— Ильмо! Здорово, дружище! — радостно приветствовал его Ахти. И тут же нахмурился, заметив свежие синяки на лице.
— Ильмо, проходи, — ласково сказал Вяйнемейнен. — Присаживайся. Разговор как раз о тебе…
Куйво пинком отправил за дверь Юнни, который пытался проскользнуть за печь за его спиной, и сам присел к столу. Ильмо хотел сесть рядом с ним, но Ахти встал и сделал ему знак выйти.
— Вы не стесняйтесь, беседуйте, — разрешил он калевским старейшинам, онемевшим от такой дерзости. — Мы сейчас придем.
Друзья вышли в сени, пожали друг другу руки.
— Что у тебя с лицом? Антеро не говорил, что тебя били, — сказал, просто схватили и заперли в подполе…
— Не в подполе, а в леднике, — мрачно уточнил Ильмо. — Ну да не о том речь. Ты сам-то как тут оказался?
Ахти весело тряхнул головой.
— А я передумал возвращаться. Доехал до Заельников, послал матери весточку, чтобы прислала ладью — забрать меня из устья Яннего, — а сам отправился в Калева. Потом вернулся бы озером. Уже в лесу меня Вяйно догнал перед самой деревней, не пойму как. Прямо передо мной вышел из-за дерева вместе с косоглазым, как из воздуха, клянусь! Вот мы и приехали в Калева все вместе.
— А голова туна откуда взялась?
— Э-э-э… Ну, я, когда уезжал из дома Тииры, все-таки решил ее взять на память. Зачем сжигать такую диковину? И вообще, я подумал: позорно для воина прятаться от мести родичей убитого врага!
— Ну зачем ты в это лезешь? — тоскливо спросил Ильмо.
— Неужели ты думаешь, я оставлю всю месть тебе, а сам сбегу восвояси? — серьезно спросил Ахти. — Убивали мы его сообща, а разбираться с родственниками упыря будешь ты один?
— Это мое дело, которое тебя совершенно не касается!
— Как это не касается? Это касается всех карьяла! А щука-хийси? Помнишь слова Кухи о том, что нечисть захватила леса и начинает просачиваться в царство Велламо? Допустим, Тапиола всегда оставалась для нас чуждой, но ведь род Каукомьели живет от воды. Если нельзя будет спокойно выйти на рыбный промысел, что с нами станет? Я — глава рода, я отвечаю за него перед богами. Пусть в обыденном управлении хозяйством я не очень силен, но, когда приходит время его защищать, кто это будет делать, если не я? Не мать же!
Ильмо стало стыдно. Оказывается, не только о подвигах и приключениях думал Ахти, помогая ему найти и убить туна, но и о защите своей земли. А он, Ильмо, — исключительно о себе, о спасении своей бестолковой жизни.
— О чем они тут болтают? — спросил он, меняя тему. Ахти презрительно фыркнул.
— Старейшины ваши… Ух, я бы их… а особенно ведунью… Вчуже и то стыдно, честное слово.
— Да что случилось-то? — Ильмо вспомнил предупреждение Куйво и спросил наугад: — Я во всем виноват, да?
— Вот именно. Когда Вяйно рассказал вашим старейшинам, чью голову я привез, они чуть не померли с перепугу. Раньше-то они считали, что ты прогневал Тапио, и он насылает на Калева своих хийси. А оказалось, что за тобой гоняется настоящий похъёльский оборотень!
— А то, что мы его убили, вроде как неважно?
— В том-то все и дело. Если бы мы его просто прогнали — другой разговор. Они ведь тоже понимают, что за него будут мстить. Вон, послушай, как тебя родичи хвалят!
Из избы как раз долетел громкий возглас знахарки:
— А прогнали бы ентого Ильмо еще пять лет назад, как я советовала, — и ничего бы не было!
— Да о чем вы, родичи! — не выдержал Ильмо, возвращаясь в избу. — Постыдились бы! Я же вас от упыря избавил!
— Ты себя избавил, — язвительно сказала Локка. — От того, кого сам же на себя и на нас накликал. Что теперь — всему роду за тебя отвечать?
— А тебе лишь бы от меня отделаться. Ты знаешь, — обратился он к Вяйно, — что она меня сжечь хотела, под предлогом того, что я и есть тун? Или, — повернулся он к Локке, — не смогла сослепу разобрать, кто перед тобой стоит?
Среди старейшин послышались сдержанные смешки.
— Что пристрелил упыря — молодец, — сказал один из них. — Но твое удальство может нам всем аукнуться.
— Предсказание-то сбылось! — не унималась Локка. — Беды навлек? Навлек. Войну к нам привел?
— Хватит, — оборвал ее Антеро, хлопнув ладонью по столу. — Мы не виноватых здесь ищем, а решаем, что делать дальше. Вяйнемейнен объяснил нам, кого подстрелил Ильмо, — не простого похъёльца, а похъёльского княжича. А за княжича виру нам не потянуть — даже если согласятся взять…
— Какая вира? Он сам виноват, — возразил Ильмо. — Он явился в наши земли, сам первый напал…
— Вот ты и скажешь это похъёльцам, когда они всей стаей прилетят мстить.
Старейшины снова зашумели.
— Может, закопать его потихоньку?
— Боюсь, что уже поздно, — негромко сказал Вяйно. — Даже если бы мы сожгли туна сразу, Лоухи отыскала бы его колдовством. Она ведь знала, куда он направляется.
Все умолкли. Кто-то задумчиво предложил:
— Может, выдать им убийцу?
Ильмо побледнел от такой черной неблагодарности.
— Не поможет, — подал голос Йокахайнен. — Этого мало. Поверьте, уж я-то знаю.
Старейшины согласно закивали головами. Похъёльцы — это вам не соседский род, с которым всегда можно договориться. Они чужаки, хищная нечисть. Если уж появились в землях карьяла, значит, по-хорошему не уйдут.
— А что этот тун вообще здесь делал? — вслух подумал Антеро.
— Да? — подхватили все.
— Он меня искал, чтобы убить! — сказал Ильмо, поскольку Вяйнемейнен родичам явно ничего объяснять не собирался.
— Почему же именно тебя? — сказала Локка. — А пропавшие девки? Может, похъёльцы задумали весь род погубить — как тот, что у озера Олений Мох! За один день. Всех. И никаких следов, одни трупы.
Старейшины беспокойно зашевелились. Антеро, кашлянув, произнес:
— Вяйно, соседушка, на тебя вся надежда. Ты больше нас знаешь о Похъёле. Что нам делать, как поступить?
В избе прекратились разговоры, и все взгляды обратились на Вяйно. Он едва заметно улыбнулся, словно ждал этого момента.
— Я думаю, — веско произнес он, — надо спросить совета у вашего пращура.
Ответом ему была удивленная тишина. Ильмо и Ахти переглянулись. Что это задумал Вяйно? А тот объяснил:
— Поднимемся на холм, где стоит идол Калева, призовем вашего предка и зададим вопрос.
— Эк у тебя все просто — «взойдем и спросим», — отозвалась Локка. — Может, к тебе предки и заходят на огонек, поболтать о том о сем, а у нас в Калева все иначе. Вызвать предка — сложный и долгий обряд, да еще неизвестно, отзовется ли. Мне надо приготовиться…
— Ничего, старушка, — успокоил ее Вяйно. — Я сам спрошу предка. Мне он быстро ответит.
Локка неприязненно покосилась на него.
— Ты, Вяйно, хоть и умудренный чародей, и мы все перед тобой малые дети, — но ведь ты не из рода Калева. Почему же наш пращур вдруг с тобой заговорит?
— Да ты просто завидуешь! — не удержался Ильмо. — А сама прикормила молоком гадюку на болоте, опоила ее пивом и вырезала мешочек с ядом, а для чего — вот вопрос!
— Ой, смотри, рыжий, — прокляну…
— Все замолчали! — рявкнул Антеро. — Не видите, я думаю!
Предложение Вяйно понравилось старосте. Чародей не просто давал совет, а косвенно предлагал разделить ответственность.
— Что скажешь, старче? Точно справишься?
— Чтобы вы не сомневались, — посмеиваясь, сказал Вяйно, — я вызову предка в зримом облике, и он сам изъявит роду Калева свою волю!
Известие мгновенно распространилось по деревне. Вскоре весь род Калева собрался на высоком берегу Звонкой, кольцом окружив холм с идолом и священным камнем. Почти у всех в руках горели факелы, на берегу было светло как днем. Вяйно поднялся на холм и теперь стоял там один, рядом с идолом. Ильмо смотрел на них обоих и поражался, как никто из родичей до сих пор не понял, кем им приходится Вяйно на самом деле. «Теперь понятно, почему предка вырезали с закрытым лицом!» — думал он. Неужели Вяйно собирается признаться, кто он такой? А если ему не поверят? Народец в Калева темный, вредный и недоверчивый…
Но Вяйнемейнен задумал нечто иное. Дождавшись, когда на берегу установится тишина, он встал рядом со священным камнем, положил на него руку, поклонился реке и запел руну.
— Вы, среди реки каменья, опененные утесы!
Вы чело нагните ваше, головы склоните ниже!
Ты, старуха, в глуби темной! Мать, что в пене обитаешь!
Ты всплыви наверх, на волны! Поднимись над пеной грудью!
Едва ли кто-то, кроме Локки, понял, что он поет и кого призывает и при чем тут, собственно, мать, когда речь идет о праотце Калева. Да и той стало не до размышлений, когда по гладкой поверхности реки вдруг побежали круги. В берег плеснула маленькая волна, за ней другая. Над берегом раздалось дружное «Ах!», и толпа отпрянула от кромки воды. Под темной водой появилось бледное перламутровое сияние. Оно разгоралось, переливаясь то зеленоватым, то белым, то розовым. Вода уже не просто колыхалась — она бурлила. Жители Калева попадали на колени. Нечто сияющее, многоцветное всплывало из глубин. И вот волны отхлынули, и над поверхностью поднялась огромная, уродливая лягушачья голова. Кожа чудесного существа блестела как стекло, клюквенно— красные глаза мягко светились в сумраке ночи. Ильмо мгновенно узнал водяницу Велламо, что спасла его, подняв со дна Кемми. Увидев, что водяница смотрит прямо на него — он был едва ли не единственный, кроме Вяйно, кто не стал падать ниц, — он спохватился и низко поклонился ей.
— Ильмаринен… — поплыл над водой ее странный булькающий голос. — Пусть он идет в Похъёлу и там возместит ущерб!
Еще не успела отзвучать «воля пращура», а водяница уже погрузилась в Яннего. Темная вода сомкнулась над ее головой, сияние постепенно отдалилось и погасло, и вскоре ничто не напоминало жителям Калева о чуде, которому они стали свидетелями.
— В Похъёлу?! — нарушил благоговейную тишину вопль Ильмо. — За что?! Нет!!
— Предок посылает тебя в Похъёлу! — воскликнул глубоко взволнованный Ахти, вскакивая на ноги. — Повезло же тебе!