Учитель брезгливо поддел кинжалом край мундира.
– Снимай. Хочу видеть каждый след, который оставлю сегодня.
Получив приказ, узник вынужден был немедленно подчиниться. Затем учитель, не теряя времени, заключил Микеля в самые прочные из имеющихся в оков и внимательно оглядел его со всех сторон.
– Ну что, мышонок, – довольно усмехнулся он, – начнем с наших старых друзей? Ты ведь наверняка по ним соскучился? Они по тебе – да!
Следующие несколько часов показались Микелю бесконечной мукой: вошедший в раж старик ни в чем себе не отказывал.
– Как приятно, что все время нашей игры ты держишь себя в руках. – Он едва не задыхался от исступления. – Честно говоря, меня всегда раздражало твое безучастие. Я словно старался впустую! Сейчас же ты стал выносливее, а значит, нас ждут более интересные игры… – Он покосился на углубление в полу. – Но всему свое время. Сегодня я хочу еще немного пощекотать тебя, а завтра приступим к настоящим развлечениям.
Остановился мучитель сильно за полночь, изрядно утомившись. Все-таки он был уже немолод и не так энергичен, как раньше. Хотя его тяга к жестокости с возрастом ничуть не притупилась – наоборот, обострилась. Оставив измученного шерьера в цепях, старик удалился. Лишь бросил на прощание, чтобы тот ждал его здесь и не смел даже думать о побеге.
Микель сам не помнил, как провалился в сон. Это было больше похоже на глубокую дрему, в которую то и дело вплывали образы: золотые завитки волос, синие цветки воларьи, запах выпечки и звуки знакомой, такой родной мелодии. Вдруг резкая боль вырвала его из утешительного забытья. Он закричал и проснулся. На боку его багровело клеймо в виде пляшущего человечка.
– Рад, что ты проснулся. Хорошо спалось? – с улыбкой поинтересовался учитель. – Мне – прекрасно. Как видишь, пока ты отдыхал, я успел слегка подготовиться.
Он кивнул в сторону обитой металлом дыры в полу. Теперь она была до краев наполнена чем-то золотисто-желтым.
– Что это? – бесцветно спросил Микель.
– О, ну наконец-то ты заговорил! А то, честно сказать, вчера меня немного утомила твоя молчаливость. Отныне говори, пожалуйста, вслух все, что у тебя на уме. Хочу знать обо всем, что ты чувствуешь. – Старик облизнулся. – О каждой капле боли. Ну и раз уж мы с тобой сегодня начали с беседы, рад сообщить, что здесь, внизу, прямо под нами, есть специальное помещение. Оно приспособлено для того, чтобы подогревать воду в купальне. Но вода – это скучно, правда? Поэтому я налил в купальню масло. Когда оно достаточно нагреется, мы узнаем, насколько ты предрасположен к такому типу развлечений. У меня хорошее предчувствие!
Только теперь Микель понял, откуда в его сне появился запах выпечки.
– Если… Если швырнуть человека в кипящее масло, он умрет, – выдавил он.
– По счастью, ты не человек, – отозвался учитель. – Но ты прав, не хотелось бы рисковать. Если ты случайно сдохнешь так скоро после нашего долгожданного воссоединения, это будет невосполнимая потеря. Как насчет того, чтобы начать, например, с ноги? – Он постучал пальцем по колену шерьера.
Вообразив, какая чудовищная боль его ждет, Микель обмер. Он не представлял, как можно подготовить себя к такому, и не хотел быть в сознании в этот момент. Однако, являясь наполовину шелки, понимал, что, если владелец его вьевии прикажет, он послушно сделает что угодно.
– Мне не нравится, когда мне не отвечают, – процедил учитель и с силой ударил Микеля по колену ногой.
Задохнувшись от боли, шерьер сжался, насколько позволяли оковы. Когда пелена, застилающая глаза, спала, он посмотрел на своего мучителя и спросил:
– Что ты хочешь от меня услышать?
– О, всего лишь правду, – усмехнулся старик. – Но ты, похоже, не способен ее выдать, даже притом что твоя шкура у меня. Такие твари, как ты, существуют лишь для того, чтобы преподать урок другим.
– И кому же я преподаю урок сейчас?
– Глупый вопрос. Разве здесь есть кто-то еще, кроме нас двоих? Очевидно, что свой урок получаю я. Через тебя я учусь чувствовать тонкую грань между тем, что причиняет ужасную боль, и тем, что убивает. Как же прекрасно иметь в руках инструмент, позволяющий полностью подчинить себе того, кто обладает настолько сильным, выносливым телом! Такая тварь, как ты, в этом смысле идеальна. Ты рад, что хоть в чем-то являешься идеалом?
– Не помню себя от радости, – издевательским тоном сообщил Микель.
В голове неожиданно прояснилось. Где-то глубоко внутри возникло странное, неуместное воодушевление, словно из ниоткуда пришло осознание, что все будет хорошо. Оно захлестнуло шерьера с головой и дало ему собраться с мыслями. Все это время он продолжал лихорадочно соображать, как выведать у старика, где он прячет вьевию? В памяти всплыла подсказка: Мальтруй. Хитрый торговец в два счета выведал у разбойника нужную ему информацию. Фокус в том, чтобы вести себя так, будто уже все знаешь, – догадался Микель. А что, если пойти дальше и притвориться, будто тебе известно даже больше, чем человеку, которого ты хочешь разговорить?
В мгновение ока в голове Микеля созрел план.
– Кстати, у меня для тебя новость, – сказал он. – Моей вьевии у тебя уже нет. Пока ты тут щелкал клювом, словно павлин, твое сокровище похитили. Так что теперь я не обязан тебе подчиняться.
– Думаешь, я поверю? – скептически заметил старик. – Мне объяснили, как это устроено. Будь все так, как ты говоришь, ты давно бы вырвался из оков и сбежал. А раз мы оба здесь, захлопни свою лживую пасть и подчиняйся хозяину!
Микель хотел съязвить, но не смог произнести ни слова. Его губы словно склеились, и он почувствовал себя беспомощным как никогда. Даже невозможность двигаться не так пугала, как невозможность открыть рот. Полюбовавшись с минуту на его мучения, учитель сказал:
– Вижу, ты понял свою ошибку. Что ж, давай я в красках опишу твое будущее. Хочу, чтобы ты в полной мере осознал, что тебя ждет. Ты никогда не получишь свою шкуру. Она моя. Ты будешь жить вечно, бок о бок со мной, пока мне не надоест с тобой развлекаться. Хотя не думаю, что мне когда-нибудь надоест, учитывая возможности твоего тела. Хочешь что-то сказать? Я позволю тебе это. Только сначала добьюсь этого вашего демонского запечатления. Знай я о нем раньше, сделал бы это, когда мышцы мои были крепче, а сам я – здоровее и моложе. – Он подошел к Микелю вплотную и провел морщинистыми руками по его груди. Шерьера передернуло от отвращения. – Думаешь, мне этого так уж хочется? Если бы не возможность жить вечно, которую дает запечатление, я бы ни за что не притронулся к такой богомерзкой твари, как ты. Ну что, ты готов? Нет? Отлично, тогда я начинаю! – Он наклонился к уху парня и приказал: – Пой для меня.
И Микель, не в силах сопротивляться, разомкнул губы и запел.
Глава 58, в которой соблюдены все три условия
К огромному облегчению Микеля, учитель не дал конкретных указаний, поэтому, недолго думая, парень затянул самую похабную песенку, какую знал:
– Жил на свете кроль морской!
Жил он со своей женой!
Был он груб и нелюдим!
Трам-тирлим, тудум-тирлим!
Лицо учителя вытянулось. Сначала на нем отразилось недоумение, потом раздражение, а после откровенная злоба. Микель едва допел последний куплет, как тело его обожгла нестерпимая боль от удара.
– Решил посмеяться надо мной? – процедил сквозь зубы учитель. – Не могу понять, чего ты хочешь этим добиться. Думаешь, такая отвратная песня спасет тебя? Единственное, что ты получишь за свою выходку, – еще одно наказание. Я хотел отложить это на потом, но ты меня просто вынуждаешь… – Он достал из сундука тот самый цветок с четырьмя лепестками. – Знаю, ты искусен в обращении с фьютией. Эта вещица работает примерно по тому же принципу. – Он нажал скрытую кнопку на рукояти, и лепестки закрылись, словно образовав бутон. – Есть, правда, одно отличие…
Никогда еще Микель не испытывал настолько сильного отвращения, как в тот момент, когда осознал, что его ждет. Он готов был извиняться, умолять, петь любые песни, обещать что угодно, но понял, что все это только раззадорит мучителя, обожающего чужие страдания.
Он все еще помнил свое обещание, данное Реми, но в этот момент, глядя на омерзительный инструмент, сомневался, что сможет сохранить сознание и не провалится в успокаивающую пустоту небытия – возможно, навсегда.
– Начнем, богомерзкая тварь! – в предвкушении облизнулся учитель.
Зажмурившись, Микель представил себе короля: как они веселились вместе на ярмарке, как болтали у костра, как дрались подушками. Вспомнил, как сердито он отчитывал шерьера за очередную мелкую провинность. Пришло время прощаться. Он предал своего короля. Реми больше никогда его не простит. Микель и сам не простил бы себя.
– Сам ты богомерзкая тварь! – разнесся по комнате звонкий голос. – Ты, чертов садист, просто наслаждаешься чужими страданиями!
Микель не понял, откуда выскочил Реми. Когда шерьер распахнул глаза, мучитель валялся на полу в паре метров от него и вокруг его головы растекалась темная лужа. А прямо перед Микелем стоял его король с обломком ржавой металлической трубы в руках. Он тяжело дышал, стиснув зубы, и полуиспуганно-полусвирепо смотрел на лежащего в стороне человека.
– Какой приятный сон… – выдохнул Микель, подозревая, что случилось то, чего он боялся: не вынеся ужаса, он впал в забытие.
Труба жалобно лязгнула об пол и откатилась в угол. Ледяные руки сжали щеки шерьера, приведя его в чувство.
– Кретин! Я так за тебя переживал! – воскликнул Реми.
Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Наконец шерьер взволнованно спросил:
– Что с твоими волосами?
Реми нахмурился:
– А что, без них я недостаточно хорош?
– С ума сошел? Да я только из-за тебя еще в сознании!
Лицо Реми смягчилось. Он больше всего боялся, что найдет шерьера в пугающем отстраненном состоянии и не сможет до него достучаться.