Органика всегда была хорошей пищей для огня. Пусть этот чертов дом сгорит дотла…
– Пойдемте, – устало пробормотала Ноэми.
27
Фрэнсис спал, укрытый одеялом до самого подбородка. В маленькой комнатке едва хватало места для узкой кровати, комода и стула. Ноэми сидела на стуле. На комоде стояла глиняная фигурка святого Иуды Фаддея, и Ноэми молилась ему, на всякий случай положив сигарету в качестве подношения. Ее губы медленно двигались, когда дверь открылась и в комнату зашла Каталина. На ней была простая ночная сорочка, принадлежащая подруге доктора Камарильо, а поверх она накинула коричневую шаль.
– Ноэми, дорогая, я пришла проверить тебя, прежде чем пойти спать.
– Да все в порядке, не волнуйся, – улыбнулась девушка.
– Тебе нужно поспать, – сказала Каталина, положив руку на плечо кузины.
Ноэми нежно похлопала ее по руке:
– Не хочу, чтобы он проснулся в одиночестве.
– Но прошло уже два дня…
– Да, знаю. Жаль, что мы не в сказке. В сказках все просто: нужно лишь поцеловать принцессу. Правда, у нас принц…
Обе посмотрели на Фрэнсиса. Его лицо цветом не особо отличалось от белой подушки.
Доктор Камарильо позаботился о них, когда они добрались до города. Он обработал раны, дал возможность помыться и переодеться, выделил им комнаты и позвал Марту, чтобы та принесла настойку, как просила Ноэми. Выпив ее – пили все трое, – они испытывали приступ тошноты и головную боль, но все быстро прошло. Только не для Фрэнсиса. Фрэнсис погрузился в глубокий сон, и его никак не могли разбудить.
– Измучив себя, ты ему не поможешь, – сказала Каталина.