Хотя приятно, что книжки все-таки не сгорели.
Брута проснулся с запахом моря в ноздрях.
По крайней мере, люди называют это запахом моря, хотя на самом деле так воняют тухлая рыба и гнилые водоросли.
Он лежал в какой-то хижине. Свет, проникавший через одно незастекленное окно, был красным и мерцающим. Одна стена отсутствовала, и хижина стояла прямо над водой. Красноватый свет озарял группу столпившихся вокруг чего-то людей.
Брута осторожно проверил содержимое памяти. Вроде бы все было на месте, свитки библиотеки аккуратно хранились в голове. Слова по-прежнему оставались бессмысленными, но картинки были интересными. По крайней мере, более интересными, чем все остальное, хранившееся в памяти.
Он осторожно сел.
– Наконец-то ты проснулся, – в его голове раздался голос Ома. – Чувствуешь себя несколько заполненным, да? Нет ощущения, что превратился в книжную полку? Словно повсюду в голове развешаны таблички с надписью «ТИШЕ!»… Чего ради ты надрывался?
– Я… Не знаю. Мне казалось, что это нужно сделать. Ты где?
– Твой друг легионер засунул меня в ранец. Кстати, спасибо, что так заботишься обо мне.
Брута с трудом поднялся на ноги. На мгновение мир закрутился вокруг, добавив третью астрономическую теорию к тем двум, что так занимали умы местных мыслителей.
Он выглянул в окно. Источником красного света оказался огонь, бушующий над Эфебом, а самое яркое пламя пылало над библиотекой.
– Партизанская война, – пояснил Ом. – Сражаются даже рабы. Не могу понять почему. Другой бы решил, что они подпрыгнут от радости, получив возможность отомстить злым хозяевам, так нет ведь…
– Полагаю, у рабов Эфеба был шанс стать свободными, – предположил Брута.
В другом углу хижины раздалось шипение, за которым последовал какой-то металлический шум. Потом Брута услышал радостный голос Бедна:
– Я же говорил. Обычный засор в трубках. Давайте-ка добавим топлива.
Брута заковылял к группке людей.
Они толпились вокруг некоего суденышка. По форме оно напоминало обычную лодку с острым носом и тупой кормой. Только мачты не было. Зато был большой шар цвета меди, водруженный на деревянную конструкцию ближе к корме. Под шаром была установлена железная корзинка, в которой кто-то развел огонь.
Шар неторопливо вращался на раме, окутанный облаком пара.
– Я уже видел это, – сказал Брута. – В «Де Келониан Мобиле». Там был чертеж.
– А, наша ходячая библиотека, – произнес Дидактилос. – Да. Ты прав. Наглядная иллюстрация принципа реактивности. Только я никогда не просил Бедна изготовить настолько большую модель. Вот что получается, когда думаешь не головой, а руками.
– На прошлой неделе ночью я обошел на ней маяк, – похвастался Бедн. – Никаких проблем.
– Анк-Морпорк находится значительно дальше, – задумчиво промолвил Симони.
– Да, расстояние до него превышает расстояние между Эфебом и Омнией в пять раз, – мрачно констатировал Брута. – В одном свитке содержались карты, – добавил он.
Пар обжигающими клубами поднимался от вращавшегося шара. Сейчас, подойдя ближе, Брута рассмотрел с полдюжины коротких весел, соединенных звездой за шаром и нависавших над кормой лодки. Деревянные шестерни и бесконечные ремни заполняли пространство между шаром и колесом. Шар вращался, весла рубили воздух.
– Как это работает? – спросил он.
– Очень просто, – начал объяснять Бедн, – огонь нагре…
– У нас нет времени, – прервал его Симони.
– …Нагревает воду, и она начинает сердиться, – продолжал ученик философа. – Поэтому она вырывается из шара через эти четыре сопла, чтобы убежать от огня. Струи пара вращают шар, а шестерни и винтовой механизм Легибия передают вращение на гребное колесо, которое тоже вращается и перемещает лодку по воде.
– Очень философский принцип, – заметил Дидактилос.
Брута почувствовал себя обязанным встать на защиту омнианского прогресса.
– Великие двери Цитадели весят много тонн, а открываются одной силой веры, – сказал он. – И распахиваются, стоит к ним только прикоснуться.
– Интересно было бы взглянуть на такое, – хмыкнул Бедн.
Брута ощутил приступ греховной гордости от того, что в Омнии еще осталось чем гордиться.
– Наверное, очень хорошая сбалансированность и гидравлика.
– О.
Симони задумчиво ткнул в механизм мечом.
– Другого варианта точно нет? – спросил он.
Бедн замахал руками.
– Ты имеешь в виду, а не создать ли нам могучий корабль, который бороздил бы темное, как вино, море без всякой помощи…
– Я думал о суше, – оборвал его Симони. – О какой-нибудь обычной телеге…
– Нет никакого смысла ставить лодку на телегу.
Глаза Симони заблестели так, словно он увидел будущее и это будущее было заковано в броню.
– Гм-м, – только и сказал он.
– Мысль неплохая, – заметил Дидактилос, – но совсем не философская.
– А куда подевался наш жрец?
– Я здесь, но я не…
– Как ты себя чувствуешь? Ты буквально погас, прям как свечка.
– Сейчас мне… лучше.
– Только что стоял на ногах, а потом вдруг бряк, и тебя можно как затычку от сквозняков использовать!
– Мне значительно лучше.
– С тобой такое часто случается, да?
– Иногда.
– Свитки помнишь?
– Думаю… да. А кто поджег библиотеку?
Бедн поднял голову от механизма.
– Он, – ответил юноша.
Брута уставился на Дидактилоса.
– Ты поджег собственную библиотеку?
– Только я имел на это право, – объяснил философ. – Кроме того, так она не досталась Ворбису.
– Что?
– Предположим, он изучил бы свитки. Он и так достаточно скверный человек, но превратился бы в еще более скверного, впитав все знания, что там хранились.
– Он ни за что не стал бы их читать, – сказал Брута.
– Ошибаешься. Я знаю людей подобного рода, – возразил Дидактилос. – Сама благочестивость на людях, а в частной жизни – сплошной порок и потакание собственным желаниям.
– Только не Ворбис, – с абсолютной уверенностью произнес Брута. – Он не стал бы их читать.
– Пусть будет по-твоему, – согласился Дидактилос. – Но я поступил так, как следовало поступить.
Бедн, подложив дров на решетку под шаром, отошел от лодки.
– А мы поместимся на ней?
Брута устроился на грубой скамье в районе склянки – или как там это называлось у лодки. В воздухе пахло горячей водой.
– Ну ладно… – промолвил Бедн и потянул рычаг.
Вращавшиеся лопасти ударили по воде, последовал рывок, и, выбрасывая облака пара, лодка бодро заскользила по воде.
– И какое же имя ты дал этому суденышку? – спросил Дидактилос.
Бедн выглядел удивленным.
– Имя? – переспросил он. – Это лодка, вещь, из рода неодушевленных вещей. Имя ей не требуется.
– Имена имеют философский смысл, – несколько раздраженно возразил Дидактилос. – И нужно было разбить об нее амфору с вином.
– Ага, щас, я лучше выпью его.
Лодка с пыхтением вышла из сарая в темную бухту. С одной стороны горела эфебская галера. Весь город охватили языки пламени.
– Значит, у тебя есть амфора с вином? – спросил Дидактилос.
– Да.
– Передай ее мне.
Лодка оставляла за собой белый след. Вертелись лопасти.
– Ни ветра, ни гребцов! – возбужденно воскликнул Симони. – Бедн, ты хоть понимаешь, что изобрел?
– Конечно. Принцип работы удивительно прост, – ответил Бедн.
– Я имел в виду не это, а то, чего можно добиться при помощи этой силы!
Бедн в огонь подложил очередное полено.
– Я просто заставляю тепло работать, – пояснил он. – Полагаю, с его помощью… можно перекачивать воду. Молоть зерно, когда нет ветра. Еще что-нибудь такое. Ты это имел в виду?
Сержант Симони замялся.
– Э, ага, – наконец выдавил он. – Что-то вроде.
– Ом, – прошептал Брута.
– Да?
– Ты в порядке?
– Здесь воняет, как в ранце у легионера. Вытащи меня.
Медный шар с сумасшедшей скоростью вращался над огнем. Он блестел почти так же ярко, как глаза Симони.
– А можно я заберу свою черепашку?
Симони горько рассмеялся.
– Говорят, из них получается вкусный суп, – ответил он, но достал черепашку из ранца.
– Ну да, я об этом уже слышал, – кивнул Брута, а потом понизил голос до шепота: – Что за место этот Анк?
– Город миллиона душ, – ответил голос Ома, – многие из которых, к сожалению, все еще занимают тела. И тысяч религий. Там есть даже Храм Мелких Богов! Похоже, люди там не испытывают связанных с верой неудобств. Неплохое место для того, чтобы начать все заново. С моими мозгами и твоей… в общем, с моими мозгами мы быстро добьемся успеха.
– Ты что, не хочешь возвращаться в Омнию?
– Не вижу в этом особого смысла, – откликнулся Ом. – Всегда существует возможность свергнуть уже признанного бога. Людям бог надоедает, им хочется перемен. Но самого себя свергнуть невозможно, верно?
– Ты с кем это разговариваешь, а, жрец? – с подозрением осведомился Симони.
– Я… молился.
– Ха! Ому? С таким же успехом мог бы помолиться своей черепашке.
– Ага.
– Мне стыдно за Омнию, – продолжил Симони. – Посмотри на нас. Увязли в прошлом. Погрязли в репрессивном единобожии. Нас отвергли все соседи. Какая польза от нашего Великого Бога? Боги? Ха!
– Осторожно. Осторожно, – перебил Дидактилос. – Вокруг нас морская вода, а ты к тому же в доспехах.
– О других богах я ничего не говорю, – быстро произнес Симони. – У меня нет на это права. Но Ом? Страшилище, выдуманное квизицией! Если он существует, то пусть поразит меня здесь и сейчас!
Симони обнажил меч и поднял его над головой.
Ом мирно сидел на коленях у Бруты.
– А мне нравится этот парень, – хмыкнул он. – Очень похож на того же верующего. Это как любовь и ненависть, понимаешь, что я имею в виду?
Симони убрал меч в ножны.
– Следовательно, я отвергаю Ома, – возвестил он.
– Да, но есть ли у тебя альтернатива?
– Философия! Практическая философия! Такая, как двигатель Бедна. Она пинками и воплями загонит Омнию в столетие Летучей Мыши!