Речитатив оборвался на полуслове. Кюллики постояла немного, переводя дух, и с поклоном бросила разжеванное мясо на двор. После этого она задумчиво поглядела на свои ладони и снова начала бормотать.
На этот раз она, должно быть, от усталости, произносила слова медленнее, и Илмо удалось их разобрать. Удивился он безмерно: это был заговор от бессонницы.
Над озером сгущалась сизая хмарь. Туча затянула все небо, дождь усиливался. Прямо над головой полыхнула синеватая молния, и сразу вслед за ней грохнуло от души. Ильмо забормотал руну Таара, стискивая в ладони новый оберег с громовой стрелой. Глаза у него почему-то слипались, мысли путались. Из сеней донесся громкий зевок Ахти. Не хватало еще уснуть тут на крыльце! Ильмо тряхнул головой, прогоняя сон, но тот не отступал — видно, начал действовать заговор. Голос Кюллики набирал силу. Теперь она призывала Унтамо, старшего из Высших, бога-Сновидца.
«Не спать, а то умрешь!» — Ильмо вдруг вспомнил зловещее рунное предсказание, и у него мурашки побежали по коже. Первый раз он слышал, чтобы к Унтамо обращались вот так, напрямую. Зачем призывать такие могущественные силы, если не уверен, что с ними справишься? Как бы не уснуть навечно от такой опрометчивой ворожбы!
Но сделать он ничего уже не мог. Имя бога прозвучало, и неодолимая дрёма тяжелым облаком накрыла крыльцо. У Ильмо ослабели колени. Не в силах сопротивляться заговору, он сполз вдоль резного столба вниз и сел, привалившись к нему спиной. Где-то в туче снова оглушительно прогрохотало, но Ильмо даже не испугался — видно, его страх уснул раньше него.
Внезапно Кюллики оборвала заговор на полуслове. Глаза ее затуманились, дыхание участилось. Вдруг она начала говорить, монотонно и напевно:
— Два брата, два ворона: черный и красный, один с севера, другой с юга, один с болота, другой с пожарища — прокляты оба! Вижу пламя — много жизней в нем сгорает, неповинных, за ревность и злобу братьев-вождей. Большой дом горит на холме, и рябина у порога срублена, и камни очага выброшены вон! Вижу — из огня выходит мертвый воин. Тело его объято пламенем, душа его черна, как зола, сердце его полно ненависти. В одной руке он держит меч, в другой — пастуший рог. Вот он трубит в рог, поднимая за собой неисчислимые орды нечисти… и бежит перед ним все живое, но напрасно — он знает свои жертвы, и они от него не скроются…
Кюллики задыхалась, лоб ее блестел от пота, но жуткие и непонятные слова сами собой продолжали вырываться из ее рта. Ильмо вслушивался, пока хватало сил, но наконец сон одолел — и он провалился в забытье.
В небе рокотал гром, холодно вспыхивали молнии. Лосиный остров поливало дождем.
Сколько Ильмо проспал на крыльце, известно одному Укко. Очнулся он от того, что кто-то с силой тряс его за плечо. Во дворе стояли лужи, но дождь давно кончился и ветер разметал по небу последние обрывки облаков. Солнце неторопливо уходило за дальние острова. На берегу лаяли собаки, из дома слышались веселые девичьи голоса. Ахти стоял рядом на крыльце, и вид у него был совершенно заспанный.
— И тебя зацепило? Ильмо приподнялся, собираясь встать.
— Тс-с-с! Ахти повернул его за плечо в сторону двора, и Ильмо увидел Кюллики. Она сидела на нижней ступеньке, скрючившись и уткнувшись лицом в ладони. Платок сполз с ее головы, и по спине рассыпались густые, совершенно седые косы.
— Она теперь будет спать, — шепотом пояснил Ахти. — Ее нельзя будить, пока сама не проснется.
Ильмо молча кивнул. Он наконец понял, что сделала знахарка. Ее тело погружено в сон, а где блуждает душа, знают только боги, которых она призывала себе в помощь. Ему следовало догадаться раньше. Когда-то он и сам пытался проделывать подобное, но безуспешно.
— И когда она проснется? Ахти развел руками.
— Кто ж знает? Может, сегодня, может, завтра. Она, когда на ладонях гадает, всегда по-разному спит. Но не дольше девяти дней.
— Девяти дней?! Это я должен еще девять дней торчать на Лосином острове?
— Да тихо ты! — шепотом прикрикнул на него Ахти. Тут со ступеней донесся тихий вздох, и Кюллики подняла голову.
— Вот, разбудили, — с упреком сказал Ахти. — Небось теперь вся ворожба насмарку.
Кюллики встала, сладко потянулась, как после долгого сна, и будничным голосом сказала:
— Ахти, ягодка моя, что ты гостя держишь на крыльце? Проходите в дом, пироги небось давно поспели…
О предсказании она и словом не обмолвилась, как будто его и не было. Ильмо с удивлением покосился на приятеля. Когда Кюллики скрылась в сенях, Ахти шепнул ему на ухо:
— Ты не удивляйся. Она когда вот так ворожит, потом ничего не помнит.
После сытного ужина, когда зашло солнце, и Лосиный остров начал отходить ко сну, Ильмо осмелился напомнить Кюллики о прошедшем гадании. Он пересказал ей посланное богами страшное видение — всё, что запомнил, — и попросил его истолковать. Женщина, как будто ожидавшая этого вопроса, села на лавку и пригласила гостя сесть рядом. Откуда-то из сумрака выскочила девочка-служанка, воткнула лучину в светец. На этот раз Ахти при разговоре не присутствовал. Ильмо смотрел на мать своего друга и удивлялся ее цветущему виду и ясному взору, как будто не она только что творила сложные и опасные чары. Он ведь по собственному опыту знал, как это изнурительно. В блестящих глазах Кюллики плясало пламя лучины.
— Итак, видение, — проговорила она. — Ты должен понимать, что это не будущее. В мире богов ни прошлого, ни будущего нет. Время богов — Сон Унтамо, человеческие годы для них значения не имеют. Слово, что пришло через меня в этот мир, не описание того, что будет, и не объяснение прошлого. Скорее, предупреждение.
— Но мне угрожает опасность?
— Вот это — бесспорно. Встретив тебя на пороге, я сразу поняла, что ты ходишь под сенью огромной беды. И добро бы — ты один. Но ты навлекаешь несчастье на всех, с кем связан…
Ильмо сцепил пальцы в замок.
— Тун снова на меня нападет?
— Может, да, а может, нет — если решит, что ты погиб в озере. Но грозящая тебе опасность связана не с туном.
— Как? Кюллики устало вздохнула.
— Пойми, Ильмо, ты не средоточие вселенной. В мире происходит что-то нехорошее. Одно тянет за собой второе, второе — третье, и вот леса и озера полнятся демонами, а туны пересекают Борозду и начинают охотиться на людей. Нечто вызывает перемены в мироздании, и все они к худшему. Не знаю, зачем тебе это говорю, — всё равно не поймешь… С другой стороны, они и тебя коснулись. Пока самым краем…
— Ничего себе «краем», — проворчал Ильмо. — Но если беда мне грозит не от туна, то от кого?
— Не знаю, Ильмо. В видении, насколько я понимаю, речь идет о родовой вражде и мести. Тебе виднее.
— У нашего рода нет врагов!
— Ой ли? Ты даже про первопредка своего ничего не знаешь, а как насчет отцов и дедов? Нет ничего проще, чем приобрести врага. Например, мой сын Ахти едва не вызвал войну рода Каукомьели с сильным и многочисленным родом Саво. Он похитил там девушку, дочь вождя…
— Эка невидаль, — пробормотал Ильмо.
— …но вскоре вернул ее обратно, — спокойно закончила Кюллики. — Ее родители очень обиделись.
В памяти Ильмо что-то шевельнулось.
— Это ведь ты приказала ему вернуть невесту?
— Я, — кивнула Кюллики. — и Ахти знает, почему. Впрочем, скажу и тебе. Ему предсказана смерть от жены. Так что, пока я жива, он не женится.
Голос Кюллики вдруг изменился.
— Ах, как он похож на отца, — глухо проговорила она, и в ее голосе зазвучало затаенное горе. — Мой Лемпи, ягодка лесная, тоже был красавец-удалец. Как из лука стрелял, как песни пел! А сколько девушек по нему сохли! Его родичи очень не хотели, чтобы он на мне женился, — меня ведь уже в девичестве считали ведьмой, женихи от меня бегали. Но мне до их хотения дела не было. Тем более, я знала, что моему милому не суждена долгая жизнь. Я решила — пусть недолго, да мой. Вот и приворожила его…
Несколько мгновений они сидели молча, только потрескивала в тишине лучина, да шипели падающие в воду угольки. Потом Кюликки тихо сказала:
— Уезжай, Ильмо. И не втягивай моего единственного сына в свои беды.
— Да я и не втягиваю, — сдавленным голосом ответил Ильмо. — Скажешь — уеду, хоть сейчас.
Кюллики слабо улыбнулась.
— Сейчас не надо. А завтра на заре отправишься с рыбаками в обратный путь, пока похъёльцы тебя здесь не обнаружили. Если Ахти пожелает тебя проводить, я возражать не стану — на воде ему бояться нечего. Я, конечно, тебя не гоню, но предупреждаю честно — безопасного приюта тебе здесь не будет.
«Яснее ясного, — подумал Ильмо. — То же самое, что и в Калева. О том, чтобы зимовать тут с Айникки, можно забыть».
— Спасибо и на том, добрая хозяйка, — буркнул он.
— На здоровье, Ильмаринен, — серьезно ответила Кюллики. — Плыви прямо к Вяйно, никуда не сворачивая, и больше никуда от него не уходи.
Глава 17 ЛЕДЯНОЙ ПОТОК
В обратный путь к реке Яннего и землям рода Калева Ильмо отправился уже на следующее утро. Ахти опечалился и долго уговаривал его погостить еще, но Ильмо проявил твердость — гостеприимством Кюллики он был сыт по горло.
Отплыли на заре, на двух лодках, под глухое ворчание рыбаков, которым приходилось делать большой крюк, чтобы отвезти Ильмо восвояси. Но ворчали они тихо, потому что в первой лодке сидел Ахти, — он в самом деле вызвался проводить приятеля до самого дома.
— Должен же я убедиться, что ты доплыл благополучно! — сказал он. — Высадим тебя прямо напротив горы Вяйнемейнена, сдадим учителю с рук на руки…
Вместе с Ахти в путь увязался и Аке Младший. Ильмо всерьез опасался, что на Лосиный остров варг возвращаться не собирается. Уж очень внимательно он прислушивался к разговорам про Вяйно, видимо собираясь обратиться к старому колдуну за советом. «Вот Ахти-то разозлится, — с тревогой думал Ильмо. — Ахти вспыльчив и скор на расправу, а варг есть варг, хоть он с виду и тихоня. Не поубивали бы друг друга…»
Над озером поднималось солнце, золотило паруса. Вот и берег Лосиного острова скрылся за горизонтом. Ильмо и Ахти, развалившись на корме, тихо разговаривали. Аке сидел рядом и время от времени вставлял слово, не забывая поглядывать по сторонам. Что-то вдалеке на севере привлекло его внимание. Несколько мгновений он всматривался в даль, в сизую дымку, затянувшую горизонт.