- А если меня?…
- Как это – тебя? Нет, Антонио, ты не можешь так поступить со мной, матерью двух твоих детей, не считая еще одного и хомячка Густаво.
- Хорошо, Мария, я выберу кого-нибудь другого… только надо понять, кто из нас придет первым…
- Что ты имеешь в виду, Антонио?
- Не знаю. Ты же сама просила, чтобы я выбрал, на кого поставить. Или нет?
- Не помню, Антонио. Мне так плохо, мне приснился страшный сон, а тут опять ты со своими лошадьми.
- Да, я веду себя, как негодяй. Мария, давай так: бросим две бумажки в шляпу, и наш попугай вытащит одну из них.
- Давай. Только у нас нет никакого попугая.
- А мы возьмем его у соседей, этих негодяев Хименесов. (Стучит в стену). Эй, негодяи Хименесы, просыпайтесь! Нам нужен ваш попугай Бенито. Он будет рукой судьбы.
- Не будет. Он сдох три дня назад. Тем более, что Бенито был не попугай, а бульдог.
- Вот негодяй, не мог сдохнуть на три дня позже. Ладно, пусть тянет хомячок Густаво. И если в бумажке все совпадет, то мы выиграем машину – я правильно понял?
- Наверно, Антонио. А почему ты не спишь?
- Не помню. А, меня разбудили эти негодяи Хименесы, чтобы сказать что умер их попугай бульдог Бенито.
- Вот негодяи! Завтра ночью мы им отомстим. А пока спи, Антонио.
108.
- Антонио!
- Да, Мария.
- А почему ты вчера назвал меня кривоногой дурой и стервой?
- По двум причинам. Во-первых, милые бранятся – только тешатся, а мне как раз захотелось потешиться. А, во-вторых, потому, что ты действительно кривоногая дура и стерва.
- Ну, допустим. А что именно ты себе тешишь, когда меня так называешь?
- Дурой и стервой? Да все!
- Ой, Антонио, так у тебя тешотка!
- Что такое?
- Ну, когда ты себе все время что-то тешишь.
- То-то я чувствую, что недомогаю. То есть, я почти все могаю, но немножко недо. Я знаю одно хорошее народное средство. Открой литровую бутылку текилы, налей в блюдечко пятьдесят грамм, намочи ватку и разотри меня. Остальное я выпью, чтобы не пропадало.
- А я?
- А ты уходи.
- Почему?
- Мне может не помочь, и я умру. Не хочу, чтобы ты видела, как я страдаю.
- Тогда я позову священника.
- Зачем? Что, я не выпью один девятьсот пятьдесят грамм текилы? Дура кривоногая!
- Что?
- Ничего. Иди уже. Дай умереть спокойно.
109.
- Мария!
- Да, Антонио.
- Мне кажется, я слышу зов предков.
- И что он тебе подсказывает?
- Что надо подняться к дедушке, по-моему, это он меня зовет.
- Зачем, ведь мы были у него всего месяц назад?
- Наверное, ему что-нибудь нужно.
- Что ему может быть нужно? Он просто спекулирует на нашей любви. Вспомни, в прошлый раз, когда мы пришли к нему, мы принесли ему банан, бутерброд с кактусовым маслом и леденец, а этот негодяй даже не сказал спасибо.
- Ну, во-первых, он немой, а во-вторых, когда мы вошли, он спал, и, пока мы ждали, что он проснется, ты все съела.
- Ну, положим, банан съел ты.
- Конечно, буду я ждать, пока проснется твой дедушка!
- Как это – мой? Это твой дедушка.
- Мой?! Да у меня вообще никогда не было дедушки.
- А кто же тогда у нас наверху?
- Не знаю. Но я помню, что его внесли вместе с мебелью, когда мы въезжали в эту квартиру двадцать лет назад.
- Так нам его подкинули! Вот негодяи – эти мексиканцы: рожают дедушек, а потом подкидывают их порядочным людям.
- Мария, а давай сдадим его в дом малютки.
- Но он же дедушка.
- Зато довольно маленький. И наверняка какая-нибудь семья, которая не может иметь дедушек, его удедит… удедерит… удедушкит.
- Какой ты у меня умный… и человечный!
110.
- Антонио! Куда это ты так тихо крадешься?
- Я не крадусь, я иду.
- Куда?
- На войну.
- Но ведь никакой войны сейчас нет!
- Правильно, сейчас – нет. Все ждут меня… в смысле, в любой момент она может начаться.
- А кто хочет на нас напасть?
- Да кто угодно! Например, Ирландия.
- А почему?
- Ну, как?… У нас большая страна, а у них маленькая. И потом, мы придумали текилу, а они любят выпить.
- Но они же придумали виски.
- Да, но у них уже заканчивается.
- А это что?
- Это бутылки с зажигательной смесью, чтобы смешивать, а потом зажигать… поджигать вражеские танки. Вдруг эти негодяи ирландцы смогут доплыть до нас из Ирландии в танках… вряд ли, конечно, но мы должны быть готовы ко всему…
- А что это за квадратные пакетики с колечками внутри?
- Это кольца от гранаты. Вот это красное с запахом клубники – основное, а это с пупырышками – запасное, если граната не раскроется… не взорвется.
- А зачем ты так сильно надушился?
- Мы же будем сидеть в засаде – чтобы нас не нашли вражеские собаки. А этот запах отбивает у них всякое желание нюхать. Все, Мария, спи, я вернусь завтра, надеюсь, что мы победим этих негодяев несколько раз. (Напевает). Темная ночь, только пули свистят по степи…
111.
- Антонио!
- Да, Мария.
- Как ты думаешь, а среди животных тоже бывают негодяи?
- Еще бы! Особенно птицы. Кто, кроме законченных негодяев мог так обгадить памятник Хуану Родригесу Чистоплотному, прозванному так за то, что этот негодяй ввел налог на мусор и мылся три раза в день, от чего и умер.
- От налогов, или от мытья?
- От того и от другого. И еще от старости.
- С другой стороны, он тоже был порядочный негодяй. Во-первых, стоит посредине площади, и все должны его объезжать, а во-вторых, мы теперь вынуждены платить полтора песо в месяц налога на мусор. Да за это я бы сама нагадила ему на голову, если бы он был жив.
- А то, что птицы нас будят рано утром своими криками? А то, что журавли едят лягушек, как эти негодяи французы? А чайки рыб? Не выгораживай этих негодяев.
- Рыбы, кстати, тоже хороши – жрут всякую дрянь, а мы потом вынуждены это есть, да еще и с удовольствием.
- Да, или возьмем, к примеру, макак…
- Нет, макак мы брать не будем. У нас и так в квартире мыши, тараканы и мухи. С меня хватит.
- Мария…
- Пусть я дура, но макак мы возьмем только через мой труп!
- О, какой неожиданный, но приятный поворот. А ну-ка…
- Антонио, зачем ты взял гантелю? Ты же не занимался уже 14 лет?
- Ошибаешься, Мария, этим я занимался только вчера, когда бил тебя сковородкой.
- Не надо, Антонио, не надо!
- Макаки ей не понравились! Ты от них произошла, сволочь неблагодарная!
112.
- Мария!
- Да, Антонио.
- Я решил начать качаться.
- Не надо, Антонио. Ты уже вчера качался на стуле, упал и разбил вазу.
- Ты не поняла, Мария. Я хочу качаться, чтобы быть сильным и здоровым.
- Все я поняла. Это бредовая мысль. Твой дедушка всю жизнь качался в гамаке, и, в результате у него закружилась голова, его стошнило, и он умер, захлебнувшись. Ты хочешь, чтобы и с тобой случилось то же самое? А что буду делать я с тремя детьми, а, главное, с этой сломанной шваброй? Кто ее починит?
- Не в этом смысле, Мария. Ты видела, как накачался этот негодяй, наш сосед?
- Спасибо, Антонио, видела. В этом смысле ты на дне рождения у Лопесов накачался не меньше. Залез в клетку к попугаю и клюнул его в глаз, а потом еще всю дорогу домой шел и качался.
- Не тот сосед, Мария, не Хорхе, а Рамос Диас… ну, этот красивый молодой негодяй с четвертого этажа. Новый жилец.
- Он уже не жилец. Он занимался штангой, на него упал блин и он впал в кому.
- Какая ужасная, блин, трагедия. Пойду, возьму его гантели, пока их не свистнул кто-нибудь из этих негодяев – наших соседей.
- Да, и будем заниматься спортом! А то «качаться, качаться»!
- Или все-таки кидать их с восьмого этажа в прохожих, ведь это так весело?
- Ура, Антонио, конечно, кидать! Ура, ура, у нас есть занятие на целый вечер!
113.
- Мария, как я соскучился по нашим детям! Где они, наши птенчики?
- В соседней комнате, курят марихуану. Вот уже три дня.
- Три дня – а я уже соскучился. Какой я все-таки добрый… и…
- Усатый?
- Нет. Я…
- Толстый?
- Нет! То есть, да, но не в этом дело. Я… подожди, Мария,… я соскучившийся!
- Какой ты многогранный, Антонио – добрый, усатый, толстый и соскучившийся.
- Я вообще талантлив и могу делать много вещей одновременно. Вот, например, сейчас – я смотрю телевизор, разговариваю с тобой, пью текилу и скучаю. А еще говорят – Юлий Цезарь, Юлий Цезарь!
- Ты лучше! Помнишь, когда мы ездили в Акапулько, ты одновременно спал, храпел, потел, видел сон, падал с верхней полки, кричал и ругался матом и разбил чашку…
- И при этом я еще ехал на поезде!… А о чем мы говорили?
- Не помню.
- А я помню – мы говорили о текиле. Тащи ее сюда, я буду ее одновременно пить, закусывать, занюхивать, пьянеть, петь песни, плакать и, конечно, скучать по нашим деткам. Где-то они сейчас, наши птенчики?
114.
- Антонио, послушай, а кто такой Гегель?
- Ну, Гегель – это тот же Гоголь, только люди об этом не знают и называют его Гегелем.
- А, понятно. А кто такой Гоголь?
- А это человек, который вместе с Моголем изобрел некий напиток. Так и называется – Гоголь-Моголь. Ну, как Гей-Люссак.
- Люссак был геем?
- Нет, это его партнер был геем, а он был просто Люссак.
- Подожди, если партнером Люссака был гей, значит и сам Люссак тоже гей.
- Да, ты права, Мария. В любом случае, их именем назван какой-то закон. Скорее всего, разрешающий однополые браки. А почему ты спрашиваешь?
- Я читаю справочник «Знаменитые люди со странными фамилиями». Вот смотри – Артур Шопенгауэр. Как ты думаешь, кто это?
- Ну, Артур – это один армянин, который торгует мандаринами на базаре, Шопен – это композитор, а Гауэр – это непроизносимая часть фамилии Шопена.