ивал: — Ой, здравствуйте, добрый день... Или у нас вечер уже? Я Анатолий Федорович, Сережин папа.
— Очень приятно. Лена... — На самом-то деле Лене было не очень приятно — ведь она отчего-то полагала, что они с Сергеем в квартире одни, как в прошлый раз.
— Лена, я отниму у вас Сережу на две секунды, ладно? От силы — на четыре...
— Пожалуйста...
— Тем более у вас тут есть чем заняться, — поддержал отца Сергей. — Ищите, Лена. Ищите и вспоминайте.
И мужчины удалились в коридор.
— Слушай, хорошенькая, — тут же шепнул сыну Анатолий Федорович.
— Возможно. Ты что хотел, папа?
— Желание мое наивное, по всей вероятности, но оно, понимаешь, настырное! — Анатолий Федорович кашлянул, как делают люди, переступающие через неловкость. — Вот у меня при себе... Ну, в общем, ни то ни се... Хотел в киоске на углу купить чего-нибудь, ну, хоть этих «марсов», что ли, «кока-колы», чтобы мальчишка не сравнивал свой дом с домом чужого дяди не в пользу... — Не договорив, Анатолий Федорович опустил глаза. — Я знаю, конечно, что это дешевый популизм, так сказать, в стиле Жириновского, но... В общем, добавишь немножко?
Сергей молча достал деньги, протянул несколько бумажек отцу.
— Держи. Но уж больно он дешевый, этот твой популизм...
— Вот спасибо, — Анатолий Федорович быстро убрал деньги в кошелек. — Я быстро. А что Сашка один там побудет — не бери в голову: он увлечен некоторыми реликтовыми ценностями. Там, знаешь, есть такие марки... Да! А тебе опять повторю: хорошенькая! Только вот... Не стерва ли?
Сергей рукой махнул.
— Пап, не гадай. Без толку это. Там, возьми мои ключи... Анатолий Федорович кивнул, и они разошлись: Анатолий Федорович одеваться, Сергей — обратно на кухню.
— Сереженька, что же вы мне не сказали по телефону, что сегодня не с руки вам, что папа у вас тут? — спросила Лена.
— Не только. Еще и сын. То есть потому дед и нагрянул, что по внуку соскучился.
— Понятно... Но я-то могла и в другой раз. Мне-то не к спеху.
— Как — не к спеху! Четыре дня валяется где-то кольцо и посмеивается над нами, недотепами. Я хотел ведро сегодня вынести...
— Да что вы мне все — ведро, ведро! Такая семейная идиллия, а я тут, - следопыт непрошеный! Нет, я лучше пойду. Как-нибудь в другой раз... — Лена двинулась в прихожую.
Сергей последовал за ней. Прорвавшееся Ленино раздражение щепетильный Сергей растолковал по-своему:
— Лен, я не брал его, чем хотите, клянусь! Я даже на вас его не помню!
— Вот какой вы человек, Сережа... «Не помню»...Так, невзначай, приватизируете чье-нибудь сердце, а потом скажете: да не брал, не помню! Еще не факт, что оно было у вас! И предложите обыскать ведро! Шучу, не сердитесь... Примите, Сергей Анатольевич, горячие мои извинения и просто забудьте, выкиньте из головы эту историю. Может, еще позвоню и скажу: случай тяжелого маразма — колечко лежит себе преспокойно в ванной. Да, я такая... Привет!
Лена сама открыла дверь и шагнула на лестничную клетку.
— Очень желаю вам, Лен, чтобы так все и вышло, — проговорил Сергей на прощание. — Не забудьте позвонить в любом случае!
Лена молча пошла к лифту. Вызвала.
— Эй, Леночка, а вы гораздо веселей казались, когда пришли! — Сергей все еще не закрывал дверь. — Тоща надежды были, да?
— Была, Сережа, была. И сплыла. Обычное дело... Мне, наверное, трудновато будет позвонить вам... Не спрашивайте только почему, ладно? Да, я сама что-то спросить хотела... А, да! Вы курите или бросили уже?
— Какой там! Дымлю как паровоз. А что?
— Да ничего. Это я так... — Лифт наконец подъехал. — До свидания, Сережа... — Лена исчезла в кабине.
Сергей вернулся в квартиру. Постоял немного в коридоре, в задумчивости: все-таки не очень хорошо с Леной получилось. Похоже, он ее обидел...
Прошел на кухню. На столе краснела пачка из-под сигарет «Мальборо», которой раньше тут не было — Сергей курил, конечно, сигареты западные, но «Мальборо» все же позволить себе не мог... Значит, Лена забыла... Но она же вроде не курит...
Сергей раскрыл чуть початую пачку и только тут обнаружил написанный синим по белому телефон. И подпись: «Лена».
Сергей ухмыльнулся. Но сигарету из пачки все же достал. Закурил...
— Нет, правда, Регина! Есть на свете какая-то вещь, поклявшись на которой, баба не солжет? Переступить не сумеет?
— Типа Библии?
— Типа, типа...
— Ну для меня лично это «Мастер и Маргарита». Шведов засмеялся.
— Ладно, иди гуляй. Там черт положительный герой! В союзе с ним вы способны на что угодно! — Игорь Андреевич снова плеснул себе коньяку, опрокинул рюмку.
Регина не выдержала:
— А что это вы накачиваетесь, простите, как слесарь по сантехнике? Давайте я вам фруктов каких-нибудь принесу, что ли? Или, может быть, сардинки?
— Укрась ими свою шляпку! Зараза ты этакая... Регина. Как же я работать с тобой буду, когда я не верю тебе?
— Вам год понадобится, чтобы воспитать и обучить другую.
— Это верно. Но где гарантии, что через пару-тройку лет она тоже не кинет мне подлянку? Как ты сегодня?
— Ну вот, опять... Игорь Андреевич, ну всеми же святыми клянусь! Ну хотите, на колени перед вами стану!
— Уймись, пожалуйста. Скажи лучше: этот мой выбор... Ну, всю эту горячку по поводу Маши ты ведь не одобряла, правда?
— Нет, Игорь Андреевич, — призналась Регина честно и не без гордости, — не одобряла. Казните или милуйте, но чтото подсказывало мне.
— Ну, так я тебя поздравляю! Твой нюх — он как у хорошего конвойного пса... Похоже, не подводит тебя никогда... — Шведов в сердцах шарахнул кулаком по столу. — Ладно-ладно, иди... Иди, пожалуйста...
— Может быть, все-таки...
— Регина, иди!
Не став испытывать терпение шефа, Регина закрыла за собой дверь с той стороны.
Игорь Андреевич остался один. Один на один со сжигающей его ревностью и сомнениями. Страшными сомнениями в человеке, которому еще какой-то час назад доверял безмерно... Шведов желал говорить с Машей. Выяснить отношения раз и навсегда! И немедленно!..
Игорь Андреевич отпер дверь квартиры ключом и, не встреченный никем, прошел в свой кабинет. Уселся за стол.
За дверью раздался скребущий звук. Шведов знал — это Маша, которая хочет его видеть, но помешать боится. Игорь Андреевич срочно уткнулся в первый же попавшийся журнал, дабы продемонстрировать, что эта ее боязнь правильная и обоснованная.
Он действительно занят. Очень занят.
Маша все-таки вошла.
— Ты решил не здороваться сегодня, прошмыгнул как мышь...
— Почему же, — Шведов даже не оторвал глаз от журнала. — Бон суар.
— Бон, бон... Моя дочь обычно переходит на иностранные языки, когда держит какой-нибудь камень за пазухой...
— Нет, я эти камушки прячу в сейф, так что за пазухой — чисто. Было бы у всех так.
— А лицо отечное... Тяжелое... И коньяком разит...Ты что, пил, Игорь?
— Да. Представь себе — я пил. И что же? Какие из этого следуют выводы?
— Да на здоровье, Господи... Вот уж что тебе не грозит, так это алкоголизм... Но как-то... Ты такой колючий...
Шведов провел рукой по щетине.
— Не может быть. Наверное, спешил утром, плохо побрился. — Он откровенно издевался.
Но Маша была терпелива.
— Очень смешно... Может быть, скажешь лучше, с кем выпил? И по какому поводу? У тебя что, неприятности?
— Мелкие. Но такие, чтобы сразу требовалось сострадание.
— А со мной совсем не нужно быть Рембо. По-моему, скучно, когда рядом супермен, ничем не прошибаемый... Когда он семь дней в неделю такой, зимой и летом...Ты вот так отстраняешься все время — мол, жалости тебе не надо. А во мне усыхает какая-то очень важная женская способность. Или даже потребность...
— Да, такое за тобой замечено. Но с этим — к другому твоему мужу. Он, судя по всему, ценитель...
— Он — да... А в чем дело, Игорь?
— Ни в чем.
— Не отвечай как шестиклассник. Я что, плохо отношусь к тебе? У нас что-то не клеится?
— Самое забавное, что вроде бы этого не скажешь.
— Ну а в чем же тогда дело?
Шведов молчал. Говорить он хотел, даже кричать, но не знал, с чего начать.
— Расскажи мне, что за неприятности. Они на самом деле мелкие? А крупная у тебя может быть только одна: это если вдруг объявят военный коммунизм и всем женщинам нужно будет носить форму, как китайцам когда-то. Вот тогда Шведову хана...
Усевшись на подлокотник кресла, Маша принялась гладить Шведова по волосам.
— ...А если этому не бывать, то все другие неприятности и вправду мелкие. Если сравнивать с большинством, то Шведов и вправду титан.
— Из мифологии или из поезда?
— Из какого еще поезда?
— Титан в поездах — это большой кипятильник...
— Сама знаю, не сбивай меня, пожалуйста... Я говорю, что неприятности, которые других людей сбивают с ног, — для тебя комариный укус.
— Комаров я как раз боюсь.
— Ну я не в буквальном смысле! Давай найдем какоенибудь другое сравнение — ну, как лилипутская стрела для Гулливера.
— Ага... Если она — не в глаз...
— Игорь, ну погоди со своими придирками. Я же не просто воркую. Я по делу...
— Ах вот оно что! Тогда слезай с подлокотника, не касайся меня ласковыми ручками, а просто и честно назови сумму.
— Какую сумму?
— Которую тебе надо у меня выклянчить.
— Да не нужна мне никакая сумма! Я про Катю хотела... Ну, помнишь ее... Знаешь, как она тут плакала от беспомощности... от того, что ей страшно: она же одна растит ребенка...
— Короче, в чем проблема? — перебил Шведов грубо.
— Игорь, по-моему, ты вел себя по меньшей мере невежливо... — заметила Мария Петровна.
— Милая, замечания делай, пожалуйста, своим шестиклассникам, а я уж как-нибудь... Так в чем проблема? Ты же хотела по делу? Вот и говори. Знаешь, мы, деловые люди, не любим, когда вокруг да около. Привыкай сразу брать быка за рога...
— Ну хорошо. Катя потеряла работу. А в парикмахерском деле она профессионал. Не хуже твоего Алика-Фигаро...