Белее молока и пуха тополей,
Белее в Божий рай открытого оконца,
И Португалии полуденного солнца!
Офелий очи! Вы, как двери в небосвод!
Глаза, недвижные, как струи мёртвых вод!
Вы властью тихой над людьми облечены,
Как очи Жанны д’Арк, те были – зелены…
Ясны вы, как с водой крестильною сосуды,
Вы – звёзды пастыря, не знаете остуды…
Глаза молящихся пред Девою святой,
И состраданием полны, и добротой!
Мне – несравненные – сияете в разлуке,
И простираю к вам я ледяные руки…
Зимою, в дождь, когда луны на небе нет,
Земле вы дарите свой тонкий лунный свет,
А летом ваша тень – укрытие от зноя!
О, чёрные глаза! Вы – небо грозовое!
Скажи, хозяйка глаз, единственных на свете,
Зачем тебе глаза сияющие эти?
Зачем, моя любовь?! Взгляни на мир, взгляни!
Лишь скука – всё вокруг! К примеру, эти дни,
В которые живём, до ужаса похожи
На дни прошедшие, и в будущем – всё то же
Нас ждёт… Тщеславие и то, что из него
Проистекает: злость и подлость… Большинство
Страдает им. Но, это зло – почти невинно…
А гордость, как моя? – всех бедствий половина
На свете от неё! Ты видишь, Боже, Боже!
Сколь без огня домов – и как живут вельможи!
Та – из дому нейдёт в поношенной одежде…
Другому – срок платить, но никакой надежды…
Сколь мук и нищеты, болезней без лекарства!
Усилий тщетных, и сиротства, и коварства
В психиатрической больнице мерзкой этой,
Что мы привыкли звать своей родной планетой…
Сколь кораблей, в шторма потерянных давно,
И сколь покойников морское нежит дно…
Смотрите же: идёт процессия несчастных!
Вот юноша: влюблён и, в муках ежечасных,
Пытается любви добиться – бесполезно…
А этот? Что ни ночь, как совесть, точно бездна,
Грозится поглотить и сон его уносит…
Чахоточный хрипит, об исцеленьи просит…
Смотри: дитя, оно коралловою башней
Владело. Блеск её – иллюзий блеск бесстрашный!
И что? Её орёл безжалостно пожрал,
За плоть кровавую с высот приняв коралл!
Который нынче день? Запутался я в датах…
Чем дальше – тем грустней! Сколь спеси в дипломатах…
А вот, смотри сюда! – политиков глаза!
Знакомы нежность им и чистая слеза?
Художник… Он журнал читает о себе,
Там критика вовсю усердствует в гоньбе.
А этот, светский лев, пустой, надутый франт
Лелеет нежно свой придуманный талант.
Ах, сколько глупости, невежества и барства!
И говорят, их ждёт по смерти Божье Царство…
О Божьем Имени глупец с трибун судачит…
Столетнего отца сын бьёт, а тот лишь плачет…
Смотри на бедняка из башни соляной:
Как блещут стены в ней, глаз режут белизной,
Не волн застывших след – блистают оттого,
Что вылиты из слёз, из горьких слёз его!
Смотри, несёт муку седой старик с клюкою,
А сын людей дурит игрою плутовскою!
Смотри: на пристани – как женщина рыдает!
Видать, что из пивной супруга ожидает…
Смотри: вон там, вдали, проходит пароход,
Он наших братьев прочь – в Бразилию везёт…
Вот, мертвеца на пляж, штормя, швырнуло море…
О, Иисус! Смотри! Повсюду только горе!
Цветок мой без шипов! О, кроткая моя!
Для этих ли очей – весь ужас бытия?
Затем кормилица тебя поила молоком,
Чтоб увидала зла бестрепетного ком,
Летящий меж пространств огромной тучей пепла
К земле!
Моя любовь! Уж лучше б ты ослепла…
Париж, 1891
Прощай!Во время грозы у побережья Англии
Ну, прощай! Уезжаю, родная,
Я твой дом не забуду, клянусь!
Осень мчит меня, горько стеная,
Осень мчит меня, горько стеная,
Но обратно я с солнцем вернусь.
Ну, прощай! Дни в разлуке – что годы,
И скулят, как побитый щенок.
Холодны на чужбине восходы:
Ты с родными, а я одинок.
Ну, прощай! Паруса под ветрами
Молят Господа: «Благослови!»
Будешь прясть на молитве во храме,
Будешь прясть на молитве во храме
Пряжу белую нашей любви.
Ну, прощай! Пароход уплывает,
След струится от пены рябой…
Наши судьбы пассат завевает:
Океан, мы скитальцы с тобой!
Ну, прощай! Точно пропасть темнея
Колыханьем высокой воды,
Океан, разве ты солонее,
Океан, разве ты солонее
Слёз моей непроглядной беды?
Ну, прощай! Не обижу ни словом
Эту верность, ни думой пустой:
Твоё сердце под крепким засовом,
И в руке моей – ключ золотой.
Ну, прощай! Как лазурна земля,
Как черна в океане дорога…
Ах, француз молодой у руля,
Ах, француз молодой у руля,
Поверни же на юг, ради Бога!
Ну, прощай! Помни, девочка, помни…
(Дом твой там, где вдали – бирюза…)
Португалию видеть легко мне:
Лишь прикрою рукою глаза…
Ну, прощай! Там, где вьётся баклан,
Старый бриг нам сигналит всё глуше:
Сжальтесь, сжальтесь, сеньор капитан,
Сжальтесь, сжальтесь, сеньор капитан,
И спасите усталые души!
Ну, прощай! Как же ты далека!
Наш «Иаков»[1] бежит всё быстрее.
Даль темна, как судьба моряка,
Ветер парус вздувает на рее.
Ну, прощай! Взгляд мой тонет вдали,
Отдан нас разделяющим милям…
Тридцать миль до английской земли,
Тридцать миль до английской земли,
Ну а смерть – притаилась под килем…
Ну, прощай! Провожая меня
Ты, под звуки морского хорала,
Страшный голос предчувствий гоня,
Руки к небу с мольбой простирала…
Ну, прощай! В этой пропасти вскоре
Призрак голода встанет, суров!
Умереть без причастия в море,
Умереть без причастия в море,
Без прощальных объятий и слов!
Ну, прощай! На воде умирают,
Как в пустыне, молись, не молись…
Видом горькой воды нас карают:
Обожжёт – только губы приблизь…
Ну, прощай! – Капитан, что же будет?
Не пришёл ли последний наш час?
Он же, курс выверяя, рассудит,
Он же, курс выверяя, рассудит:
– Умираешь, дружок, только раз!
Ну, прощай! Вот, со стеньги взирая,
Ищет Франции земли моряк:
Только небо и волны – без края,
Шкот холодный от влаги набряк.
Ну, прощай! Помолись за страдальцев,
Завернувшись, как в саван, в туман,
Море прежних времён португальцев,
Море прежних времён португальцев,
Открывателей сказочных стран.
Ну, прощай! Вспоминай без укора
Ты, чей лик я в душе берегу…
Курс берём мы на Данию скоро:
Гамлет ждёт меня на берегу.
Ну, прощай! Не угоден он музам —
Грех унынья и горьких стихов…
Вот мы тонем, мой Ангел, под грузом
Вот мы тонем, мой Ангел, под грузом
Тридцати моих смертных грехов.
Ну, прощай! Что за образ, парящий
Над волнами, вон там, в облаках?
Всяк воскликнет, его лицезрящий:
– Матерь Божия! Славься в веках!
Ну, прощай! Океан затихает
Под Марииной лёгкой пятой…
Море озером светлым вздыхает,
Море озером светлым вздыхает
Что в отчизне моей золотой!
Ну, прощай! Не твои ли моленья,
Не твои ли, Мой Ангел, крыла?
Полно, слышать хочу твоё пенье:
Матерь Божья уже помогла.
Ну, прощай! Бриза нежные взмахи,
В небе лунный маяк желтоглаз…
Эй, развесьте на реях рубахи,
Эй, развесьте на реях рубахи,
Ведь луна – то же солнце для нас!
Ну, прощай! Порт в барашках бурунных,
Вот уж выбран, с усилием, трос…
И швартов из волос её лунных,
Из Марииных светлых волос!
Ну, прощай! Уезжаю, родная,
Я твой дом не забуду, клянусь!
Осень мчит меня, горько стеная,
Осень мчит меня, горько стеная,
Но обратно я с солнцем вернусь.
Париж, 1893
Литания
Сердце твоё внутри моего прикорнуло,
Как будто просит: «Оставь меня, не буди»,
И сном таким безмятежным дитя уснуло,
Вошло и с тех пор осталось в моей груди.
Спи, о дитя, что тебе до этого света!
Спи, мой ребёнок, долгого, доброго сна.
Когда проснёшься, а будет нескоро это,
Подумаешь, что прошла минута одна.
Спи, мой малыш, и белые сны приумножат
Силы твои, пока к пробужденью летишь.
Потом даже смерть тебя напугать не сможет,
Привыкнешь ты к ней за время, пока ты спишь.
Ты спи, мой ангел, не дам я тебя обидеть,
Чудесные сны придут, если ночь длинней.
Привыкнув ещё при жизни сны эти видеть,
Продолжишь ты видеть их и в посмертном сне…
Спи, мой сынок, средь снов ты спокойно окрепнешь,
Забудь весь мир и меня, погрузись во мрак.
Потом… с закрытыми глазками ты ослепнешь,
Ты будешь слепым, cыночек, и лучше так.
Спокойные сны колышутся еле-еле,
Ты мне не рассказывай снов, ты спи, баю-бай.
Душа моя песню поёт у колыбели,