Кутул, с закатанными по локоть рукавами, сосредоточенно колдовал скальпелем, зажимами и кривой иглой с шелковой нитью, соединяя две плоти, вкраивая одну в другую.
В подвал спустились Угус с Флавизом. Они притащили носилки, полные обездвиженных летучих мышей и лениво, словно строительный мусор, ссыпали падающие с деревянным стуком тушки в грубо сколоченный поддон, стоящий у одной из колонн.
Потом подошли к Кутулу и из-за его плеча с любопытством оглядели заваленный мясом стол.
— Органы размножения ему, главное, не забудь пришить… — хихикнул Угус.
— А может быть это она! — гоготнул Флавиз.
— Какое она, — возмутился Угус, — видишь вон ту кучку отдельно — точно он.
— А может быть, это волчьи, — заметил Флавиз. — Ух ты, от вольчих и я бы не отказался!
— Не испаритесь — щас пришью каждому! — рыкнул Кутул, не оборачиваясь и не прерывая движения скальпелем. — И по хвосту вдобавок!
Угус и Флавиз поняли его буквально — и исчезли, растворившись в воздух, оставив лишь носилки. Минуту спустя в подвал воровато просочился один Флавиз и уволок их.
Кутул работал.
Постепенно мясные куски и требуха сложились у него в тело, внешне неотличимое от человеческого, но покрытое сетью швов.
Кутул отложил в сторону иглу с окровавленной нитью и потянулся, хрустнув суставами. Отошел от стола, посмотрел на дело своих рук издалека, хмыкнул.
Снова подошёл к столу, взял левую руку сшитого тела и, сопя, принялся плотнее удавливать в разрезы на подушечках пальцев волчьи когти. Заново скрепил края, чтобы коготь самопроизвольно не выходил из плоти. Проверил правую руку. Потом ноги.
На свободном от клеток и столов полу Кутул, с кряхтением опустившись на колени, принялся вычерчивать странной формы фигуру, даже отдалённо не похожую на классическуие пенто- и прочие — граммы.
Начертив линии, маг достал кожаный мешочек с белым кварцевым песком и принялся насыпать поверх линий тонкие песчаные полоски.
В углах он укрепил глиняные чашечки, наполненные застывшим козьим жиром, крохотные змейки фитилей высовывались из них обугленными головками.
Окружив фигуру кольцом из обыкновенной пеньковой верёвки, Кутул зажёг светильники.
Крохотные, неровные огоньки больше чадили, чем освещали.
Кутул погасил все иные источники света и в полумраке зазвучали первые строки заклятья.
Тело поднялось над столом, медленно переместилось в воздухе, застыло над вычерченной магом фигурой.
Голос Кутула стал глуше, временами слова заклятия превращались в угрожающее рычание, временами — в угрюмый вой.
Исчезали швы на перекроенном теле, затягивались шрамы. Обескровленная, бледно-синюшная плоть розовела, становилась живой.
Теперь, почти касаясь чадящих огоньком, над линиями и плошками парил почти нормальный, почти живой человек.
Кутул угрожающе взвыл — и созданное им существо начало вращаться, на ходу видоизменяясь, перекидываясь из человеческого естества в волчье.
Голос мага замедлил свой полувой-полунапев — в воздухе парил матерый дохлый волк.
Новая цепочка слов — волк снова обернулся человеком.
Потом снова волком.
Кутул замолчал в разумье, принял решение — и снова заставил человеческое тело принять волчье обличье.
— Чтобы голоса не подавал, не жаловался, — буркнул он сам себе под нос и, обойдя все плошки, подсыпал в них едкий зелёный порошок.
Пламя затрещало, застреляло искрами, взметнулся резко пахнущий дым, окутал висящего волка. Зверь дернулся всем телом и шумно вздохнул.
— Тихо, тихо, — сказал Кутул, ногой отшвыривая один светильник.
Тут же воздух перестал быть опорой для зверя и он рухнул вниз, на подставленные руки мага.
Приняв тяжелую тушу, Кутул лишь крякнул и понёс нового оборотня в клетку.
В соседнем подвале колдовала Лив.
Перед ней на столе громоздилась обычная, по виду болотная кочка, покрытая пожухлой травой.
Лив, в скромном платье, в сером платке и фартуке от шеи до пят, похожая сейчас на добропорядочную селянку, водила над кочкой ладонями, не касаясь даже сухих травинок и сосредоточенно прислушивалась.
Потом взяла тонкий узкий нож и принялась взрезать макушку кочки по окружности. На лбу у чародейки выступили бисеринки пота, видимо кочка скрывала внутри себя нечто такое, что нельзя было тревожить.
Наконец нож вернулся к той точке, от которой началось его движение.
Лив вынула его, снова что-то прикинула и, поддев кончиком ножа, откинула срезанную макушку, словно крышку ларца.
И разочарованно скривилась.
Внутри была зола, сплошная зола, в которой поблескивали золотые пружинки и шарики.
— И это прокалённое… — вздохнула она. — Двенадцать гнёзд проверили — и всё впустую. Дохлое это дело, Нерг, что бы там твой магистр не говорил.
Юный Нерг сидел напротив и внимательно следил за действиями чародейки.
— Но, может быть, ещё не всё потеряно? — робко спросил он.
— Тут видна работа мастера, — Лив брезгливо потыкала деревянной палочкой в пружинки. — Если уж зачищал, то полностью. Убирай.
Нерг водрузил обратно срезанную макушку, перенёс кочку со стола на пол, к таким же обезглавленным.
— А давайте, госпожа Лив, вот эту попробуем — принёс он с длинного дощатого стелажа ещё один ощетинившийся травинками бугорок. — Я её на краю болота нашёл.
— Давай, — безразлично согласилась Лив. — Только я сначала передохну.
Она повела рукой — на столе возник поднос с дымящимся кофейником, вазочка с сахарным печеньем и две чашки.
— Кофейку будешь?
Нерг робко кивнул.
Лив небрежно плеснула себе в чашку кофе, затем ему. Сделала глоток и захрустела печеньицем.
— Одно утешает… — задумчиво сказала она, — что злючка Солей сейчас в худшем положении, возится с вислюгами, а от них такие цыпки на руках и бородавки по всему телу появляются, что не сразу и сведёшь. Особенно, ежели в срамном месте вскочит. Помнится, был у меня жуткий роман, а тут, как на грех, заказ по вислюгам подвернулся. Пришлось решать — либо любовника потерять, либо денег кучу. Вразг не пожелаешь такого выбора.
Нерг, сжавшись, сидел весь пунцовый и смотрел строго в чашку.
— А-а, всё равно Солей терять нечего, так что бородавки ей личную жизнь не загубят… — закончила рассказ и опустошила чашечку Лив. — Так где твоя необычная кочка?
Взмахом ладони она заставила поднос исчезнуть.
Протёрла нож.
— Жаль, нельзя это в перчатках делать, — пожаловалась она не столько Нергу, сколько самой себе. — А ведь руки портятся. Ладно, работаем.
«Прослушав» ладонями кочку, Лив привычно отделила макушку и не удержалась от возгласа:
— Живое!
Внутри кочки была полость, прикрытая полупрозрачной слизистой плёнкой, немного похожей на ту, что покрывает заплесневевшие соленья.
Затаив дыхание — а Нерг перестал дышать сразу после возгласа Лив — чародейка подцепила плёнку, сняла её, словно покрывало. Потянуло сладковатым запахом гниения. Нерг сморщился, Лив и ноздрёй не повела.
На первый взгляд углублении лежал клубок громадных дождевых червей, сизых и лоснящихся. Только сизость их тел отливала тусклым золотом.
— Да уж, повезло. Спящее гнездо огненных змей, целое — целёхонькое… — сказал Лив. — Сейчас мы из них закваски наделаем. Нерг, дружок, неси холостое гнездо.
Нерг бросился за кочкой.
Лив поворошила в гнезде, подцепила одного червяка и стала потихоньку наматывать его на палочку, как макаронину на вилку. Лицо у чародейки было задумчивым, словно она не могла решить, насколько вкусна огненная змея в сыром виде.
Нерг поставил кочку с золой на стол.
— Полей её! — приказала Лив. — Ковшик, надеюсь, ты сумеешь позаимстовать через тонкие пути?
Нерг вспыхнул от снисходительной насмешки чародейки, но ничего не сказал, лишь сцепил пальцы — и зачерпнул появившимся ковшиком воду из появившейся деревянной бочки.
В мокрую зольную кочку Лив опустила огненную змею.
— Следующую! — скомандовала она. — И поливай лучше.
Распутав клубок спящих змей, чародейка определила каждую тварь в отдельную кочку.
Под клубком, на дне углубления обнаружились плавающие в беловатой слизи яйца, похожие на муравьиные, только крупнее.
— Их трогать не будем, — решила Лив. — Себе дороже. Пусть магистр сам решает, куда их и как. Нерг, детка, сбегай в лабораторию Кутула. У него там таз гниющих обрезков под столом стоял, неси сюда, им нужно лакомство какое-нибудь положить, раз мы команию разбили и по разным кочками развели.
Нерга при слове «детка» передёрнуло, но он лишь дёрнул обидчиво уголком рта — и поспешил из подвала.
Через некоторое время вернулся, держа на вытянутых руках таз с кровавой мешаниной человечьей и волчьей требухи, кишок, легких, печени и почек. Все эти, как определила их Лив, обрезки действительно уже изрядно протухли и этот смрад забил даже вонь гнезда огненных змей.
Нерг поставил таз на стол — метнулся в к выходу — но не успел добежать, его вырвало на пол у самого входа, вывернуло наизнанку и долго полоскало.
— Терпи, — жёстко и с видимым удовольствием сказала Лив. — Чистеньким хочешь остаться? Чистой магией заниматься, звездами и приятными на вкус эликсирами? А так не бывает, наша магия — она такая и есть, кровавая и вонючая, только издалека сияющая и благоухающая, а близи тухлая и грубая, как рыбацкий парусник.
Она двумя пальцами стала вытягивать из таза то глаз в оплётке глазных мышц, то кусочек губчатого лёгкого, то обрывок селезёнки — и раскладывать по заряжаемым гнездам.
— Яиц принеси, — бросила она моргающему ошарашенно Нергу. — А потом убери за собой.
Юный маг, пошатываясь, вышел и вскоре вернулся с корзиной яиц.
Лив, словно рачительная и умелая хозяйка, затеявшая праздничный пирог, просматривала каждое яйцо на огонь, затем ножом разбивала его — и ловко опрокидывала половинки над кочкой, выливая белок и желток. Подносила ладонь, что-то шептала — и свежее гнездо затягивала яичная пленка.