– Почему нет? Найдём сердобольного крестьянина, вдову на отшибе, мир не без добрых людей. Отсидимся – и дальше в путь.
Солнце в высшей точке, покатилось по небосводу на закат.
– Придётся рассказать по дороге. Пора выбираться из пожарища, пока дым глаза не выел.
Эритор щёлкнул вожжами, лошадка с опаской ставит копыто, глаза завязаны. Воз тяжело вкатился на ровное место, поле вокруг чёрное, серые дымки свиваются в тугие спирали. Раскалённый воздух дрожит и за сто шагов расплылось в мареве, ничего не видать.
– Клянись сыном сохранить в тайне! Обещай, что поможешь, это очень важно, важнее всего что было!
– О чём ты, не понимаю!
– Просто – клянись. Хранить секрет, пока мы в пути, тебе ничего не стоит, а там решишь как поступить.
Унрулия кивнула, мелко и с рассеянным видом, как приветствуют прислугу. Я помедлил, подбирая слова.
– Явился чародей и сообщил: через три дня на гору падёт Золотой Талисман. Талисман – это не какой-то там амулет, могучий артефакт, подозреваю, наполнен океаном магии! Хватит очень надолго. Силы Фитца тоже проистекают от какого-то артефакта, вряд ли от талисмана, иначе бы не сидел в промозглой башне крохотного королевства. Чем хуже я, почему должен довольствоваться крохами с господского плеча?! Добуду свой. Без магии я – никто.
Губы Унрулии превратились в тонкую линию.
– Зря на себя наговариваешь. В лесу сам справился с бандой разбойников! Старик не в счёт. Упадёт твоя железяка, Талисман, и что? Пусть себе лежит, поправишься – заберём.
Сердце радостно застучало.
– Нельзя медлить! Роуди, да и Хольстер знают, подслушали чародея, могут быть на полпути. Чародей тот сам не из молчунов, другим разболтает!
– Кто такие?
– Коллеги по колдовской башне. Бывшие, чтоб им провалиться, предателям!
– Талисман способен исцелить? Не верю я внезапным чародеям.
Эритор быстро глянул через плечо.
– Исцеление – необходимая мелочь. Что-то заставляет верить: чародей не обманывает, Талисман даст даже больше, чем смею надеяться. Я всегда стремился к магии, да не к фокусам с амулетами! К истинной первородной силе, помнишь легенду о Симарине? Помоги, я в долгу не останусь! На меня положиться можно, сами видели.
Унрулия с улыбкой протянула руку.
– Я верю тебе. Надеюсь, поправишься, прежде чем придётся затаскивать на гору!
– Ура! – вскричал Эритор, вскочил, на лице восторг. Лошадка дёрнула с перепугу, Эритор кувыркнулся к нам через облучок.
Я пожал узкую ладонь, приятно прохладную. Стоило пальцам соприкоснуться, ледяная волна метнулась от кончиков вверх по кисти, стрельнула в локоть, в плечо и наконец в голову. Чувства остекленели, замерло и всё вокруг. Я словно воспарил и смотрю тысячью глаз. Ритмичные удары сотрясают бесплотного меня, с каждым тактом вдвое растёт тяжесть, но давит не сверху – со всех сторон! Пытается ужать такого огромного в маленькое тело, что трясётся внизу на телеге.
Чувства рывком вернулись к обычным. Колёсная ось никак не договорится с шириной колеи, я лежу на неудобном и жёстком, в затылке пульсирует. Разлепил глаза, на фоне болезненно яркого неба чёрный ореол волос, непокорные пряди щекочут мою шею, тонкий чужой запах действует получше нашатыря. Унрулия встретилась взглядом и отпрянула.
– Виллейн, что с тобой?!
– Н-не знаю. Всё в порядке.
– Повалился как сноп, смотри – шишка! Надышался больше всех, сидишь понизу. Надо выбираться из дыма.
Кряхтя как дед, привалился обратно к борту телеги. Отъехали далеко, догоняем пламя.
– Я что-нибудь бормотал?
Унрулия запустила пальцы в причёску, пара изящных движений – и женская магия сработала – даже на мой, далёкий от благоглупостей взгляд – лучше. Глянула искоса.
– Так, ничего особенного.
– Что значит: «ничего особенного»? – уцепился я.
Эритор обернулся с улыбкой до ушей.
– В любви признавался! – выпалил Эритор.
– Я?! Кому признавался? То есть к кому признался?
Унрулия делает вид, что занята, так занята. Расправила складки, отряхивает невесомый пепел. Тёмное платье в артистичных серых разводах.
– Брось, ты так красивее!
Слова вылетели сами по себе, я чувствую, как щёки наливаются жаром. Унрулия дёрнулась.
– Послушай, твой оберег не защитный, так? Его Эритора отец подарил?
– Как ты догадался?
– Нетрудно было. Я ж маг! Всё ясно.
Унрулия наклонилась, к запаху гари добавилось чистое, нездешнее. Спросила напряжённым шёпотом:
– Ты что-то знаешь о моём… муже?
– Он не был странствующим рыцарем, – тихонько проговорил я.
– Не был…
– И колдуном, магом тоже не был. Иначе знал бы, что принёс фальшивый оберег.
Чёрная бровь выгнулась дугой.
– Это не подделка! Сработал в лесу как надо.
– В лесу активировал я, в обход наложенных чар, считай – дал свободу изначальной магии. Остатки чар сработали только сейчас – на мне! Хорошо, магии почти не осталось.
– Ты хочешь сказать…
– Да, это был оберег с заклинанием типа любовных. Признаю, не самый дурной способ защитить владелицу, склоняюсь перед мудростью мага! Эх, стоило пустить родные чары в лесу, разбойники бы пали на колени и приползли с букетом цветов!
Унрулия от души расхохоталась. Преодолевая смущение, я бросил как можно небрежнее:
– Расскажешь о нём?
– Нет, – сказала, как отрезала.
– Мне нужно быть настороже, иначе как защитить? Скажи, от чего убегаешь? Откуда грозит опасность?
– Отовсюду, Виллейн, разве не понял? Хватит вопросов, лучше не знать лишнего, а то отнимется что-нибудь ещё.
Воз, отчаянно скрипя колёсами, вслед за лошадью лезет на пригорок. Граница пала совсем рядом, огонь быстро взобрался на вершину, оставил чёрный пепел и остья толстых стеблей, но спускается неохотно по ту сторону. Дорога, наезженная до серой земли, пламя чётко поделено на две половины. Понизу пригорка шеренга крестьян, бьют по линии огня тряпками, те скручены неплотно в жгуты. До ручья шагов сто, дети бегут с вёдрами, но воду не льют, ставят наземь. Один из пожарных выскочил из дыма, копчёный как чёрт, и суёт тряпичный жгут в ведро. Намочил, и снова в строй.
– Эритор! А ну, бери куртку и марш в шеренгу! Унрулия – следом, возьми мою. Я придержу лошадь.
Не успела Унрулия возмутиться, Эритор уже на полпути, лицо прикрыто локтем, прорвался сквозь пламя. Крестьянин кивнул новичку. Огонь будто чует: силы в центре не равны, полыхнул в два роста справа, но там уже Унрулия, не считая деревенских, все отчаянно машут, сбивают пламя. В какой-то момент погас по всей линии, только тогда крестьяне двинулись с вёдрами проливать защитную полосу. Я направил лошадку вниз, чумазые Эритор с Унрулией идут устало навстречу. Здоровенный крестьянин в летах, крепкий как столетний дуб, машет приветливо, на чёрном от сажи лице блеснул белым ряд зубов. Если бы не голубые глаза, можно принять за одного из южных дикарей, что ходят караванами с дальнего конца пустынь.
– Эге-гей! Спасибо! В самый раз помогли! – прокричал крестьянин, трёт лицо такой же чёрной ладонью. – У нас беда за бедой, ещё этот пожар. Эх, найти кто пожог – руки повыдёргиваем! Видали кого на дороге?
Эритор открыл рот, но Унрулия подошла, положила ладони на плечи.
– Не видели. Разве что тот отряд, – ответил я.
– Какой отряд?
– Несколько всадников в чёрном, на вид – наёмники. Встречали?
Крестьянин мотнул башкой. Вокруг собираются люди, усталые и злые.
– Садитесь в телегу, довезём до деревни. Расскажете, что за напасти валятся, – предложил я, упреждая.
– Вы сами кто будете?
– Это колдун Виллейн, мы сопровождаем его в важном походе!
Звонкий голос Эритора сработал как волшебство: крестьяне повеселели лицами, хлопают соседей по плечам.
Я нацепил важный вид.
Народ шепчется, как-то слишком возбуждённо. Я прислушался.
«Точно маг? Как начали королевскими лицензиями торговать, кто магом ни назовётся!»
«Подумаешь, диковина. У нас не Ретуния, где за колдовство на кол садят».
– Колдун, замечательно, нам колдун в самый раз, очень нужен! – обрадовался набольший крестьянин, у меня отлегло от сердца. – Давай-ка, посадим в телегу малых, надышались, вот-вот сомлеют!
Сели и Унрулия, и Эритор, крестьяне помогают стронуться, шагают рядом, крепкие руки и спины и не столь крепкие ноги готовы прийти на помощь дохлой лошадёнке. Показалось село. К церквушке с колокольней жмётся три дюжины домов.
– Что за напасть у вас?
Набольший утирается мокрой и только что чистой тряпицей – сыскалась и такая. Откашлялся, проговорил с тревогой:
– Напасть, о какой и деды не слыхали. Повадились детки по ночам на болота ходить. Это на юг сушь да степь, за деревней Гнилая Топь, самый край, но и того хватает. Нет, все понимаю, мальчишкой сам бегал, правда, днём. Лягух наловить или светляков в бычий пузырь.
Крестьянин замолк перевести дух, люди прислушиваются и кивают.
– Детки возвращаются, а где были, что делали – не помнят.
– Велика беда! Дело в болотных газах, и только. Не пускайте!
– Мы так и сделали два дня тому, заперли мальцов на ночь. В полночь слышу – шум, мой младший из-под лавки шасть и уже засов скребёт. Я его за плечо, он как глядь глазами пустыми! Я так и сел, стервец вывернулся и драпать. Насилу догнал, скрутил, рвётся так, что связать пришлось! У соседей та же беда, у брата-покойничка дочка, племяшка моя, убегла. До сих пор нет.
– Давно началось? – продолжил я расспросы.
– В том и дело. Ходили давно, но этак, по одному. Несколько недель ничего. Два дня тому ушли дружно, как позвал кто, но вернулись, кроме племяшки. С утра хотели искать, но пожар этот некстати. Эх, всё одно – не найти, пропала!
Крестьянин огляделся на погоревшие поля и печально уставился под ноги.
– Каждый год горит. Дюжину раз говорил войту: надо ров от ручья рыть, он все на авось машет!
– Что за болото Гнилая Топь? Дети не тонут, взрослые найти не могут?
– Болото гнилое. Гнилое и подлое, поверху мох, ребёнка держит, а кто тяжелее – сразу вглубь провалится. Дети по нему далеко зайти могут, кабы не на ту сторону.