– Прости, я не понял, что все это значит.
– Это значит, что он занят, любовничек. Так что, вали!
– Ты меня с кем-то перепутал. Меня зовут Патрик Макконел, я знаю Мэтью двадцать с лишним лет, со школы в Росборне.
– В Росборне? Стоп. Он только что купил там дом. Мог бы сказать зачем. Очень похоже на него.
Патрик прикрыл глаза.
– Можно мне здесь подождать его?
– Ты хорошо его знал? Что вас связывало?
– Мы дружили.
Даже с тротуара Патрик заметил мелькнувшее в глазах парня любопытство.
– Ладно, – кивнул тот. – Только я понятия не имею, когда он заявится домой.
Патрик ждал лифта, который медленно спускался, громко звякая на каждом этаже. Он уже жалел, что вчера вечером не поговорил с Ханной. А если она бы попыталась его остановить бросить вызов Мэтью? Он должен что-то сделать. Хотя бы раз в жизни совершить поступок.
Патрик снял рюкзак и проверил передний карман, словно нож мог куда-то испариться. Нож, конечно, находился там, а в самом рюкзаке – сменная одежда.
Наконец лифт остановился, двери открылись. Патрик вошел в кабину, и она начала подниматься. На третьем этаже дернулась и, как допотопные весы, покачалась. Выход из лифта был прямо в квартиру. Однако, ступив на пол, Патрик не заметил никаких следов парня, который говорил с ним из окна.
Огромное помещение с высоким потолком занимало весь этаж, в середине пространства вверх тянулись семь чугунных колонн. Вскоре из дальнего угла, где были хоть какие-то стены, раздался голос:
– Одну секунду, сейчас оденусь. Располагайся.
Патрик сел на длинный кремовый диван и осмотрелся. Повсюду мебель, яркие персидские ковры, африканские маски, на стенах абстрактные картины и везде камни – почти на каждой поверхности: кристаллические, гладкие, сверкающие, цветные. Затем его взгляд привлекла стоящая на книжной полке фотография в рамке. На снимке седовласый, седобородый старик. В памяти возник служитель охраны окружающей среды – «здесь рыбалка запрещена» – которому они плели, будто приходят рисовать Джекобскилский водопад.
Патрик собрался подойти к снимку, но тут, натягивая на ходу свитер, появился парень, которого он видел в окне.
– Хочешь чаю?
– А кофе не найдется?
– Да пошел этот кофе. Понятия не имею, как управляться с кофеваркой.
Патрик обвел взглядом зону кухни и заметил блестящий металлический предмет. Парень налил воду в чайник из крана.
– Как действует это чудовище, знает только Мэтью и десять барристеров из самых заумных. Только учти, я не уверен, что их число точно.
– Чай подойдет, – произнес Патрик.
– Отлично. – Парень склонился над столом. – Кстати, я Эндрю.
– Патрик.
– Я заварю чай, а потом, – Эндрю подмигнул, – хочу услышать все о школьных годах его величества.
Рюкзак стоял около ног, и Патрик мог за секунду дотянуться до кармана. Но как быть, если Мэтью выйдет из кабины лифта прямо сейчас?
Патрик представлял так: Мэтью будет один, он наставит на него нож и потребует: «Не приближайся к моей жене, иначе я тебя убью». Но теперь в нарисованной им картине что-то казалось неправильным, нечто более существенное, чем присутствие свидетеля.
Сумеет ли он напугать Мэтью? Прежде это ему не удавалось. Изменился ли его бывший друг? Чем он способен ему пригрозить? Вполне возможно, что у него ничего не выйдет.
А если Мэтью ответит «нет»? Не захочет держаться от Ханны на расстоянии?
Эндрю что-то мурлыкал себе под нос. Патрик прикинул, сколько ему лет: двадцать с небольшим? Максимум двадцать пять. Темные глаза, длинные ресницы, лицо от скул резко сужается к подбородку.
На кофейном столике перед Патриком лежал еще один камень – розоватый, гладкий, блестящий. Патрик хотел взять его, но Эндрю заметил и крикнул:
– Не трогай этот драгоценный беозар или как его там!
– Что за штука?
– Точно не помню, что-то мерзкое. Он называет его камнем динозавра, а обращается с ним так, словно это череп его покойного папаши.
Патрик заметил, как Эндрю едва заметно дернул головой в сторону фото на книжной полке.
– Сомневаюсь, – сказал он. – Мэтью ненавидел своего отца.
– Потрясающе, – усмехнулся парень. – Только этого мне не хватало. Еще один с комплексом папочки. Зато сразу видно, откуда его внешность.
Патрик покосился на снимок. Старик из охраны природы, припоминал он, обладал грубоватой наружностью.
Эндрю принес чай и подал Патрику кружку с нарисованным «Юнион Джеком»[10].
– Прошу прощения, последняя чистая. Такую чушь посылают, если уезжаешь за границу, – считается, ты никак не можешь без постоянных напоминаний о прежнем месте. – Он выдвинул из-под стола табурет и сел в нескольких дюймах от Патрика. – А теперь плати за вход. Буду задавать всякие разные вопросы о той поре… Подожди, когда ты сказал, вы дружили?
– Последний раз я видел Мэтью в 1982 году.
– Сколько же лет тебе было?
– Двенадцать. Почти тринадцать.
– Тогда ему… – Эндрю принялся загибать пальцы.
– Мэтью на год старше меня.
– Следовательно, ему…
– В этом году перевалило за сорок.
– За сорок? Это все объясняет. Вот почему сукин сын не отмечал свой день рождения со мной. Я начинаю себя чувствовать как жертва насилия над малолетними.
– О чем ты хотел меня спросить?
– В этом больше нет смысла. Я не переживу того, что ему сорок.
– Тогда можно я тебя кое о чем спрошу?
– Валяй. – Эндрю принял скучающий вид.
– Так Мэтью… – Патрик не мог выговорить слова.
– Замутил разговор, продолжай. Не собираюсь тебе подсказывать.
– Мэтью… – Патрик перешел на полушепот, – голубой?
Эндрю зашелся от хохота и, чуть не выронив кружку, поставил на стол.
– Нет, Мэтью не голубой. А если бы даже был голубым, то это просто ярлык. Ему ярлыки не подходят. Ярлыки годятся на суповые консервы. Спроси его о них, когда увидишь. И потеряешь два часа жизни, которые больше не вернешь.
– Прости, у меня сложилось впечатление, будто ты…
– Я его сожитель? Любовничек?
– Да.
– Конечно. А ты, я посмотрю, немного тормоз. Все очень просто. Наш общий друг Мэтью… окей, я пытаюсь сформулировать так, чтобы он посчитал почти аппетитным. Скажем, Мэтью – и рыба и мясо, если ты меня понимаешь.
– Бисексуал?
– Господи, нет! Брось ты эти ярлыки. И не ляпни ему – получишь бонус, дополнительные девяносто минут монолога. Умный понимает с полуслова: нельзя пытаться определить, кто есть Мэтью. Мэтью делает то, что этот чертов Мэтью любит, и тогда, когда этот чертов Мэтью хочет. Я ему с самого начала говорил: можешь иметь сколько угодно мальчиков, если это несерьезно. Но сунешься к бабе, пока ты со мной, только меня и видел.
– И он…
– Нет! Была у него до меня одна актрисулька. Наверное, смазливая. Однако малость с приветом. Стоп. Теперь моя очередь. Так ты сказал, вы дружили?
– Были лучшими друзьями.
– Готов поспорить, ты был к нему сильно привязан.
– Не в том смысле…
– Не переживай. Я вижу, Патрик, мужчины – не твоя страсть. Как вы сошлись?
– Это случилось, когда мне было двенадцать лет. Меня задирал парень постарше – Райан.
– О, мне уже ясно, чем закончится история: Мэтью вовремя вмешался и спас тебя. Классика в его духе. Итак, тебе было двенадцать. И с момента вашего знакомства до окончания школы случилось что-то пикантное. Выкладывай.
– Мэтью не доучился до окончания школы. Он тебе не рассказывал?
– Я же объяснил: он не говорит мне ни-че-го. Это могло бы стать проблемой, если бы он не был таким… ну, ты понимаешь… За что его выперли? За какие-нибудь гнусности с учителем?
Эндрю как будто находил их разговор забавным. У него задергалась нога, и Патрика от этого замутило.
– А ты не знал? – произнес он, и тошнота подступила к горлу. Голова закружилась, будто в водовороте прошлого. – Мэтью стрелял в человека, в тринадцатилетнюю девочку.
– Что? Невероятно!
– В августе 1982 года, когда Мэтью было четырнадцать лет, он привязал девочку к дереву и выпустил в нее тридцать семь пулек из воздушки. Жертву звали Ханной. Последним выстрелом Мэтью выбил ей глаз. Невинная девочка-подросток наполовину ослепла.
– Черт возьми! Ты меня разыгрываешь?
– Лишилась левого глаза. – Патрик ткнул пальцем себе в лицо.
– Врешь. – Эндрю покачал головой. – С какой стати ему это делать?
– Полиции он сказал – захотелось. Мэтью признали виновным. Вот и вся история.
Эндрю отвернулся.
– Неправда! Он не такой. Ты грязный лгун!
– Поищи старые газеты в Интернете или в библиотеке. Посмотри номера росборнской «Газетт» после 18 августа 1982 года. Публикации некоторое время продолжались – не пропустишь.
– Она ему сделала что-то ужасное?
– Она ничего ему не сделала! – Патрик вскочил и навис над Эндрю.
– Уходи. – Эндрю сполз на край табурета. – Сейчас же уходи, иначе я вызову полицию. – Он бросился в кухню и встал у стола.
Патрик вытер лицо, он слышал, как шумит кондиционер, гудит в оконной раме, а ему казалось, будто его захлестнула волна жары.
– Спроси его об этом, когда придет. – Он подхватил рюкзак, расстегнул пуговицу на рубашке и направился к лифту. Двери открылись, как только он нажал кнопку «Вызов».
– Ханна Дженсен! – крикнул он через плечо. – Так ее зовут. Запиши, чтобы не забыть!
В кабине Патрик треснул кулаком по кнопке «Вниз», и лифт, содрогаясь, начал спускаться.
Дальше этого я не пошла. Могла бы рассказать остальное сама – историю того, что привело к известному дню в 1982 году вплоть до последнего выстрела, притом правдиво, насколько сумела бы. Но через три месяца после страшных событий августа 2008 года от следователя, приятеля одного из друзей Майка Маккласки, мне досталось письмо, и вместо того, чтобы самой информировать мир о том, что случилось, я передаю слово второму единственному лицу, которому известна история. Настало время позволить Мэтью объяснить, что произошло в 1982 году.