Ахти все-таки смутился — и заговорил о другом. Теперь он пытался доказать приятелю, что варги — вовсе не кровожадное племя убийц, а нечто вроде славного воинского братства.
— Среди них ведь не только выходцы из Норье. Я своими глазами видел одного варга из эсти. Сейчас карьяла слабы и дики, и варги с ними делают что хотят. Но в будущем…
— Могу себе представить, — насмешливо ответил Ильмо. — «Мы, карьяльские варги, шлем привет варгам из земли Норье и предлагаем вместе пойти в поход на грязных саамских рабов!» А они отвечают: «Мы, варги из Норье, так вам, грязным карьяльским рабам, скажем: сначала разорим саами, а потом и за вас, лесовиков, примемся!»
Приятели захохотали. Потому что, как бы ни расхваливал варгов Ахти, а то, что сказал Ильмо, было правдой, и они оба это знали.
— Всё равно у них есть чему поучиться, — не сдавался Ахти. — Непревзойденное воинское искусство — раз.
Искусство строить корабли и водить их по всем морям — два. А еще… — Он задумался: — Вот! Ты ведь умеешь слагать руны?
— Не очень. Вяйно когда-то учил меня, но с тех пор…
— Ух, какие рунопевцы у варгов! Это искусство у них в чести. У каждого мало-мальски сильного ярла есть свой рунопевец. Заклясть попутный ветер, вызвать бурю, навести туман, чтобы оторваться от погони или утопить врага, — все это их работа. Лучше всего, когда ярл сам умеет слагать руны, но это встречается нечасто. И к лучшему. Я сам таких не встречал, но люди рассказывали, в старину бывало. Лет тридцать назад одного такого ярла без вины преследовал конунг. Тогда ярл приплыл на уединенный остров, взял рябиновую жердь, насадил на нее череп и произнес заклятие. Вот как он сказал: «Я проклинаю конунга, его жену, его детей, его подданных, а также всех духов его земли, чтобы они не нашли покоя, пока конунг не будет изгнан из земель Норье». Потом этот ярл воткнул жердину в расщелину скалы и развернул череп в сторону материка, а на жерди вырезал рунами свое заклятие. И что ты думаешь — пока конунг не нашел этот череп и не выбросил его в море, ему ни в чем не было удачи! Кстати, дружище Ильмо! — Ахти даже привстал, так ему понравилась собственная мысль. — Не хочешь пойти со мной рунопевцем следующим летом на новом корабле?
— Прости, не могу, — сказал Ильмо, надеясь, что не покраснел. — Меня не учили насылать заклятия и вызывать бури. Меня учили, как изгнать нечисть, а не как призвать ее.
— Ничего, научишься, — потрепал его по плечу Ахти. — А как они заклинают оружие! Вот — пошли-ка со мной в дом. Я обещал тебе кое-что показать…
Друзья встали и направились к крыльцу. В доме шла уборка, девочки-служанки, весело болтая, вытряхивали на дворе длинные домотканые половики. Сама хозяйка отсутствовала. Ильмо отметил, что ни одна из служанок не была старше двенадцати лет. Ахти в ответ на вопрос только пожал плечами. Ильмо чувствовал, что это как-то связано с Кюллики и ее женским колдовством, но как именно — понять не мог.
Они прошли в дальний угол, отгороженный пологом из шкур. Ахти выдвинул из-под скамьи видавший виды ларь, открыл его — и вытащил на свет меч в ножнах.
— Вот, полюбуйся-ка, — Ахти потянул меч из ножен, блеснула синеватая сталь. — Я добыл его в Саксе. Перед самым возвращением разоряли мы святилище тамошнего бога. А чтоб ты знал, в тех землях каждое святилище похоже на каменную или деревянную линну, на самой высокой островерхой крыше — солнечный крест. Жрецы бреют головы и ходят в каких-то бурых мешках, но при этом собирают для своих богов неслыханные богатства. Варги уж знают, что по жрецам судить нельзя, а вот по крыше можно — чем она выше, тем больше сокровищ в подвалах. И вот захватили мы святилище, жрецов перерезали, начался грабеж. Я вслед за ярлом в числе первых прорвался внутрь, к жертвеннику. Доннар орет: «Ищите сокровищницу, пока тут все к бесам не сгорело!» — и вдруг я вижу — слева от жертвенника стоит огромный ларь, вот такой, — Ахти широко развел руками, — и, клянусь стрелами Таара, — весь из серебра! Я сворачиваю на пол крышку и вижу: внутри кости знатного воина, и рядом с ним — этот меч.
Ахти нежно взглянул на оружие.
— Я его как увидел, сразу решил: возьму себе. Когда делили добычу, я попросил его в счет моей доли. Варги не слишком возражали. «Бери, — говорят, — если не боишься проклятия здешнего бога. Только потом не обижайся, если к тебе начнет таскаться мертвец». Я, конечно, только посмеялся, а потом стало как-то тревожно… Вот я и хотел тебя спросить, Ильмо… ты же вроде как на чародея учился — не глянешь, проклят меч или нет? Ждать мне мертвеца в гости или он не очень обиделся? И нет ли на мече какого-нибудь заклятия? Пока плыли назад, мне ребята такого о проклятых мечах наговорили, что иной раз волосы дыбом становились…
Ильмо посмотрел на меч издалека, но в руки брать не стал.
— Любой меч проклят, — сказал он. — Тебя варги байками о мертвецах пугали, а мне Вяйно рассказал, как оно на самом деле. Во времена сотворения мира, чтобы железо стало крепким, Таара — Громовержец заточил в него целую кучу хийси. Когда куют плуг или топор, поют особые руны — просят этих хийси выйти. А когда меч — наоборот, уговаривают остаться. Поэтому любой, кто берет в руки меч и поднимает его против людей, вступает в союз с хийси. Меч — проводник в Маналу, серп ненавистной Калмы.
— Да ты никак боишься?
— Не боюсь, а меч в руки брать не хочу.
— Тебе что, и людей убивать не приходилось?
— Нет! Надеюсь, — добавил Ильмо, вспомнив младенца-оборотня. — И впредь этого делать не собираюсь.
Ахти покачал головой, не удержался — глянул на друга с пренебрежением.
— Вот почему варги нас били и будут бить, — сказал он. — И остается только прятаться по болотам или идти в рабство.
Ильмо его слова задели.
— Я же не отказываюсь, а тебя предостерегаю. Так уж и быть, давай его сюда.
Меч был длиной в два локтя, из отличного железа — темно-серого с синим отливом, как грозовое небо в июле. Широкое плоское лезвие с одной стороны было заточено, а с другой зазубрено; вдоль всего клинка шел искусный узор: изображения сражающихся людей и чудовищ. Рукоять меча была сделана в виде нераспустившегося цветка с круглой чашечкой на конце. В основании рукояти вырастал резной железный лист, прикрывающий ладонь и пальцы. Обманчиво красивая рукоять, явно опасный клинок. Ильмо почему-то вспомнилась девушка-птица с радужными перьями из его колдовского сна…
— Разукрашен, как прялка, — с сомнением сказал он, разглядывая меч. — А железо, кажется, получше, чем у варгов.
— Гораздо лучше, — подтвердил Ахти. — Но ты не про железо давай, а про чары. Есть на нем заклятие?
— Думаешь, это так просто?
— Но ты же учился у самого Вяйнемейнена…
— Вяйно взял в ученики сосну, а меня выставил, — Ильмо поднес лезвие к свету. — Так что стой тихо и жди, дать ответ не обещаю…
Узор на клинке изображал битву. Голые люди с коротко стрижеными волосами вели ожесточенный бой с какими-то мохнатыми тварями. Некоторые из людей сражались конными, другие пешими, все держали в руках мечи. Их противники пользовались собственными зубами и когтями. Выглядели они непривычно и уродливо: у одних были лошадиные ноги, у других голову украшали козлиные рога. Все участники битвы — и люди, и полузвери — казалось, были подхвачены невидимым неодолимым вихрем… Чем дольше Ильмо рассматривал гравировку, тем сильнее он испытывал странное волнение. Похоже, он держал в руках нечто невозможное.
— Ну как? — нетерпеливо спросил Ахти. — Заколдован?
Ильмо наморщил лоб.
— Не пойму. Странный клинок. Я чувствую — он совершенно чист, на нем нет крови невинных. Мне кажется, мастеру, который его делал, удалось выгнать из него хийси, и при этом меч остался оружием. Видишь эти рисунки? Похоже, этот меч предназначен для сражений против хийси. Видно, не случайно его прошлого хозяина похоронили в святилище бога, в серебряном ларе…
Ахти забрал клинок обратно. Он выглядел озадаченным.
— Ну и зачем мне такой меч? — подумал он вслух. — Разве я собираюсь сражаться с нечистью? Мои враги — из плоти и крови. По крайней мере его бывший хозяин не вернется, чтобы отомстить?
— Думаю, нет.
— Вот и хорошо. А всё остальное меня не беспокоит. — Он поднял клинок и отсалютовал им потолочным балкам. — Теперь этот меч мой, и даровать победу будет…
Вдруг Ахти осекся, внимательно взглянул на лезвие и протянул его другу:
— Ты порезался. Смотри, на клинке кровь. Ильмо взглянул на свои ладони и выругался. Ахти оглянулся, протянул ему какую-то ветошь.
— Как это ты умудрился? Ильмо тщательно вытер руки, и брови его поползли на лоб.
— Я не порезался. Ну-ка, покажи еще раз меч.
— Я его уже протер и убрал, — возразил Ахти, но, тем не менее, снова достал меч из ножен. Вдоль клинка тонкой струйкой потекла кровь, закапала на пол.
— Он кровоточит, — сказал Ильмо. — Сам!
Ахти побледнел и снова протер лезвие. И снова на нем выступила кровавая роса.
Друзья испуганно переглянулись.
— Это предвестие скорой смерти! — воскликнул Ахти. — Увы мне!
— Но это я держал его в руках, когда потекла кровь!
— Но меч-то мой!
Несколько мгновений они молчали, не зная что делать. Потом Ахти завернул меч в первую попавшуюся тряпицу и быстро пошел к двери. Ильмо последовал за ним.
— Пойду, разыщу мать и все ей расскажу, — сказал Ахти, выходя во двор. — Подожди здесь.
Ильмо кивнул и остался на крыльце.
«Одно к одному», — мрачно подумал он, рассматривая ладони, на которых не было и следа пореза. Он нисколько не сомневался, что меч начал кровоточить из-за него. А что означают кровавые слезы железа — ну, в этом не было ни малейшего сомнения…
От невеселых дум его отвлек незнакомый голос:
— Господин Ильмаринен, удели мне толику внимания!
Ильмо поднял голову и увидел давешнего варга-кормчего. Коренастый рыжий парень стоял в паре шагов от него со скромным, просительным видом, — однако как-то умудрился подобраться так бесшумно, что охотник его не услышал и не заметил. Одеждой он не отличался от других воинов Ахти, но все равно выделялся среди них, как волчонок среди щенков. Карьяла скуласты и круглолицы, а у этого лицо, хоть юное и добродушное, словно было собрано из одних острых углов.