Философы выглядели несколько смущенными.
– А Фургул, Бог Снежных Лавин? – спросил Ибид. – Где находится линия снегов?
– В двухстах милях от нас, – ответил кто-то.
Философы немного подождали. Ничего не произошло.
– Пережиток устаревшей системы вероисповедания.
Стена ледяной белой смерти не спешила обрушиться на Эфеб.
– Глупая персонификация силы природы, – сказал один из философов уже несколько громче.
Все явно расслабились.
– Примитивное поклонение.
– Не дал бы за него и ломаного гроша.
– Простая рационализация неизвестного.
– Ха! Грубый вымысел, пустая болтовня для устрашения слабых и глупых!
Слова уже готовы были сорваться с языка Бруты, и он не сдержался:
– А здесь всегда так холодно? Я почему-то начинаю замерзать.
Философы разом отодвинулись подальше от Зенона.
– Хотя, если подумать, – сказал Зенон, – одного у Фургула не отнять, очень отзывчивый бог. Любит пошутить, как и всякий хороший… человек.
Он быстро огляделся. Спустя некоторое время философы успокоились и, казалось, совсем забыли о Бруте.
Только сейчас он смог по-настоящему осмотреть зал. В таверну он попал впервые в жизни, а это была именно таверна. Вдоль одной из стен тянулась стойка, а позади нее располагались обычные для эфебских забегаловок украшения: ряды кувшинов для вина, стеллажи с амфорами и веселые изображения весталок на картонных коробочках для соленого арахиса и козьего вяленого мяса, пришпиленных к стене в надежде на то, что в мире найдутся люди, которые начнут в массовом порядке скупать коробочки с орехами только ради того, чтобы посмотреть на картонный сосок.
– Что это такое? – прошептал Брута.
– Откуда я знаю? Выпусти меня, тогда скажу.
Брута открыл короб и вытащил черепашку. Слезящийся черепаший глаз осмотрел зал.
– О, типичная таверна, – подвел итог Ом. – Замечательно. Закажи мне блюдце того, что все здесь пьют.
– Таверна? Здесь пьют алкоголь?
– Очень на это надеюсь.
– Но… но… Семикнижье не менее семнадцати раз категорически призывает нас воздержаться от…
– Понятия не имею почему, – перебил его Ом. – Видишь человека, который протирает кружки? Просто подойди к нему и скажи: «Дай-ка мне…»
– Но вино делает разум человеческий бесплодным, так сказал пророк Урн. И…
– Повторяю еще раз! Я никогда не говорил ничего подобного! А теперь скажи этому человеку…
Но тут человек сам заговорил с Брутой. Словно по волшебству, он возник напротив него с другой стороны стойки, все еще протирая свою кружку.
– Добрый вечер, господин. Что желаешь?
– Я хотел бы выпить воды, – отчетливо произнес Брута.
– А для черепашки?
– Вина! – раздался голос Ома.
– Не знаю… – протянул Брута. – А что обычно пьют черепахи?
– Те, что живут у нас, обычно пьют молоко с крошками хлеба, – ответил хозяин таверны.
– И у вас здесь много черепах? – спросил Брута, стараясь не обращать внимания на отчаянные вопли Ома.
– Очень полезное с философской точки зрения животное. Обгоняет метамфорические стрелы, побеждает зайцев на бегах… Крайне полезное животное.
– Гм… Но у меня… у меня совсем нет денег, – смущенно признался Брута.
Хозяин чуть наклонился к нему:
– Знаешь, что я скажу… Декливитий только что поставил всем выпивку. Он и не заметит.
– Хлеб и молоко?
– О, спасибо, большое спасибо.
– У нас здесь все собираются, – сказал бармен, откидываясь назад. – Стоики. Циники. Циники любят выпить. Эпикурейцы. Сохастики. Анамаксандриты. Эпистемологи. Перипатетики. Синоптики. Все виды. Я лично всегда придерживался следующего мнения, – он взял очередную кружку и принялся ее протирать, – для создания мира все пригодятся.
– Хлеб и молоко! – заорал Ом. – Ты еще ощутишь на себе гнев божий, это я тебе обещаю. А теперь спроси у него о богах.
– Слушай, – нерешительно промолвил Брута, потягивая воду из кружки, – кто-нибудь из них разбирается в богах?
– С этим лучше обратиться к священнослужителю, – ответил бармен.
– Нет, я имею в виду… Кто такие боги… Как они появляются… В этом кто-нибудь разбирается? – спросил Брута, стараясь подстроиться под манеру речи хозяина таверны.
– Боги это не одобряют… – ответил тот. – Здесь уже случалось такое, когда кто-нибудь пропустит пару-другую кружечек. Космические размышления о том, существуют ли боги. А в следующий момент крышу пробивает молния. Ба-бах – и пара дымящихся сандалий. И еще записка: «Да, мы существуем». Подобные случаи отбивают всякий интерес к метафизическим размышлениям.
– Хлеб даже не свежий, – пробурчал Ом, погрузив нос в блюдце.
– Да нет, я знаю, что боги существуют, – поспешил развеять сомнения Брута. – Просто мне хочется побольше узнать о них.
Хозяин пожал плечами.
– Тогда отойди-ка вот от этих бутылок – они очень дорого стоят. А вообще, какая разница. Ничего не меняется – хоть сто лет пройдет, хоть двести.
Он взял очередную кружку и принялся ее полировать.
– Ты тоже философ? – удивился Брута.
– Пристает. Через какое-то время, – ответил хозяин таверны.
– Молоко кислое, – возмутился Ом. – Говорят, в Эфебе демократия. Черепахи здесь имеют право голоса?
– Вряд ли я найду здесь то, что ищу, – осторожно заметил Брута. – Э-э, прошу прощения, господин Продавец Напитков?
– Да?
– Что это за птица вошла сюда, когда упомянули Богиню, – он попытался вспомнить незнакомое слово, – Мудрости?
– Здесь есть небольшая проблема, – сказал хозяин. – Возникла небольшая путаница.
– Что-что?
– Это был пингвин.
– Это самая мудрая птица из всех?
– Нет, совсем нет, – пожал плечами хозяин таверны. – Чем-чем, а мудростью не славится. Среди птиц стоит на втором месте по непонятности. Говорят, умеет летать только под водой.
– Тогда почему же?..
– Мы неохотно говорим об этом, – откликнулся хозяин. – Людей это огорчает. Проклятый скульптор, так перепутать… – добавил он едва слышно.
У другого конца стойки философы опять затеяли драку.
Хозяин снова наклонился к Бруте:
– Сомневаюсь, что ты здесь чего-нибудь добьешься, если у тебя нет денег. Беседы с философами стоят недешево.
– Но… – начал было Брута.
– А есть еще расходы на мыло и воду. На полотенца, мочалки, пемзу, соли для ванн. Все суммируется.
Из блюдца раздалось бульканье, и украшенная молочными усами голова Ома повернулась к Бруте.
– У тебя что, совсем нет денег? – осведомился он.
– Совсем.
– Мы кровь из носу должны найти философа, – решительно заявила черепашка. – Я в нынешнем моем состоянии просто не могу думать, а ты вообще этого не умеешь. Нам нужно найти такого человека, который занимается этим постоянно.
– Конечно, можно попробовать обратиться к старому Дидактилосу… – предложил хозяин таверны. – Дешевле не бывает.
– Он что, пользуется самым дешевым мылом? – спросил Брута.
– Думаю, абсолютно не опасаясь впасть в противоречие, – важно промолвил хозяин, – можно сказать, что он вообще не пользуется мылом.
– Понятно, большое спасибо, – кивнул Брута.
– Спроси, где живет этот человек, – потребовал Ом.
– А где я могу найти господина Дидактилоса? – уточнил Брута.
– Во внутреннем дворе дворца. Рядом с библиотекой. Мимо него не пройдешь. Главное – доверься своему обонянию.
– Мы только что прибыли… – начал было Брута, но внутренний голос подсказал, что эту фразу заканчивать не стоит. – В общем, мы пойдем, – сказал он.
– Не забудь черепашку, – напомнил хозяин таверны. – Отличный суп из них получается.
– Да обратится все вино твое в воду! – пронзительно завопил Ом.
– И оно обратится? – спросил Брута, когда они вышли в ночь.
– Нет.
– Объясни еще раз, зачем мы ищем именно философа?
– Я хочу вернуть былую силу.
– Но все и так в тебя верят!
– Верующие в меня люди могут разговаривать со мной. И я им отвечаю. Не могу взять в толк, что же такое случилось. В Омнии ведь никаким другим богам не поклоняются?
– У нас такое не разрешается, – ответил Брута. – За этим следит квизиция.
– Ага, трудновато опуститься на колени, если у тебя их нет.
Брута остановился посреди пустынной улицы.
– Я тебя не понимаю!
– И правильно. Пути богов неисповедимы.
– Квизиция не дает нам сбиться с пути истинного! Она трудится во славу церкви!
– И ты в это веришь? – усмехнулась черепашка.
Задумавшись, Брута вдруг понял, что былая уверенность куда-то подевалась. Он открыл рот и тут же закрыл его – сказать было нечего.
– Пойдем, – ласково, как только мог, промолвил Ом. – Нам пора возвращаться.
Ом проснулся посреди ночи. С той стороны, где стояла кровать Бруты, доносился какой-то шум.
Брута снова молился.
Ом с любопытством прислушался. Молитвы… Когда-то их было так много… Так много, что молитву отдельного человека он не смог бы разобрать, даже если бы захотел, но это не имело никакого значения, потому что главным был этот космический шелест тысяч молившихся, веривших душ. А какая разница, что говорится в молитве?
Люди! Они жили в мире, где трава оставалась зеленой, цветы регулярно превращались во фрукты – но что именно производило на них наибольшее впечатление? Плачущие статуи. Вино, сделанное из воды! Обычный квантомеханический тоннельный эффект – это случилось бы в любом случае, если ты готов подождать несметное количество лет. Как будто превращение солнечного света в вино при помощи виноградной лозы, времени и энзимов менее впечатляюще и происходит повсеместно!
Но сейчас он лишен способности исполнять даже самые примитивные трюки, которыми владеет любой плохенький божок. Молния с силой искры на кошачьей шерсти – такой вряд ли кого поразишь. А в свое время он бил крепко и наверняка… Тогда как в нынешние дни Ом мог разве что пройти сквозь воду и накормить одного-единственного человека.
Молитва Бруты была мелодией флейты в мире тишины.