Восклицания в Хоре и среди присутствующих.
Га… Тяжкий бред… О боги! Это иго
Признания снимите с плеч моих!
Скажи, скорей скажи, что ты шутила…
Шутила? Нет… Мне не до шуток, царь…
И если вам, о фессалийцы, надо
Иль вашему владыке, иль жрецам,
Чтоб царский дом не делать бойней гнусной,
Признания девичьего… Оно
Уж с этих губ сорвалось…
Дочь… Дитя…
И мать… увы… твоих несчастных внуков.
Проклятие… О демоны… Ее
Оставите ль?
Отец мой, я здорова…
И разум мой не поврежден… Детей
Я принесла, и этих самых, точно,
Двадцатый раз луна сегодня им
Свой факел зажигает. Их отец
Великий Посейдон. Его веленьем
На нежный луг они отнесены.
Ты сам, Эол, хотел моих признаний.
То нега лжи под игом палачей?
Иль истине в устах ее я внемлю?
О, призраки ожившие ночей!
О, туча, камнем павшая на землю!
Пауза.
О, да… Теперь все ясно мне — ее
Печаль, ланиты бледные, тревога
И странная заносчивость речей.
Позорные мгновенья!.. Эта мудрость,
Весь этот блеск ораторский… Куда ж
Они ведут, скажите, покоренных
Красою их и силой?
Ты, о бог,
Чье имя здесь нечистыми устами
Произнесла девица эта… Дочь
Злосчастного Эола… Пощади нас
И гневом лжи бесстыдной не карай…
Я накажу и сам ее… Законы
В Элладе есть еще, и совесть также
К тем мудрецам босым покуда в их
Дырявые мешки не уходила…
Вы, граждане всех четырех концов
Фессалии… у вас прошу я правды…
Устройте суд, обычаю отцов
Покорные, и эту Эолиду
Последнюю, которая мои
Еще срамить седины остается,
Коль камнями побить или живой
Решите сжечь с ее приплодом вместе,
Молящего не встретите, клянусь,
Во мне отца… Костер стоит готовый…
Ты ж, дар отца, прочь фессалийский нож!
Из сердца дочь я вырвал… Но ее
Волос твое железо не коснется.
Мать и детей немедля разлучить
Ее связать, а их отдать рабыне.
Слуги подходят к Меланиппе.
Веревки? Прочь… Пусть я не дочь Эолу,
Я все-таки царевна, и бежать
Или бороться с вами не унижусь.
А вы, давно оплаканные дети,
Простите… Вас увижу ль?.. Но судом
Спасенья я для вас добьюсь… Ты, дивный,
Ты, Посейдон! Иль именем его
Украсивший мне ночь стыда и страха,
Кто б ни был ты… Спасти твоих детей
Мне помоги теперь, о синекудрый!
Простите вы, о Пелия краса,
О нежные подруги… Я не знаю,
Хоть смерть глядит в глаза мне… Кто из нас
Счастливее теперь?.. Весь этот ужас
За мной, как сон тяжелый. И надежд
Игрушкою, забавой Олимпийца
Иль дерзкого обманщика — не быть
Уж никогда мне больше. Брак… рожденье
Детей — я дань свою вам отдала.
Другим очам одеждой золотой,
Таящей смерть и тленье, оставайтесь.
Уходит, окруженная фессалийцами и плачущими женщинами; детей уносят за нею.
ТРЕТИЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
Сестры, будем молиться!
Звездные темны нам выси,
Девичий разум наш беден,
Только и в нас состраданье
Жаркой кипит слезою.
Мы о царевне нашей,
Тяжкой борьбой томимой,
Будем молиться, сестры…
Сестры, будем молиться
Той, что теперь незримо
На небесах мерцает
Чистой своей душою…
Нежной звезде молиться.
Пусть Посейдону Гиппа
Дочери муку скажет,
Будем молиться, сестры.
Золотой и трехвечерний,
Зевсу вечному рожденный,
Потопил ты Гидру в Лерне,
Царь, никем не побежденный.
Содрогнулись и кентавры
Перед палицей Геракла,
Но Алкида вянут лавры,
Счастье гордое иссякло.
И, язвим богиней мстящей
Средь паров безумья винных,
Бросил он в костер горящий
Трех детей своих невинных…
О царица Гера, Гера,
Если ты отцу велела
Горделивым для примера
Это злое сделать дело,
Со смиренною мольбою,
С фимиамом и слезами
Мы стоим перед тобою,
Гера с гордыми глазами!
Сердцу сердца голос чуток:
Пожалей в тоске рожденных,
Из огня отдай малюток
Нежной матери спасенных!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
О, боги!..
Подруги… Тише… Стон мне из дворца
Почудился…
О, мой отец… О, царь…
Отца зовет… Иль Геллена словам
Разгневанным он внемлет?
Нет, там плачут.
Иль с Гелленом неладно? Я рабынь
Стенания… я вопли различаю…
Произнести мне страшно это слово,
Но кажется, что жизнь угасла там.
Из чертога, из средних дверей выходит Эол в трауре, обритый, с небольшой траурной свитой, за ним несколько гостей и рабов.
О Пелия приветливые гости,
Вы, граждане, вы, верные рабы!
Понизьте голоса… Волос в печали
Терзайте пряди… потому что Геллен,
Великий Геллен умер, и его
На смертное уж положили ложе.
Обрядовая сцена плача.
Печаль твою делю я, властелин…
Но если скорбь Эолу позволяет
Нам передать, как царь почил, горит
Твоих речей мое послушать сердце.
Без муки он почил. И не успел
Плаща ему я на лицо набросить
В минуту расставанья с жизнью, девы,
Как ветерок, в морщинах лицевых
Последнее прошло усилье жизни
И сделалось как мраморным лицо.
Ты говорил в то время с ним, владыка?
Про наш позор — о, лучше б никогда
Мне не рождать ее — ему смущенно
Я говорил… Вдруг вижу, что с ланит
Сбежала кровь у старца… «Посейдон»,
Он прошептал с усильем… Не расслышал,
Что бледные еще шептали губы,
Но кажется, что было то «прости»,
И не «прости» разлуки, а любовью
К виновному звучащее «прости».
Просил ли сам прощенья он, не знаю,
И у кого… Иль завещал простить,
Он медленно склоняться начал, точно
Хотел он сесть… На ложе мы его
Перенесли поспешно… Там он умер.
Увы! Кого б ни завещал простить
Эолу он; сходя в могилу, — это
Напрасный был завет… Давно рабам
Я отпустил их вины… А над тою,
Кого назвать я не хочу, чтоб вам
Не оскорбить ушей девичьих, гостьи,
Творится суд не мой… Эол — один,
Двух жен имел… Шесть сыновей и шесть
Он дочерей родил на зависть вышним,
А кто придет ему глаза закрыть?
О, Аполлон!.. Игрушкою твоей
Я сделался? Или твоих не понял
Священных слов Эол? Но о каких
Ты говорил мне внуках, славе царской?
Прости мне, царь! Последние слова
Великого когда бы фессалийцам
Ты передать велел… Не смертным мужем,
Кронидом был почивший царь рожден…
Прощение — завет его священный…
О, это было бы уж поздно… Там
Клубится пыль. Гонца я различаю.
Не знаю как, но дело решено.