– На самом деле все дело в климате, – пояснила черепашка. – Сам подумай. Если у тебя есть склонность выпрыгивать из ванны и бежать по улице каждый раз, когда в голову приходит блестящая идея, вряд ли ты захочешь жить в холодном климате. Если бы такие люди жили в холодном климате, они бы давно вымерли. Обычный естественный отбор, не более. Эфеб знаменит своими философами. Это даже лучше, чем уличный театр.
– Что лучше – толпа стариков, бегающая по улицам без одежды? – едва слышно произнес Брута, когда колонна двинулась дальше.
– Вроде того. Проводя все свое время в раздумьях о проблемах вселенной, о менее значительных вещах ты просто забываешь. Например, о штанах. Девяносто девять из ста идей оказываются совершенно бесполезными.
– Почему же никто не додумался надежно запереть их где-нибудь? – спросил Брута. – Лично мне кажется, что они никакой пользы не приносят.
– Потому что сотая идея, – сказал Ом, – обычно бывает гениальной.
– Что?
– Видишь ту высокую башню на скале?
Брута поднял глаза. На самом верху башни металлическими полосами был закреплен сверкающий на солнце большой диск.
– Что это? – прошептал он.
– Причина, по которой у Омнии больше нет флота, – ответил Ом. – Вот почему так полезно иметь под рукой нескольких философов. Они размышляют себе на тему «Истина – это красота, или красота – это истина?» или «Производит ли шум падающее в лесу дерево, если никто его не слышит?», а потом, когда ты уже решишь, что они вообще вот-вот обслюнявятся, один из них и говорит этак невзначай: «Интересной демонстрацией принципов оптики будет размещение на высоком месте тридцатифутового параболического зеркала, способного направлять солнечные лучи на вражеский флот». Философам приходят в голову самые удивительные идеи. А незадолго до этого в целях демонстрации принципа рычага было изобретено замысловатое устройство, способное метать шары горящей серы на расстояние в две мили. А до этого, насколько я помню, было придумано какое-то подводное судно, которое втыкало в днища кораблей заостренные бревна.
Брута снова посмотрел на диск. Из речи Ома он понял не больше трети.
– Так оно производит или нет? – наконец спросил он.
– Что производит? Кого производит?
– Шум. Дерево. Если упадет, когда никто его не слышит?
– А кого это волнует?
Процессия подошла к воротам в стене, которая окружала скалу, как повязка окружает голову. Эфебский капитан остановился и развернулся.
– Глаза… посетителей… должны быть завязаны, – провозгласил он.
– Это оскорбительно! – закричал Ворбис. – Мы явились к вам с дипломатической миссией!
– Это не мое дело, – ответил капитан. – Мое дело лишь объявить: «Если вы собираетесь войти в эти ворота, ваши глаза должны быть завязаны». Можете не завязывать глаза. И оставаться снаружи. Но если вы все же хотите оказаться внутри, то войти вы сможете только с повязкой на глазах. В этом и заключается этот, как его, жизненный выбор.
Один из поддьяконов что-то прошептал Ворбису на ухо. Затем тот провел краткое совещание с командиром омнианских легионеров.
– Хорошо, – согласился он наконец. – Мы повинуемся принуждению.
Повязка была очень мягкой и абсолютно светонепроницаемой. Потом Бруту взяли за руку и повели…
…Десять шагов по коридору, потом пять шагов налево, потом вперед по диагонали и три с половиной шага налево, направо сто три шага, три ступени вниз, семнадцать с четвертью оборотов, девять шагов вперед, один шаг налево, девятнадцать шагов вперед, пауза три секунды, два шага направо, два шага назад, три с половиной оборота, ожидание одна секунда, три ступени вверх, двадцать шагов направо, пять с четвертью оборотов, пятнадцать шагов налево, семь шагов вперед, восемнадцать шагов направо, семь ступеней вверх, по диагонали вперед, пауза две секунды, четыре шага направо, тридцать шагов вниз под уклон в метр на каждые десять шагов, семь с половиной оборотов и шесть шагов вперед…
…«И какой во всем этом смысл?» – недоумевал юноша.
Повязку сняли, и он обнаружил себя в просторном дворе, облицованном каким-то белым камнем. В глаза било яркое, отражающееся отовсюду солнце. Брута зажмурился.
Двор был окружен лучниками. Стрелы были направлены вниз, но позы лучников предполагали, что в любую секунду луки могут быть переведены в горизонтальное положение.
Здесь их ждал еще один лысый человек. Казалось, Эфеб обладает бесконечным запасом тощих лысых мужчин в тогах. Этот мужчина улыбался, но только одними губами.
«Никому мы не нравимся», – подумал Брута.
– Полагаю, вы простите нас за эти незначительные неудобства, – промолвил тощий. – Меня зовут Аристократ. Я – секретарь тирана. Убедительная просьба оставить все оружие здесь.
Ворбис выпрямился во весь рост. Он был на голову выше эфеба. Его обычно бледное лицо побледнело еще больше.
– Но мы имеем право сохранить наше оружие! – воскликнул он. – Мы – посланцы в чужеземное государство!
– И тем не менее мы не какие-то там варвары, – мягко возразил Аристократ. – Здесь вам оружие не потребуется.
– Не варвары? – переспросил Ворбис. – А кто сжег наши корабли?!
Аристократ поднял руку.
– Этот вопрос будет обсуждаться в другое время. Я должен исполнить приятную обязанность показать вам ваши комнаты. Уверен, после столь длительного путешествия вам захочется отдохнуть. Вы имеете право ходить в пределах дворца где захотите. Если вы вознамеритесь заглянуть туда, где ваше присутствие нежелательно, стражники быстро и тактично сообщат вам об этом.
– А покинуть дворец мы можем? – холодно вопросил Ворбис.
Аристократ пожал плечами.
– Ворота охраняются, только когда идет война, – сказал он. – Если запомнили дорогу, можете ею воспользоваться. Но должен вас предупредить, что праздные прогулки по лабиринту вряд ли разумны. Наши предки отличались достойной сожаления подозрительностью и по причине этой врожденной недоверчивости установили множество ловушек, которые мы исключительно из уважения к традициям содержим в смазанном и взведенном состоянии. А сейчас не соблаговолите ли последовать за мной?..
Омниане старались держаться вместе, пока Аристократ показывал им дворец. Здесь было много фонтанов. Много садов. Тут и там люди сидели маленькими группками и не занимались ничем, кроме разговоров. Эфебы, казалось, имели весьма смутное представление о понятиях «снаружи» и «внутри» – за исключением, конечно, опоясывавшего дворец лабиринта, призванного четко определять разницу между этими словами.
– Опасность поджидает нас здесь на каждом углу, – тихо произнес Ворбис. – Любой человек, нарушивший дисциплину или вступивший в общение с местным населением, обязан будет объяснить свое поведение инквизиторам. И подробно.
Брута посмотрел на женщину, наполнявшую из колодца кувшин. Ничего воинственного в ее действиях он не углядел.
Он снова испытывал странное чувство раздвоенности. На поверхности находились мысли Бруты, которые полностью соответствовали образу мыслей, одобряемому Цитаделью. Это было гнездо безбожников и нечестивцев, мирская сущность которого служила плодородной почвой для инакомыслия и ереси. Несмотря на яркий солнечный свет, в действительности здесь правили тени.
Но несколько ниже расположились мысли Бруты, который наблюдал за Брутой изнутри…
Ворбис выглядел здесь чужим. Он был слишком резок и неприятен. И Бруте хотелось узнать побольше о городе, где гончар нисколько не удивляется, когда к нему подбегает голый и мокрый человечек и начинает чертить треугольники на стенах его лавки. Брута чувствовал себя большим пустым кувшином. А всякая пустая вещь требует наполнения.
– Это все твои проделки? – шепнул Брута.
Сидящий в коробе Ом посмотрел на форму мыслей Бруты и попытался быстренько что-нибудь придумать.
– Нет, – откликнулся он.
Это, по крайней мере, было правдой. Случалось ли такое раньше?
Неужели так оно и было тогда, в первые дни? Вероятно. А сейчас все было таким смутным, таким расплывчатым. Он не помнил сами мысли, помнил только их форму. Все было окрашено в яркие цвета, все росло не по дням, а по часам, он сам рос, мысли и разум, их вырабатывавший, развивались с одной скоростью. Неудивительно, что он забыл те времена. Это все равно как огонь пытался бы вспомнить форму языков пламени. Но ощущение – это он еще помнил…
С Брутой он ничего такого не делал. Брута делал все сам. Он начинал мыслить благочестиво. Начинал становиться пророком.
Эх, посоветоваться бы с кем-нибудь… С кем-нибудь понимающим.
Но он же в Эфебе, не так ли? В стране, где люди зарабатывают на жизнь тем, что пытаются все и вся понять.
Омниан разместили в небольших комнатах, расположенных вокруг центрального внутреннего двора. В центре двора бил фонтан и росла небольшая группа приятно пахнувших сосен. Легионеры подталкивали друг друга локтями. Люди считают, что солдаты думают только о сражениях, но серьезные профессиональные солдаты куда чаще думают о еде и теплом местечке для сна – потому что эти две вещи крайне редко встречаются в достатке, тогда как сражений хватает с лихвой.
В комнатушке Бруты стояли ваза с фруктами и блюда с холодным мясом. Но это потом, сначала нужно позаботиться о ближнем. Он вытащил Великого Бога из короба.
– Здесь есть фрукты, – сказал он. – А что это за ягоды?
– Виноград, – ответил Ом. – Из него делают вино.
– Ты уже упоминал это слово. Что оно значит?
Снаружи раздался крик.
– Брута!
– Это Ворбис. Нужно идти.
Ворбис стоял в центре своих покоев.
– Ты что-нибудь ел? – грозно вопросил он.
– Нет, господин.
– Фрукты и мясо, Брута. А сегодня – постный день. Нас пытаются оскорбить!
– Гм. Может, они не знают, что сегодня – постный день? – осмелился высказать свое мнение Брута.
– Невежество – тот же грех, – заявил Ворбис.
– Урн, VII, стих 4, – машинально определил Брута.
Ворбис улыбнулся и похлопал Бруту по плечу.