Кроме того, в холостяцком доме Окубаты наверняка не найдётся каких-нибудь нужных вещей, и О-Хару всегда сможет захватить их из Асии. С этими словами Юкико пошла собираться и, немного поев на дорогу, вместе с О-Хару отправилась в Нисиномию. Как видно, не желая ставить Сатико в трудное положение, она не стала спрашивать, согласна ли та её отпустить. Сатико же, полностью согласная с сестрой, не сделала попытки её удержать.
Когда, вернувшись из школы, Эцуко спросила: «А где же Юкико?» — мать в самой что ни на есть будничной манере объяснила, что она отправилась на укол, а оттуда за покупками в Кобэ.
Но для Тэйноскэ, конечно же, эта версия не годилась, и Сатико была вынуждена рассказать ему всё как есть, начиная с болезни Таэко и кончая решением Юкико ехать к ней в Нисиномию. Тэйноскэ нахмурился, но не произнёс ни слова. Да и что он мог сказать в этой ситуации?
За ужином Эцуко спросила, отчего до сих пор нет «сестрички», и Сатико не могла уже больше скрывать от неё правду. Кой-сан заболела, сказала она, и Юкико поехала ухаживать за ней. Но Эцуко хотела знать больше. «Где находится Кой-сан? — выпытывала она у матери. — Что с ней?» — «Кой-сан находится у себя на квартире, — начиная терять терпение, отвечала Сатико. — Она совсем одна, и поэтому Юкико поехала к ней. Ничего серьёзного с ней нет, так что успокойся, пожалуйста».
Девочка умолкла. Стараясь отвлечь внимание дочери от этой темы, Тэйноскэ и Сатико принялись расспрашивать её о занятиях в школе, но та отвечала неохотно и время от времени украдкой поглядывала на родителей. Хотя Сатико и Юкико пытались представить дело так, будто Кой-сан не живёт дома, потому что у неё много работы в студии, девочка, без сомнения, многое знала от О-Хару, и это, в общем-то, устраивало Сатико.
Через несколько дней после этого, видя, что Юкико всё не возвращается, девочка учинила допрос О-Хару, и та, как видно, сообщила ей кое-какие подробности. И вот однажды Эцуко подошла к матери и с явным укором сказала:
— Почему ты не забираешь Кой-сан домой? Вели немедленно привезти её сюда!
Сатико обомлела.
— Не волнуйся, Эттян, — принялась она успокаивать дочь. — Ты же знаешь, мы с Юкико никогда не оставим её в беде. Так что беспокоиться тебе не о чем. И вообще, детям не полагается вмешиваться в такие дела.
Но Эцуко была не на шутку встревожена.
— Как ты можешь держать её в таком месте? — кричала она. — Неужели тебе ни капельки её не жалко? Бедная Кой-сан! Она там умрёт!
Состояние Таэко и в самом деле внушало серьёзные опасения. Ей становилось всё хуже. Теперь, когда рядом с нею была Юкико, не приходилось сомневаться в том, что ей обеспечен самый лучший уход, и тем не менее, по сообщениям О-Хару, Таэко с каждым днём теряла силы. Наконец из Осаки пришёл результат анализа: в кишечнике больной обнаружены возбудители дизентерии, причём наиболее вредоносные. К тому же в последнее время у Таэко наблюдались странные скачки температуры: то она поднималась чуть ли не под сорок, то вдруг падала.
Возможно, в какой-то степени это объяснялось тем, что Таэко стала принимать закрепляющие средства. Стоило ей выпить лекарство, как её начинало знобить и лихорадить, когда же её снова слабило, жар спадал, но зато она испытывала страшные боли в животе. За последние день-два она совсем ослабела. А когда доктор сказал к тому же, что у неё начинает сдавать сердце, Юкико совершенно потеряла покой. Удастся ли вообще Кой-сан выкарабкаться из этой болезни? Похоже, это не просто дизентерия; быть может, возникло какое-то осложнение. Она спросила у доктора, не стоит ли ввести больной раствор Рингера или витакамфару, но тот сказал, что пока он не видит в этом необходимости.
Между тем Юкико была уверена, что доктор Кусида на его месте давно уже назначил бы уколы. Она высказала свои опасения сиделке, и та объяснила, что доктор Сайто, как и его отец, относится к уколам с предубеждением и назначает их только в самых крайних случаях.
«Госпожа Юкико считает, — сказала хозяйке О-Хару, приехав в очередной раз в Асию, — что нужно поскорее пригласить доктора Кусиду. Сейчас, мол, не тот случай, чтобы думать о приличиях. Она очень просит вас приехать в Нисиномию». К этому О-Хару добавила, что за последние пять-шесть дней Кой-сан совсем исхудала и до того изменилась, что барыня, наверное, её и не узнает.
Ещё совсем недавно Сатико, наверное, побоялась бы навестить сестру из опасения рассердить мужа, кроме того, она всегда боялась инфекций. Но сегодня она не раздумывая согласилась сию же минуту ехать в Нисиномию, но сначала решила всё-таки позвонить доктору Кусиде.
Объяснив ему в нескольких словах суть дела (Таэко была в гостях у знакомых в Нисиномии и там неожиданно заболела, по ряду причин забрать её домой они сейчас не могут, лечит Таэко тамошний доктор по фамилии Сайто, болезнь протекает так-то и так-то), Сатико спросила доктора Кусиду, что он советует предпринять в данной ситуации. «В таких случаях, — ответил доктор Кусида со свойственной ему доброжелательностью, — следует вводить больному раствор Рингера и камфару, иначе у него наступает быстрый упадок сил. Вы должны настоять на том, чтобы ваш доктор начал уколы, пока не поздно». — «Возможно, нам придётся побеспокоить вас, доктор Кусида. Вы не откажете в любезности посмотреть Таэко?» — «Разумеется, — сказал тот. — Я немного знаком с доктором Сайто. Если он не станет возражать, я в любое время приеду и посмотрю вашу сестру».
Положив трубку, Сатико вместе с О-Хару села в ожидавшую их у ворот машину. Проехав мост Нарихирабаси, они вдруг увидели за оградой одного из особняков, стоящих вдоль горного склона, великолепную сакуру, сплошь усыпанную цветами.
— Вот красота-то… — невольно вырывалось у О-Хару.
— Да. Эта сакура всегда зацветает раньше других, — откликнулась Сатико.
Над залитым солнцем шоссе мягко струился прогретый весенний воздух. В сумятице и тревогах о сестре Сатико и не заметила, что наступил апрель. Пройдёт ещё дней десять — и повсюду расцветёт сакура. Только удастся ли им, как всегда, всей семьёй отправиться в Киото? Вот была бы радость! Но нет, Сатико понимала, что даже при самых благоприятных прогнозах так скоро сестра не поднимется. Тогда, быть может, они успеют полюбоваться хотя бы поздней сакурой в Омуро?.. Как странно, в прошлом году Эцуко заболела скарлатиной тоже в апреле. Правда, это было уже после поездки в Киото, но из-за её болезни Сатико пропустила выступление Кикугоро. Скоро он снова приезжает в Осаку и будет исполнять «Девушку с глициниями». Сатико так хотела побывать на этом спектакле! Неужели и на сей раз ей это не удастся?
Машина свернула на набережную. Вдали, окутанная дымкой, высилась Кабутояма — Шлем-гора.
20
Услыхав шум мотора остановившейся перед домом машины, Окубата и Юкико поспешили спуститься вниз. В прихожей Окубата сделал Сатико знак, что хочет с нею поговорить, и повёл её в дальнюю комнату.
— Извините, что сразу же перехожу к делу, но мне нужно кое-что вам сообщить…
И Окубата рассказал Сатико следующее. Только что приезжал доктор Сайто. Когда Окубата вышел его проводить, доктор покачал головой и сказал, что состояние Таэко нельзя признать удовлетворительным. Сердечная деятельность в значительной степени ослаблена. Кроме того, сегодня ему показалось, что у больной увеличена печень. Кое-какие симптомы указывают на то, что у неё начался абсцесс печени. «Что это такое?» — спросил Окубата. Это заболевание, при котором на печени образуются гнойники, объяснил доктор. Резкие перепады температуры, лихорадка и озноб служат характерным признаком именно этого заболевания. При дизентерии таких симптомов, как правило, не наблюдается.
Однако полной уверенности в этом диагнозе у него нет, сказал доктор Сайто, поэтому он считал бы целесообразным пригласить консультанта из клиники при Осакском университете. В ответ на дальнейшие расспросы Окубаты доктор объяснил, что возбудителями этого заболевания служат бактерии, попадающие в печень при поражении какого-либо другого органа, например, кишечника, как в случае дизентерии. Если очаг воспаления единичен, болезнь легко поддаётся лечению, если же таких очагов в печени образуется много, бороться с нею подчас оказывается очень трудно. Опять-таки, если гнойник лопается и гной по желчным протокам попадает в кишечник, это неопасно, но если он проникает в плевральную или брюшную полость, спасти больного в подавляющем большинстве случаев не удаётся. Хотя доктор Сайто избегал прямых утверждений, Окубате было совершенно ясно, что он не сомневается в правильности своего диагноза.
Выслушав Окубату, а потом и Юкико, которая добавила к его рассказу кое-какие подробности, Сатико попросила проводить её к больной.
Таэко лежала наверху, в небольшой комнатушке с балкончиком, выходящим на южную сторону. Хотя полы здесь были покрыты циновками, комната мало походила на японскую, традиционная ниша в ней отсутствовала, стены и потолок были выкрашены белой краской, а дверь крепилась на петлях, как в европейских домах.[105] Вся мебель состояла из стенного шкафа да треугольной этажерки в углу, которую украшали заляпанный воском старинный подсвечник, несколько безделушек, купленных, должно быть, на какой-нибудь барахолке, и заметно выгоревшая французская куколка работы Таэко. На стене висела картина на стекле кисти Нарасигэ Коидэ.[106] Комната имела бы до крайности неприглядный вид, если бы не пуховое одеяло с верхом из алого крепдешина в крупную белую клетку, которым была укрыта больная. Сквозь стёкла большой, почти в два метра шириною, раздвижной двери балкона в комнату лился яркий солнечный свет, и в его лучах ткань одеяла пламенела, точно целая охапка изысканных цветов.
Таэко лежала на правом боку и неотрывно смотрела на дверь, в которой вот-вот должна была появиться Сатико. Жар, по-видимому, немного упал. Помня слова О-Хару о том, как сильно изменилась сестра, Сатико боялась этой встречи, но, к счастью, Таэко показалась ей не настолько измождённой, как она себе представляла. И всё же болезнь, без сомнения, оставила свой след. Круглое лицо Таэко осунулось и как бы удлинилось, смуглая кожа приобрела ещё более тёмный оттенок, глаза казались огромными.