Между тем дождь разошёлся не на шутку.
— Как же быть? Под таким ливнем я не доберусь до дома…
— Вот и не надо торопиться. Когда дождь поутихнет, мы выйдем вместе. Посидите ещё немного.
В это время распахнулась дверь, и в комнату, где они сидели, вбежал запыхавшийся сын г-жи Тамаки, десятилетний Хироси.
— Почему ты не в школе? — удивилась г-жа Тамаки.
— У нас отменили занятия, всех распустили по домам. Сказали, что, если начнётся наводнение, будет трудно добраться до дома.
— И что же? Неужели и впрямь, начнётся наводнение? — воскликнула г-жа Тамаки.
— Что ты говоришь, мама! Оно уже началось! Я всю дорогу бежал со всех ног, чтобы вода меня не догнала!
Не успел Хироси это сказать, как поток мутной воды с устрашающим рёвом хлынул во двор. Г-жа Тамаки вместе с Таэко бросилась запирать дверь. В это время в коридоре, на другой половине дома послышался гул, как бывает во время прилива: в дверь, через которую вошёл Хироси, хлестала вода.
Насилу закрыв дверь, все трое привалились к ней спинами, слушая, как злобно стучится в неё вода, а затем принялись сооружать баррикаду из столов, стульев и кресел. На какое-то время им удалось преградить путь воде, но вскоре Хироси, забравшийся с ногами в одно из придвинутых к двери кресел, издал громкий вопль: дверь внезапно распахнулась, и он вместе со своим креслом поплыл по комнате.
— Ой, какой ужас! — воскликнула г-жа Тамаки. — Надо поскорее убрать пластинки, а то они намокнут.
Все трое бросились перекладывать патефонные пластинки из шкафа на пианино. В воде, которая вскоре стала доходить им почти до пояса, плавали три хиленьких столика, стеклянный сосуд для приготовления кофе, сахарница, ваза с гвоздиками.
— Таэко-сан, как быть с куклой? — спросила г-жа Тамаки, указывая на стоящую на каминной полке куклу во французском стиле, подарок Таэко.
— По-моему, с ней ничего не случится, — ответила Таэко, — вода вряд ли туда достанет.
В ту пору они ещё не понимали всей серьёзности положения. Они весело переговаривались между собой и даже рассмеялись, когда Хироси, пытаясь ухватить уплывающий от него портфель, задел головой угол радиоприёмника, который вместо того, чтобы стоять на своём месте, покачивался на воде. Однако уже через какие-нибудь полчаса всем стало не до смеха. Как вспоминала потом Таэко, в мгновение ока вода поднялась ей по грудь. Ухватившись за штору, она прижалась к стене, и в этот миг в воду упала, как видно задетая шторой, картина. Г-жа Тамаки очень дорожила ею, это был «Портрет Рэйко» кисти художника Кисиды Рюсэя. Теперь эта картина, покачиваясь на воде, медленно перемещалась в угол комнаты, и им ничего не оставалось, как с грустью провожать её взглядом.
— Хироси, как ты там? — спросила г-жа Тамаки, не скрывая тревоги.
— Ничего, — пробормотал мальчик, влезая на пианино; ему было уже трудно устоять на ногах. Таэко вдруг вспомнился эпизод из европейского кинофильма, который она видела ещё в детстве: один из главных героев, сыщик, попадает в какое-то глухое подземелье, куда начинает просачиваться вода, с каждым мигом поднимаясь всё выше и выше…
Таэко, г-жа Тамаки и Хироси оказались в разных концах комнаты: Таэко — у окна, мальчик — на пианино у противоположной стены, а его мать забралась на обеденный стол, который поначалу был придвинут к двери, а теперь, подталкиваемый водой, вернулся на середину комнаты. Поняв, что скоро и она не сможет удержаться в прежнем положении, Таэко покрепче ухватилась за штору, стараясь нащупать ногой какую-нибудь опору. К счастью, поблизости оказался один из столиков, на который она в конце концов взобралась, неловким движением опрокинув его набок.
Как стало ясно позднее, вода принесла с собой много песка, из-за которого вещи словно прирастали к полу. После наводнения, когда вода схлынула, столы и стулья невозможно было сдвинуть с места. Многие дома уцелели только благодаря набившемуся внутрь песку, который своей тяжестью намертво прижал их к земле.
Нельзя сказать, что Таэко не приходила в голову мысль попытаться выбраться наружу. Она вполне могла бы, например, разбить окно (из-за дождя оно было закрыто, только фрамуга оставалась чуточку приоткрытой). И внутри и снаружи уровень воды был примерно одинаков, но если в комнате стояло мутное болото, то за окном, на дворе, нёсся бешеный поток. Кроме увитого глициниями решётчатого навеса, примерно в полутора метрах от окна, поблизости во дворе не было никаких деревьев или строений, которые могли бы послужить для них временным прибежищем. Если бы только им удалось каким-то образом добраться до этого навеса, они были бы спасены, но разве мыслимо добраться туда при таком сильном течении?
Хироси, стоя на пианино, провёл рукой по потолку. Конечно, если б им удалось пробить потолок и выбраться на крышу, это был бы самый верный путь к спасению. Но двум женщинам и ребёнку такое было явно не под силу.
— Мама, а где Канэя? — вдруг спросил Хироси, вспомнив про служанку.
— Не знаю, она была у себя в комнате, — ответила г-жа Тамаки.
— С ней что-то случилось. Иначе она подала бы голос…
На этот раз г-жа Тамаки ничего не ответила. Все трое в молчании глядели на разделяющую их воду, успевшую подняться ещё выше, — до потолка оставалось едва ли более метра. Таэко наконец сумела вернуть в обычное положение служивший ей опорой столик (это было совсем непросто, потому что он врос в песок) и ухватиться за укреплённый под самым потолком карниз, но даже при этом вода доходила ей до подбородка. Г-жа Тамаки тоже стояла в воде по самое горло; к счастью, прямо над головой у неё оказался висевший на трёх массивных цепях дюралевый светильник, за который она могла ухватиться, когда рисковала потерять равновесие.
— Мама, я умру? — проговорил Хироси.
Г-жа Тамаки не ответила, и тогда мальчик снова сказал:
— Я знаю, все мы умрём. Да, мама?
— Не говори глупости… — едва слышно пробормотала г-жа Тамаки. Она сказала что-то ещё, но что именно, было не разобрать. По-видимому, она не знала, что ответить сыну. Глядя на неё, Таэко подумала: такое вот лицо должно быть у человека, приговорённого к смерти. И у неё самой сейчас наверняка точно такое же лицо. И ещё она почувствовала: когда человек осознаёт, что обречён на гибель и спасения нет, он перестаёт испытывать страх и становится удивительно спокойным…
Таэко не знала, сколько времени она простояла так у окна. Ей казалось, что очень долго — часа три, а может быть, даже четыре. На самом же деле прошло меньше часа. В щель, образуемую приоткрытой фрамугой, стала проникать вода. Уцепившись одной рукой за штору, Таэко собрала все силы и принялась закрывать фрамугу. В это самое время, или нет, даже чуточку раньше, она услышала шаги на крыше. Уже в следующий миг какой-то человек ловко перепрыгнул с крыши на решётчатый навес. Таэко и ахнуть не успела, как он подобрался к самому краю навеса и, уцепившись за него, повис над водой. Крепко держась за навес одной рукой — иначе его тотчас унесло бы течением, — он повернулся лицом к окну и, увидев Таэко, стал быстро двигаться в воде. Сначала Таэко не могла сообразить, что он собирается сделать, но потом догадалась: держась одной рукой за край навеса, другой он пытался дотянуться до окна. Незнакомец был в кожаной куртке и кожаном авиаторском шлеме, из-под которого виднелись одни глаза. Только тут Таэко поняла, что это никто иной, как фотограф Итакура.
Неудивительно, что Таэко узнала Итакуру не сразу. Никогда прежде ей не приходилось видеть его в этой кожаной куртке и в этом шлеме, наполовину закрывавшем лицо. Да и могло ли ей прийти в голову, что в эту минуту здесь появится Итакура? К тому же сквозь густую завесу дождя и брызг вообще трудно было что-либо разглядеть. А главное — Таэко пребывала в таком состоянии, что не вполне отдавала себе отчёт в происходящем.
— Итакура-сан! Итакура-сан! — во весь голос закричала Таэко. Она обращалась не столько к самому Итакуре, сколько к находившимся в комнате г-же Тамаки и Хироси, — ей хотелось дать им понять, что пришла помощь. Вслед за тем она из последних сил принялась уже не закрывать, как минуту назад, а, напротив, открывать с трудом подающуюся фрамугу, чтобы выбраться через неё наружу. Наконец после нескольких попыток ей это удалось. Таэко свесилась из окна, ухватилась правой рукой за протянутую ей руку Итакуры и сразу же всем телом ощутила яростную силу потока. Левой рукой она всё ещё сжимала карниз, хотя с каждым мигом это становилось всё труднее.
— Отпустите руку! — послышался приказ Итакуры. Это были его первые слова. — Держитесь за меня, а другую руку отпустите!
«Будь что будет», — подумала Таэко, повинуясь приказу Итакуры. В первый момент ей показалось, что её вот-вот унесёт течением, но уже в следующее мгновенье Итакура рывком подтянул её к себе. (Позднее он говорил, что и не подозревал в себе такой силы.)
— Хватайтесь за край навеса, как я, — снова скомандовал Итакура. Таэко ухватилась обеими руками за край решётчатого навеса, но ей было страшно, гораздо страшнее, чем тогда, в комнате.
— Нет, не могу… Меня сносит водой.
— Потерпите ещё немного. Только не отпускайте руки. Держитесь крепче. — Наконец-то справившись с течением, Итакура вскарабкался на навес, раздвинул ветви глициний и в образовавшееся отверстие втащил Таэко наверх.
Первой мыслью Таэко было: «Ну вот, я и спасена». Конечно, никакой уверенности в том, что вода не поднимется до навеса, быть не могло, и всё же при необходимости отсюда уже можно было перебраться на крышу, — во всяком случае, Итакура что-нибудь придумает. Находясь в замкнутом пространстве комнаты, Таэко и представить себе не могла, что творится вокруг. Теперь же она ясно видела, какие страшные перемены произошли за эти два часа. Её взору предстало то же самое зрелище, которое наблюдал Тэйноскэ с железнодорожного моста в Танаке, — широко разлившееся море.
Но если Тэйноскэ глядел на это море с восточного берега, то Таэко находилась почти в самой его середине, а со всех сторон от неё вздымались огромные волны. Ещё минуту назад она думала, что спасена, но теперь, глядя, как буйствует взбесившаяся стихия, она понимала, что спасения нет, им никогда отсюда не выбраться. Вспомнив о г-же Тамаки и Хироси, она сказала Итакуре: