- Кроме него, в том отряде двое пленников, раненый рыцарь и юная дева.
- Милейший, что за отряд и где найти?
- Про отряд не скажу, не знаю. Но расположились близ дворца, простые рыцари и воины в казармах децимариев. Куда подевались пленники мне неизвестно.
Хурбис задумался. Иногда, высокомерие благородных на руку. Королевская ищейка по-прежнему не обращает внимания на меня, как не привык замечать всякий люд: слуг, крестьян, писарей в лавках.
- Отряду явно благоволит местная власть. Что ж, благодарю! - сказал Хурбис, третья монета легла на стол, исчезла мгновенно. - Стража оказала услугу, удачно запихав в верный дом. Кстати, вы не знаете что происходит?
Ростовщик помедлил, но четвёртая монета не появилась.
- Какие-то беспорядки из-за сбежавшей колдуньи.
- Ба! И у вас колдунов ловят! - рассмеялся Хурбис. - Похвально! Пожалуй, рискну вас покинуть. Я не колдун, хе-хе, и надо спешить по делам, несмотря на этих хамов в железе!
Хурбис попрощался лёгким кивком, черты лица приняли обычное хищно-надменное выражение. Гномья пружина противно скрипнула, дверь с силой хлопнула, едва не прищемив благородную задницу. Я расслабил по одной готовые взорваться в бегстве мышцы.
- Уф! Пронесла, нелегкая! - облегченно выдохнул старый мелкинд.
- Что такое?
- Ты не знаешь этого человека? Он пострашнее иных из Шестёрки! Правая рука короля Джерона. О нём ходят самые тёмные и отвратительные слухи, дошли даже сюда, в Ретунию!
- Я знаю, - мягко прервал я, - я, представьте себе, только что оттуда. Кстати, король Джерон мёртв, если это имеет значение для вас.
Мелкинд замер, тряхнул головой.
- Нет, никакого. Но я догадываюсь, почему тебе пришлось бежать.
Я решил закончить светскую беседу. От резкого движения табурет полетел в сторону, стукнул краем сиденья по доскам пола.
- Мне тоже пора, навещу тётушку, наемся отменного супа - и в путь. Верьте, не всё потеряно! Терпите, через пару дней многое изменится.
Сородич должен был обрадоваться от моих слов, но выглядит смущённым. Покашлял нарочито.
- Как, разве не знаешь? Твоя тётушка, гм, умерла два года тому назад. Мы, как узнали, писали письма, но ты не ответил.
Я замер, поражённый. Медленным движением наклонился к табурету, ставлю на пол, стараясь коснуться четырьмя ножками одновременно. Это очень важно. Квадратное сидение не на одной линии с краем стола, я повернул, слишком сильно. Вернул чуток обратно. Жаль, на поверхности ни пылинки, а то бы яростно вытер. Я поднял взгляд.
- Как умерла?!
Проклятый Пикарон! Держал на короткой привязи, делал вид, что пишет покойной сестре, лишь бы не выпускать из виду сводного племянника. Что ж, одним предательством больше, одним меньше. Теперь точно ничто не связывает и с этим городом.
- По зиме заболела, подхватила какую-то хворь. Мне очень жаль.
Я кивком подтвердил что принимаю соболезнования и вышел вон.
Разбитая брусчатка цепляет за подошвы сапог, я бреду, шатаясь, куда глаза глядят. В сумерках плывут громады домов, стены из камня в трещинах. Впереди громада Цирка Магикус, в торце пристроен Дом Шести, дворец правителей. Вразумительного плана нет, иду сдаваться, а там посмотрим.
Я стою на границе площади, что вытянутым кольцом окружает дворцовые строения. На той стороне площади стены, призваны защитить правителей от собственного народа. Да и не стены вовсе, казармы и склады срослись в полукольцо, окружив овальное пространство Цирка. С торца вознёсся дворец, узкие шпили пыжатся проткнуть небо, массивный балкон для самых важных персон нависает над Магикусом. Вместе здания напоминают голову подземного бога, что вынырнул из скал в рогатой острой короне, открыл овальную пасть Цирка глотать людей, жевать зубами-казармами, полными стражи. Если Эритор с Джетсетом там, им не выбраться живыми. Судьба Джетсета - биться на песке арены, щедро поливая песок красным из обрубков локтей, пока затихшее тело не стащат собакам. Эритору повезёт больше, по тавернам шепчут о рабах Магикуса. Он ещё поживёт, хотя что это за жизнь?!
Я даже не вспомнил о Рилайне.
Шаг за незримую границу - внутри себя - и я направился, к воротам ближайшей казармы. В такт зачастили мысли. Зачем Хурбису Эритор? Что за отряд схватил? Если из королевства Джерона, почему Хурбис не в курсе? До падения Талисмана один день, а столько предстоит сделать: спасти Эритора, разобраться с таинственными воспарениями. Сперва кивал на остатки любовных чар амулета Унрулии. Теперь и думать не знаю на что. Одно ясно, вышибает из тела в моменты потрясений. Да, было, было, щемило в груди сладко при взгляде на Унрулию, теперь могу себе признаться, когда поздно, ничего не поделаешь, не вернёшь.
Я подумал о Дециаре, столице Ретунии, о том, как вышло, что власть захватила таинственная Шестёрка, почему начались гонения на магию. Нет, с магий понятно. Конец правления короля Рафке выдался ожидаемо ужасен, после стольких лет благоденствия за чужой счёт. Люди возненавидели теперь беспомощную магию, мигом забыв, как столько лет купались в её плодах. Неурожай за неурожаем, голод, болезни озлобили и сельчан и горожан. Когда Шестёрка впервые кинула клич - виновата магия - люди приняли с постыдной лёгкостью. После Длинной Ночи не осталось ни одного Стража, года не прошло как потянулись выбитые за горные перевалы монстры и великаны, из болот лезут упыри и прочая нечисть. Даже мирные прежде велеты очнулись от каменного сна, пробуют на плечо крепость городских стен.
В городе дошло до бунта, уже против Шестёрки, но децимарии навели порядок, оправдывая прилипшее прозвище, из седого, казалось, навсегда мёртвого прошлого. Каждый десятый в городе был схвачен, сожжен или расстался с жизнью в Магикусе. Жестокость помогла, город притих, но подняло голову самое мерзкое со дна душ. Сосед возненавидел соседа, спеша донести, прежде чем оклеветали самого.
Мелкинды Дециара всегда были особняком, в столице анклав небольшой, но когда-то влиятельный. Увы, времена благоденствия позади, и чужаки среди людей вот-вот станут крайними за общие беды. Мне не по нраву попытки вернуть прошлое, просто совпали чаяния мелкиндов и мои мечты о магии. Я принял предложение формально, ничего не вышло, Фитц цепко хранит тайны. А местные мелкинды, они ещё поймут, прошлому возврата нет. Чем раньше поймут, тем лучше, тем больше выживет.
Да, город умирает без магии, построен в недружелюбных местах. Вокруг скалы, вместо доброй земли - глина, не желает родить зерно. Северные склоны гор непригодны для винограда, пашень чуть, гномы покинули горные выработки, а древние торговые пути послушно идут к новым царствам, обходят неудачников стороной. Только ухищрениями магии удавалось выживать, даже, жировать. Пока не иссяк источник в глубинах дворца. Стоило магии дать слабину, обиженная земля, из которой тянули все соки, заставляя в корчах родить там, где бесплодно, сиять там где тускло, изнасилованная земля мстит с лихвой. Мстит упырями и великанами, дождями на всю зиму и горными лавинами.
Хорошо, я порвал со всем этим. Для меня-то выход найдётся, пусть единственный - стать магом! А город... город обречён.
Солнце окончательно село, но Магикус сияет, слуги щедро жгут масло в фонарях. Народ в богатых одеждах тянется к центральным входам, в полночь представление. Я иду к боковым казармам, ведь сказано, объявления на каждом городском столбе: любой желающий на свой страх может сразиться в Цирке Магикус - и уйти с победой и призом! Только магу путь назад заказан.
Я постучал в дубовую дверцу. Открыла заспанная рожа, такая широкая да дебелая, не во всякую дверь пройдёт.
- Тебе чего?
У меня все сжалось внутри. Губы непослушно произнесли:
- Я доброволец, пустите!
- Что-о? Не смеши! Доброволец! А-ха-ха-ха-ха! За десяток лет не видали ни одного! Пшёл вон, бродяга!
Дверь захлопнулась, я с постыдным облегчением перевёл дух. Сделал что мог, не моя вина, что попали в Магикус.
Плечи будто тянет к земле, я поплёлся, спина горбиком, восвояси. Талисман, добуду Талисман, тогда и спасу, весь сияющий от магии, во взгляде море огня, одежды развиваются величественно под невидимым ветром. Да-да, Унрулию тоже спасу, из лап мерзкого полутролля. И Анвейн найду, и Джетсету помогу вернуть законный трон!
Я немного воспрял, по-хозяйски посматриваю на темную громаду гор. Где-то там падёт решение проблем, долгожданное могущество!
Дверь позади скрипнула вновь.
- Эй, шутник! А ну, вертай взад! - донесся новый, властный голос. Обгоняя простучали тяжёлые сапоги, я оказался в окружении дюжины мрачных децимариев.
Страх из подбрюшья сполз в колени, сделав ноги ватными. Но первый шаг к вратам испарил, прогнал слабость прочь. Я гордо расправил худые свои плечи, изнутри прёт ухарское, залихватское веселье.
Суждено погибнуть, так героем, ничего не поделаешь!
Глава 6
Децимарий с брюхом через ремень суёт копье соседу, пальцы-колбаски c трудом сплелись в мудрёный охранный знак, другой рукой щупает что-то угловатое и острое под одёжкой. Я чую смертельную стрелу заклятия. Остальные в привратной каморке замерли с выпученными глазами, в руках дрожат от напряжения копья, острые кончики готовы пришпилить как жука. За рядком стражей запыхался вельможа, старший брат, лейтенант, или как их кличут. Костюм, чёрный как ночь, обтягивает мощную грудную клетку, брюки лопаются на толстых, с бревно, бёдрах, заправлены в голенища гоблинских сапог. Вельможа покачивается с носка на каблук, набычился, руки в бока, большие пальцы цепляют ремень. Лицо словно из камня высечено, тяжелый подбородок - валуны колоть - прикрывает мощную шею получше рыцарского хауберка. Выше незначительная голова, тёмные глазки посажены близко, одним пальцем выбить. Я перевел взгляд, ремень вельможи украшен серебряной чеканкой, на бляхах монстры в длинной цепочке похабных поз. В ножнах короткий, но широкий клинок, почти тесак, рукоять когда-то грубой кожи отполирована до шёлкового блеска. На груди охранный амулет, оранжевый металл блестит нагло, здесь, в страшном любому магу месте. Носит, сытая морда, не скрываясь!